Дворцы на белом песке

 
Ветер.
Эол , Борей , Зефир , Эвр , Нот … Сколько имен у потока воздуха, который сшибает с ног, пронизывает до костей, заставляя почувствовать, что являешься ничем иным, как кусочком плоти, легко стирающимся с лица земли. 
Ветер.
Ветер и песок.   
Дюны, сливающиеся в пустынях в огромные цепи. Гигантские поющие барханы. Заплеванное, покрытое телами отдыхающих и грудами мусора побережье.
Песок.
Песок и дворцы.
Восхитительные дворцы с позолоченными крышами, серебряными рамами и алмазными ступенями. За;мки, в которых играет приятная музыка и слышны веселые голоса любимых людей.
Единственный недостаток этих дворцов – то, что они построены на песке и из песка, и рано или поздно их развеет и унесет в поднебесье ветер.
Ветер.

I. Илья Назаркин.

17 мая 2013 г. Москва.

«И - боже вас сохрани - не читайте до обеда советских газет», - сказал Булгаков устами профессора Преображенского и, безусловно, был прав. Советский Союз канул в Лету, бумажные средства массовой информации постепенно вытесняются электронными, но их вредность для здоровья остается неизменной.
Я проснулся в семь утра в отличном настроении. Встав, умывшись и заварив кофе, я зашел на новостной сайт - посмотреть, что происходит в мире и России. За последнюю неделю случилось много чего: стрельба на параде в Новом Орлеане, серия взрывов в Багдаде, двойное убийство, в котором подозревается некий курсант, скандал с избиением детей в амурском интернате, арест главы компании по делу о хищениях, мошенничество с обналичиванием материнского капитала... Такое впечатление, что весь мир занимается исключительно уголовно наказуемыми деяниями.
Через две недели у меня отпуск. Съездить куда-нибудь, что ли? Вообще, я путешествия не люблю. Лена, моя девушка, - ту хлебом не корми – дай слетать в Стамбул или Париж. Она пыталась и меня сподвигнуть на тур по Европе, но я ни-ни! Месяц назад мы расстались, и проблема путешествий отпала сама собой.
Проверю почту. Так-так, что у нас здесь? До чего же этот спам достал! Швейцарские часы подмосковного производства от пятисот семидесяти рублей, семейная фотосессия со скидкой тридцать процентов, аренда дворцов от десяти тысяч рублей в месяц… Стоп! Что это еще за дворцы?
Я открыл письмо и внимательно прочитал текст:
«Сдаются дворцы на черноморском побережье. 10 т.р./мес. Сбор перед зданием ж/д вокзала г. Сочи 01.06.2013 в 09.00».
Ни телефона, ни названия фирмы, ни других подробностей. Полная неизвестность. Заманчивая таинственность в каждом слове.
А что? Вполне можно съездить. Пожить пару недель в собственном дворце, почувствовать себя Соломоном. Царицу себе найти.
Интересно, есть ли там трон? 

1 июня 2013 г. Сочи.

Ровно в восемь сорок пять поезд «Москва – Сочи» прибыл на Сочинский железнодорожный вокзал. Я с огромным туристическим рюкзаком, подаренным некогда Леной – наверное, в надежде развить дремлющую мертвецким сном в недрах моей души любовь к путешествиям – вышел из вагона. Обойдя здание вокзала, встал у центрального входа. Я чувствовал себя неспокойно. Как я узнаю сотрудников туристической фирмы? Или как они угадают, что этот парень среднестатистической внешности: сероглазый, русоволосый, в синей футболке и джинсах - их клиент? По рюкзаку? Да практически у ста процентов людей на вокзале баулы с вещами.
- Здравствуйте, - раздался за моей спиной мужской голос.
Я резко обернулся. Передо мной стоял высокий человек лет тридцати пяти, худощавого телосложения. Он был в светлом, тщательно выглаженном костюме. Я отметил интересную, очень красивую пигментацию радужек: зеленовато-карий цвет с серыми и темно-коричневыми крапинками разной величины. Верхняя губа была окаймлена усиками, причём правый немного закручивался. От этого лицо мужчины, будучи серьезным, приобретало насмешливое выражение.
- Я менеджер туристического агентства «Пятница» Анатолий Баронов, - представился он.
- Илья Назаркин, - я пожал протянутую руку.
- Мне поручено встретиться вас и разместить во дворце.
- Да, - наконец-то у меня появилась возможность задать интересующий меня вопрос. – Расскажите, что за дворцы?
Анатолий рассмеялся.
- Дворцы самые настоящие, с троном, множеством комнат, шелковыми шторами, золотыми тарелками и серебряными вилками.
- А как вы узнали, что я именно к вам приехал?
- Легко. У тех, кто собирается во дворец, особенное выражение лица. В нем надежда. Спутать невозможно.
Баронов посадил меня в свой «шевроле» (служебный, как пояснил он), и мы отправились в курортный поселок Золотые Ключи, где, по словам менеджера, располагались дворцы.
Ехали мы недолго – минут десять по шоссе. Затем Анатолий повел машину вправо, на грунтовую дорогу, и через двести метров мы оказались в поселке. Сначала нам попадались обычные пятиэтажки и частные дома, но в какой-то момент Баронов снова повернул направо, и моим глазам открылось побережье, на белом песке которого стояли дворцы.
О, какие это были дворцы! Я программист, и в архитектуре ничего не смыслю, но уверен, что это самые совершеннейшие образцы зодчества. Симметрия, чистота линий, богатство красок, четкое сочетание элементов.
Дворец… Идеальное обиталище. В таком можно жить вечно, не уставая от его красоты.
Красоты не должно быть слишком много, иначе она теряет свою ценность. Не помню, кто это сказал, но знаю точно, что он неправ. Когда тебя окружает красота, жизнь становится легче.

3 июня 2013. Золотые Ключи.

Уже три дня живу во дворце. Познакомился с соседями. Во дворце справа живет Ольга Николаевна. Ей немного за шестьдесят, но, ей-богу, это одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видел. У нее выразительные глаза, в глубине которых затаилась какая-то грусть. Даже небольшие морщинки не портят лица замечательной пожилой женщины. Ольга Николаевна – вдова, ее муж умер двадцать лет назад от инфаркта. Сюда приехала, по ее собственному признанию, побыть в одиночестве среди людей. Понимаете, это, на самом деле, несложно: вроде бы, ты вращаешься в обществе,  ежедневно видишься с кем-то, перебрасываешься словечками, улыбаешься на чьи-то шутки, но при этом словно находишься в коконе – никто не сможет дотянуться до тебя – до тебя настоящего.
Во дворец слева въехал Сергей. Я его сразу узнал, когда увидел у пивного ларька. Сергей – известный русский рок-музыкант, поет и играет на соло-гитаре. Его группа появилась в конце 90-х и сразу снискала любовь и уважение неформальной молодежи. Как это часто бывает, на музыкантов стали гроздьями винограда вешаться поклонницы, пару раз Сергей подхватывал хламидиоз, но, вылечившись, продолжал, если так можно выразиться, оказывать знаки внимания фанаткам. Газеты смаковали подробности его романов со звездами российской рок-сцены, с актрисами, моделями. Последняя любовная история закончилась скандальным судебным процессом, в ходе которого общественность узнала, что Сергей предпочитает групповой секс с тремя женщинами - блондинкой, брюнеткой и рыженькой - одновременно. Жена – вокалистка одного из московских блюз-бэндов, дочь известного адвоката – подала на развод. По решению суда, ей отошла московская квартира Сергея и его же «Харлей Дэвидсон» (как часть совместно нажитого имущества), в то время как самому музыканту – дом в Подмосковье и подержанная «Лада калина». После этого у группы сменился состав, взяли новых вокалиста и соло-гитариста, а о Сергее несколько лет не было ничего слышно. Оказывается, он приехал в Золотые Ключи – залечивать душевные раны с помощью водки, травы, случайных связей и прогулок по побережью.
Во дворце рядом с Сергеем поселилась семья Погодиных – супруги Владимир и Юлия с двумя детьми – двенадцатилетней Катей и пятилетним Вадиком. Погодин – бизнесмен, у него собственная строительная фирма. В Сочи он приехал по делам – открывать филиал компании, заключать контракты на строительство комплекса отелей на побережье, а в Золотых Ключах согласился поселиться по настойчивым просьбам Юлии, увидевшей рекламу дворцов. Погодины – обычная русская семья двадцать первого века: муж с раннего утра до позднего вечера на работе (Владимир может и по несколько дней в Сочи пропадать), жена и дети – дома, без общества мужа и папы. Мужчина в доме есть, но как бы понарошку, не всерьез. Впрочем, насколько я успел заметить, женам наплевать: им главное, чтобы деньги были.
Юлия – эффектная женщина. Всегда классно выглядит: обтягивающее платье, туфли на шпильках. С ней было бы приятно появиться на людях: все мужики сразу начнут завидовать тому, кто такую бабу сумел отхватить. Подозреваю, что Владимир на ней женился именно по этой причине.
Катя и Вадик… Дети-безотцовщины при живом отце. Катя – живая, умная девочка с ясными глазами. Когда она смотрит на тебя, то порой кажется, будто она все-все про тебя знает и понимает, словно ей не двенадцать, а все пятьдесят. Вадик – полная противоположность сестре: малоподвижный, вялый, и взгляд у него такой, словно малец не от мира сего. Одно у детей Погодиных общее: оба страсть как любят рассказывать сказки. Знают уйму волшебных историй. Даже я, сын мамы-филолога, защитившей диссертацию на русском фольклоре, столько не знаю. Подозреваю, что большинство сказок, которые я слышал от Кати и Вадика, те сочинили сами. Если это так, то в семье Погодиных растут алмазы. Жаль будет, если их огранкой займется не трепетный ювелир, а какой-нибудь недалекий стекольщик.
Сразу за Погодиными обитают Ангелина Покровская и Геннадий Сошников. Большинство считает их гражданскими супругами, но, мне кажется, ничего подобного: либо она замужем, либо он женат.
Я хорошо понимаю, почему они увлеклись друг другом. Сошников – смазливый, высокий, «косая сажень в плечах» - такие нравятся женщинам. К Ангелине подходит одно только слово: «Очаровательная». Эпитеты: «красивая», «симпатичная», - не отразили бы полностью суть Покровской.  Ее очарование не в чертах лица, а в ней самой: в улыбке, длинных волнистых волосах, походке, манере разговора. Только мне кажется, что Геннадий и Ангелина расстанутся. Не знаю, почему у меня такое ощущение. Возможно, потому что такие очаровательные, романтичные леди редко бывают счастливыми.
И, наконец, в последнем дворце живет Вита. Она моя ровесница – ей двадцать шесть. Сюда приехала снимать море. Вита – фотохудожница. Еще одна творческая личность в нашем краю, не считая рок-музыканта Сергея. Они, кстати, хорошо спелись. Сидят по вечерам на берегу моря: она с «зеркалкой», он с акустической гитарой – и долго-долго разговаривают. Так беседуют старые добрые друзья.
Так же - давние любовники.
Так же - примирившиеся враги.

5 июня 2013. Золотые Ключи.

Почти неделя безделья прошла, я живу в собственном – пусть арендованном – дворце, купаюсь в море, загораю, по вечерам гуляю по побережью или сижу в кафе с соседями. Почему я раньше не любил путешествовать? Туризм – это прекрасно.
Смотрю на арендаторов соседних дворцов: все они приехали на отдых с какой-то целью: Ангелина и Геннадий – найти любовь, Сергей – отдохнуть от любви, Ольга Николаевна – найти одиночество, Юлия Погодина с детьми – развеять одиночество, Владимир Погодин и Вита – по делам. А зачем оказался в Золотых Ключах я?
Сегодня я шел по побережью, утопая босыми ногами в прохладном песке, смотрел на волны и слушал их гул. Море… Сколько ему посвящено стихов, баллад, поэм, легенд и романов! Не напрасно: оно и впрямь классное, суперское, чудесное.
Мои мысленные восторги были прерваны появлением детей Погодиных. Они брели не спеша и тоже не отрывали взгляда от волн.
- Привет! – поздоровался я.
- Здравствуй, Илья, - звонко ответила Катя.
Вадик чуть слышно что-то прошептал – полагаю, слова приветствия.
- Вы, я смотрю, весь день у моря: не надоело? – я поинтересовался больше у Кати, чем у ее малообщительного брата.
Девочка мечтательно улыбнулась:
- Что ты, Илья? Разве оно может надоесть?
«Понятно, - подумалось мне. – Еще одна влюбленная в море».
Катя пристально посмотрела на меня. Честное слово, как взрослая. Мне стало немного не по себе. Взгляд честного человека, особенно ребенка, способен смутить сильнее, чем глаза самых отъявленных развратников, отпетых мошенников.
- Илья, ты знаешь, о чем поет море? – спросила Катя.
- Нет, - я покачал головой. – А оно поет?
- Конечно, - серьезно кивнула девочка. – Ты только вслушайся. Закрой глаза, а я тебе расскажу, о чем поет море.
Я сел на песок и закрыл глаза. Катя начала говорить мелодичным голосом:
(удалено по техническим причинам)
- Ну как, Илья?
Я очнулся и открыл глаза. Уже стемнело. Передо мной стояла Катя и серьезно смотрела своими ореховыми глазами в мое лицо. Теперь ее взгляд не смущал, а приятно успокаивал, вливал в меня жизненные силы. Мне казалось, это не девочка Василина, а я только что побывал в Лукоморье, говорил с Котом Ученым, Русалкой и Осьминожком и слышал свое имя в песне моря.
- Катя, знаешь, что?
- Что?
- Ты клевая.
Мимолетный ореховый взгляд из-под ресниц.
- Ты тоже.

13 июня 2013. Золотые Ключи.

Завтра наступает последний день моего пребывания в Золотых Ключах. Начинаю потихоньку упаковывать вещи. Немного жаль уезжать: мне понравилось здесь – солнце, море, песок, закаты и покой. И соседи милые, я к ним уже привык. С такими мыслями я зашел в административный корпус к Анатолию, чтобы уточнить детали выезда.
Баронов встретил меня радушно.
- О! Илья! Добрый день! Чай? Кофе? Вы просто должны попробовать сэндвичи с сыром и рукколой: в местном кафе их изумительно готовят.
Я согласился выпить кружку чая. Анатолий включил электрический чайник. Я рассеянно взял один сэндвич и начал есть.
- Ну как? – осведомился Баронов. – Правда, вкусно?
- Ага, очень, - мне почудилось что-то фальшивое в том, как мы сидим и обсуждаем вкус еды. 
- Анатолий, я завтра уезжаю.
- Уезжаете? Ах да... уезжаете.
Я уловил небольшое колебание в его голосе.
- Что-то не так?
- Нет, почему? – менеджер пожал плечами. – Оплату вы внесли в первый же день, жили аккуратно, ничего не повредили во дворце. Все в порядке.
- Я пойду тогда?
- Как вам будет угодно.
- К отъезду готовиться, вещи собирать.
- Да-да, конечно.
Но я остался на месте, дожевывая сэндвич. Вскипел чайник. Баронов залил воду в чашки.
- Илья?
- Да?
- Зачем вы приехали во дворец?
- Отдохнуть.
- От кого?
- В смысле?
- Отдыхают всегда от кого-то. От жены, девушки, любовницы, от родителей, от детей, от себя… От кого вы отдыхаете, Илья?
Меня удивила подобная трактовка причин отдыха.
- В общем, ни от кого. Я не женат, детей нет. С девушкой мы расстались, родители живут отдельно и меня не достают.
Анатолий усмехнулся, но ничего не сказал. Меня порядком начали бесить его недомолвки, намеки, загадочное выражение лица. Я холодно распрощался и, не притронувшись к чаю, ушел.

14 июня 2013. Золотые Ключи.

Утром я проснулся в хорошем настроении. Позавтракал, как английский лорд, овсяной кашкой и, закинув за плечи туристический рюкзак с вещами, отправился на остановку. Оттуда я должен был на автобусе доехать до Сочи,  а там – на поезде до Москвы. Я подумал, если на сегодня мест в поездах уже нет, возьму билет на тот пассажирский, который предложит кассир, а несколько дней до отъезда поживу в городе, чьи «темные ночи» воспеты в советском фольклоре.
Странности начались еще на остановке в Золотых Ключах, когда автобус на полной скорости промчался мимо меня. Водитель слепой, что ли, или с утра пораньше набрался? Хотя, может быть, этот автобус арендован частными лицами или организацией, просто забыли табличку с номером маршрута снять? В этом случае мне следует подождать следующего.
Через час из-за поворота показался другой автобус, в котором находилось немного – человек пятнадцать – пассажиров. Три человека стояли у дверей, приготовившись к выходу. «Отлично, - подумал я, - сейчас точно уеду».
Но водитель, так же, как и его коллега за рулем предыдущего автобуса, не снижая скорости, проехал мимо меня. Он остановился только через метров триста, открыл двери, и несколько пассажиров вышло. Я, что было сил, побежал за автобусом, но не успел преодолеть и ста метров, как тот тронулся и вскоре скрылся из вида.
Кроя последними словами водителей общественного транспорта, я отправился в путь пешком. Буду идти вдоль дороги, может быть, удастся поймать попутку.
Первые пару километров я шел нормально. Редкие машины, проезжающие мимо, не останавливались, но я уже не расстраивался. До Сочи километров двенадцать – пятнадцать – не больше: дойду часа за три – четыре. Однако – вот непонятное дело! – я стал почему-то замедляться, каждый шаг давался все труднее, с лица катил пот в тридцать три ручья, и еще через полчаса я встал на месте.
«Наверное, отдых не пошел мне на пользу в плане здоровья: я разленился и отвык от физических нагрузок», - подумал я, снял рюкзак с плеч, положил его на край проезжей части и сел сверху. Меня тут же окружила стайка комаров и мошек, которые обнаружили семьдесят пять килограммов бесплатной еды в моем лице. Минут пять я героически отмахивался руками, но численное превосходство противника давало о себе знать. Как назло, поблизости почти не было деревьев, кроме одиноко росшей впереди березы. Из ее ветвей получится хорошее опахало, подумал я и встал, чтобы сломить парочку.
Не тут-то было! Я сделал всего несколько шагов, но чего мне это стоило! У меня возникло ощущение, что ноги словно были опутаны невидимыми веревками, которые сильно, непреклонно тянули назад, в сторону Золотых Ключей. Не в силах сделать последний шаг до березы, я подпрыгнул, ухватился за низко висящую ветку и упал. В моих руках осталось несколько листьев. Ничего не понимая, я вернулся к рюкзаку. Странно, но те же несколько шагов дались мне легко. Чувствуя, что дело нечисто, я решил провести эксперимент: стал ходить по шоссе вперед и назад. Выяснилось, что когда я иду по направлению к Сочи, ноги делаются как ватные и скованные, зато при движении обратно, к Золотым Ключам, я лечу, словно в сапогах-скороходах. Вот и стали понятными намеки и таинственное молчание Анатолия. Ну, погоди, Баронов! Я сейчас вернусь в Ключи, раз больше никуда мне дороги нет, и все из тебя вытрясу.
До Золотых Ключей я дошел на удивление легко и быстро. Прямо с рюкзаком я завалился в административный корпус. Баронов сидел в уютном кресле, обитом синей замшей, и пил чай. Увидев меня, он оживился:
- Илья, добрый вечер! Вы как раз к «time for tea», как говорят англичане. Устали с дороги? Да что я спрашиваю - конечно, устали. Вам «Пуэр» или «Сенчу»? Могу предложить «Лапсанг», но у него весьма специфический вкус.
Мне от злости было не до чайных церемоний. Я сразу взял быка за рога:
- Анатолий, как это понимать? Я пытался добраться до Сочи – не получилось. Почему я снова здесь? Что вы скрываете?
Менеджер поставил чашку на стеклянный столик.
- Я? Ничего не скрываю. Если вы не смогли уехать, значит, вас не отпускает дворец.
- Что?
- Да, именно так. Вернее, не совсем так. Видите ли, в Золотых Ключах нет ни одного дворца.
- …?
- …!
- …?
- …
- …?
- Илья, дворец, в котором вы живете, - это иллюзия,
- …?
- созданная вами.
- …?
- Вы в своем воображении построили свой дворец, эта замечательная старушка Ольга Николаевна – свой, аналогично – и семейство Погодиных, и влюбленные голубки Ангелина с Геной, и наши творческие интеллигенты Сергей и Вита. А теперь ваши дворцы вас не отпускают. Или, правильнее сказать, вы сами себя не отпускаете.
- А остальные… давно здесь?
- Фотограф – три недели, семья – пару месяцев, голубки – полгода, пенсионерка – год. Но дольше всех в Ключах живет музыкант – три года. Кстати, все, кроме вас, Илья, уже пытались уехать. Но, как видите, они по-прежнему здесь. 
- Надолго? – оглушенный невероятной информацией, я только и сумел выдавить из себя.
Анатолий пожал плечами:
- Откуда же я знаю, когда вы сами себя отпустите на свободу? И отпустите ли вообще?

26 августа 2013. Золотые Ключи.

Почти три месяца живу во дворце, чтоб его, так и разэтак!
Я честно пытался бороться. Колол об стены золотые тарелки, пинал ногой трон, даже сморкался в шелковые шторы. Увы, безрезультатно. Дворец стоит на месте, как египетская пирамида, а я зависаю в нем, словно сморщенный, покрытый плесенью фараон.
Каждый день начинаю с размышлений над словами Анатолия. О том, что я сам себя должен отпустить на волю, разрушить свой воображаемый дворец. Или открыть. Но как? Принять некое решение кардинально изменить образ жизни, взгляды, привычки? Как я узнаю, что именно подлежит искоренению, а что – нет? Да и не хочу меняться: я себя устраиваю на сто процентов.
Остальные так же упорно ищут себя. Мы с соседями не обсуждаем друг с другом эту общую для всех проблему, и от этого она становится еще острее. Оказывается, никто в действительности не знает себя, своей сущности. Поэтому люди строят себе красивые дворцы из песка. Обычно создавать тяжело, а разрушить легко. Но в данном случае – наоборот: сломать стены придуманного дворца сложно, очень сложно. Хотя, возможно, что просто, но не получается додуматься до этого простого способа.
Ною, жалуюсь, но иногда у меня складывается впечатление, что я кривлю душой. Все-таки, мне нравится здесь.
Родителям и паре друзей я позвонил и сообщил, что побуду на юге еще два-три месяца, возможно, четыре, но никак не больше полугода. Было нелегко найти правдоподобное объяснение. В конце концов, сказал, что нашел девушку, живу с ней, влюблен и счастлив. К счастью, поверили. Труднее было убедить начальство дать мне шестимесячный отпуск за свой счет. Но ничего – разрешили, куда им деваться?
И вот, я временно свободен от семейных и рабочих обязанностей, предоставлен самому себе. Мечта любого человека. Я должен чувствовать себя счастливым.
Я счастлив?

5 сентября 2013. Золотые Ключи.

Это случилось.
Нашелся первый из нас, кто смог вырваться из своего дворца. Но, видит Бог, не хотел бы я получить свободу таким образом.
Сергея нашли в его собственном дворце. Рокер лежал в кровати и мирно спал. Лучи солнца, проникавшие в окно, скользили по его лицу, придавая коже музыканта золотистый оттенок и освещая длинные ярко-красные полосы на его предплечьях.
Сергей был безнадежно мертв. Ночью вскрыл вены – не поперек руки, как чиркают себя ножичком истеричные подростки. Музыкант сделал глубокие надрезы вдоль кровеносных сосудов. Около кровати валялись пустые бутылки из-под водки. Понятно, кто же на такое дело идет на трезвую голову? Эх, Серега! Я понимаю, тебе хотелось свободы. Но так-то уж зачем? Наверняка есть другой выход. Его не может не быть.
Вечером я снова вышел к морю. На этом месте, на небольшой кочке, обычно сидели Сергей и Вита и вели свои замысловатые беседы. Хотя мы с рокером не были близкими друзьями, его смерть не то, чтобы оказалась для меня ударом, но оставила щемящий след в душе. Он был безумно талантлив. Надо было только слышать мелодии, лившиеся из-под струн его гитары. В них находилось место всему – безумной страсти и трепетной нежности, тихому восходу солнца и грозе, сметающей все на своем пути, метаниям и спокойствию, войне и миру. Не было одного – утешения для самого Сергея. Поэтому он предпочел утешиться другим способом.
- Грустишь? – это Ольга Николаевна подошла неслышной поступью.
- Да, как-то задумываюсь о том, не повторим ли мы путь Сергея, - высказал я мысль, которая очень меня беспокоила.
- Не повторим, - уверенно ответила женщина. – Даже если кто-то еще покончит жизнь самоубийством, это будет его собственный выбор, а не повторение чужого пути.
- Ольга Николаевна, а вы думали, каким образом можете покинуть дворец?
Пожилая дама усмехнулась.
- Думала, Илюша. Конечно, думала.
- И?
- Я его никогда не покину.
- …?
- …
- …?
- Мне хорошо в моем дворце. Знаешь, когда я выходила замуж за Гришу, его сердце уже было больным. Я, врач по образованию, знала, что у моего будущего мужа есть все шансы умереть рано. Мне говорили: дура, зачем тебе больной? При современной жизни  много получать можно лишь на тяжелой работе или при насыщенном графике, а он по состоянию здоровья так не сможет. Будешь влачить полунищенское существование, а те копейки, которые он принесет в дом, уйдут на его лечение. Да и представь: умрет в сорок - пятьдесят лет, оставшийся век будешь в одиночестве доживать. Так мне говорили родители, подруги. Я знала, что они правы и пошла замуж. Знаешь, почему? Палец когда нечаянно порежешь – больно. А представь, как будешь себя чувствовать, если тебе отрежут руку? Когда свою половинку отрываешь от себя, это во много раз больнее. А Гриша был моей половинкой – мы сразу почувствовали. Ни он, ни я не говорили друг другу красивых слов о любви. Он просто спросил: «Ты выйдешь за меня?» Я так же просто ответила: «Конечно». За двадцать пять лет семейной жизни я от него ни одного грубого слова в свой адрес не услышала – всегда: «Оленька, пожалуйста, милая». Да, было трудно. У Гриши в тридцать два года началась сердечная аритмия, в сорок два года первый инфаркт и инвалидность. У нас к тому времени сын был. Я одна работала в трех больницах, обеспечивала семью. Но, Илья, мне это было в радость: я домой, будто на крыльях летела, потому что знала – там меня ждет Гриша. Когда его не стало, я себя чувствовала так, будто отрезали половинку меня.
Ольга Николаевна сделала паузу, собираясь с мыслями.
- Через три года мне сделал предложение бывший начальник. Я тогда еще не старая была -  сорок четыре года. Мама и подруги, конечно, советовали выйти замуж второй раз, чтобы не одной в старости куковать.  Даже мой подросший сын был с ними солидарен. Но я, как только начинала представлять себя рядом с другим мужчиной, так сразу вспоминала Гришу, его любовь, его тепло, все доброе и хорошее, что он мне дал. Если в моей жизни было что-то светлое, так это мой супруг.
- Вы так и не смогли выйти за другого?
- Не смогла. Мама и подруги опять говорили, что я дура, что женщины в моем возрасте и положении только и мечтают о повторном браке. Как и двадцать восемь лет назад, я понимала: они правы, - но все равно поступила наперекор советам. И не жалею об этом.
- Но почему не хотите уезжать из дворца?
- Здесь я могу хранить свой клад.
- Клад?
- Воспоминания. Это самое ценное сокровище, которое бывает у человека. Когда проходят молодость и зрелость, богатство или бедность, красота или уродство, слава или безвестность, остаются лишь воспоминания. О хорошем и плохом, о друзьях и врагах, о любимых и ненавидимых, любящих и ненавидящих, о радости и страданиях. Если оглядишься вокруг, то увидишь - у тебя никого и ничего нет. А когда погружаешься в воспоминания, обнаруживаешь, что в них все живы.
- А это не самообман? – осторожно спросил я.
- Если и самообман, то слишком сладкий, чтобы отказаться от него. Да и в моем возрасте уже не важно, где реальность, а где воображение. Главное – быть со своими любимыми.
Ольга Николаевна отвернулась и побрела по вечернему побережью. В потемках белело ее длинное платье, струящееся волнами из-под вязаного жакета. Пожилая леди  подняла голову и долго-долго смотрела на луну. Я руку дал бы на отсечение, что в ее глазах стояли слезы. Сквозь их пелену ей виделся супруг - не тот, молодой, за которого она в незапамятные времена вышла замуж, а мужчина сорока с хвостиком лет. Таким он был в последние дни своей жизни. Наверняка Ольга Николаевна помнит каждую черту его облика, усталый от долгой болезни взгляд, первые морщинки.
Она опустила голову. Я знаю, отчего. Ей стало нестерпимо больно, потому что, как ни старайся превратить воспоминания в настоящее, попытка потерпит крушение.
Вечер. Сонное побережье. Засыпающее море.
Женский силуэт единственным белым пятном в этой всепоглощающей темноте.
Я стал возвращаться домой. Пройдя дворец Погодиных, я застыл на месте. Впереди белели стены моего собственного обиталища. Дворец, в котором жил Сергей, исчез. Он отпустил своего хозяина и теперь стал не нужен.

9 сентября 2013. Золотые Ключи.

С двумя: Сергеем и Ольгой Николаевной - все прояснилось. Что же остальные? С виду – живут, как ни в чем не бывало, наслаждаются прелестями юга. Ангелина с Геннадием все время ходят в обнимку либо за ручку, целуются и улыбаются. Как будто они не заточены в плен собственного воображения, а пребывают в Раю. Хотя они знакомы не так долго, их роман недавно начался, влюбленность еще не прошла. Это и есть Рай. Ад начнется, когда Сошников должен будет сделать выбор между женой и Покровской.
Семейство Погодиных,  наверное, никогда не уедет. Для того, чтобы выработать общее решение, они слишком разрознены. Владимир задался целью охватить своей деятельностью все черноморское побережье Краснодарского края, поэтому все время находится то в Сочи, то в Новороссийске, то в Туапсе, то в самом Краснодаре. Я это знаю со слов детей. Сам Погодин-старший уже две недели не появлялся в Золотых Ключах. Вот везунчик: ездит, куда хочет, и никакой дворец его не держит. Юлия целыми днями пропадает в салонах красоты, магазинах, кафе или валяется на пляже. Катя и Вадик предоставлены сами себе. Брат и сестра носятся по прибрежным зарослям, плавают в море
(мать им не разрешает заходить в воду без нее, но не контролирует, слушаются ли они) и рассказывают истории.
Вита приехала почти одновременно со мной – всего на неделю раньше, поэтому мы с ней должны переносить заточение легче, чем остальные. Так ли это? Не знаю: у меня сложилось впечатление, что из всех обитателей дворцов я один страдаю. Впрочем, понимаю, что чужие проблемы только кажутся легче.
Сегодня ко мне во дворец пожаловали Катя и Вадик. Интересно, они когда-нибудь ходят поодиночке?
- Привет, Илья, - это, конечно, Катя. Ее молчаливый брат только кивнул головой.
- Здорово, мелочь.
- Ой-ой! Сам-то старше всего на…
- На четырнадцать лет. Мне двадцать шесть.
- Вот видишь! – она обрадовалась. – Ты по возрасту даже в отцы нам не годишься. Тоже мне взрослый дядька.
- Вадику гожусь.
- Так, Вадик - мелочь. А я нет.
- Это ты сейчас хочешь казаться старше, - усмехнулся я. – Стукнет лет сорок – наоборот, будешь говорить, что тебе тридцать.
- Не-а. Скажу, что мне пятьдесят. А все обзавидуются, как я хорошо сохранилась.
- Выдумщица ты, Ореховые Глаза. Если бы ты была индейцем, я звал бы тебя только так.
- Почему?
- Глаза у тебя, словно ореховая скорлупа. То карие, то зеленовато-желтые, как у кошки. Красивые.
- А если бы ты был индейцем, я называла бы тебя: «Илья Шельмовская Улыбка».
- Неужели моя улыбка, на самом деле, такая?
- Ага. Как будто ты обхитрить хочешь.
- Не может быть! Я сама честность.
-Честный Илюшка,
 Где твоя клюшка?
- А твоя, Катюшка?
- А ты повторюшка.
- А ты тетя Хрюшка.
- Кусочек золота, - это Вадик неожиданно вклинился в нашу забавно-бессмысленную перепалку.
- Что? – в один голос переспросили мы с Катей.
В ответ мальчик указал рукой на стену. Стоял полдень. Солнечные лучи мощным потоком проникали в окно. Те, что падали на зеркало, образовывали солнечных зайчиков, весело скачущих на противоположной стене. На них-то и обратил внимание Вадик.
- Солнечные зайцы. Классно, - резюмировала Катя наши впечатления.
Вадик, сосредоточенно глядя на стену, монотонно произнес следующие строки:
-       Солнце — кусочек золота —
Лучи окунает в воду.
Волк не со зла — от голода —
Ест зайцев — закон природы.
За солнечным зайчиком солнечный волк
По потолку бежит вокруг лампы.
И к лицу твоему прикоснулись, как шелк,
Мягкие желтые лапы.               

- А всю историю слабо придумать? – прищурившись, спросила Катя брата.
Тот не ответил, только прикрыл глаза. Воцарилось долгое молчание. Я хотел уже его нарушить каким-нибудь шутливое общей фразой, но тут раздался голос Вадика:
После майской жары (когда столбик термометра поднимался до тридцати пяти градусов) лето казалось прохладным. Вернее, оно было очень теплым, но эта теплота не изнуряла, не заставляла людей проводить все дни на речке, на озере или, по крайней мере, под холодным душем. А по утрам солнце было сонным и вообще не палило, а свежесть ночи, еще не совсем ушедшей, настраивала на бодрый лад.
В одно такое июльское утро Катя сидела за столом и ловила небольшим зеркальцем солнечных зайчиков. Бабушки дома не было: ушла за хлебом. Вдруг девочка услышала тонкое, почти хрустальное:
— Помоги!
Она огляделась: в квартире никого.
— Да это я зову! — в хрустальном голосе послышались капризные нотки.
Кате показалось, что голос доносится со стены. Она посмотрела в ту сторону: без сомнения, говорил… солнечный зайчик.
— Наконец-то нашла меня! — обрадовался он, но тут же погрустнел. — Помоги мне! Меня хотят съесть.
— Но кто? — Катя не представляла, кто может питаться солнечными зайчиками.
И тут девочка увидела, что помимо солнечного зайчика из этого же луча на стене образовалось  второе желтое пятнышко. Оно было крупнее зайчика: высокое, стройное, четвероногое, с хищным оскалом…
— Волк! — воскликнула Катя. Она так удивилась, что даже не испугалась. А волк со стены повернулся к ней и поправил:
— Не просто волк, а Солнечный Волк. — Его голос оказался приятным. Правда, говорил гость чуть-чуть протяжно, но так звучало забавнее.
— А я Катя, — протянула руку девочка.
Солнечный Волк пожал её ладошку своей теплой солнечной лапой и вежливо поклонился:
— Очень приятно.
— Но разве бывают солнечные волки? — спросила Катя. — Я знаю только о солнечных зайчиках.
— Обижаешь! — нахмурился Солнечный Волк, но тут же его морда расплылась в довольной улыбке. — Солнечные волки — одни из самых ловких и красивых солнечных зверей. А еще есть солнечные лисы — хитрющие твари, скажу тебе; солнечные соловьи — звонко пищат, не хуже скрипки Страдивари; солнечные медведи — славные ребята, но уж очень неуклюжие. Малину любят... И мёд.
— Солнечный Волк, не ешь солнечного зайчика, — попросила Катя.
— Да как же его не есть, когда он мне в пищу предназначен? — удивился Волк.
— И что делать? — огорчилась Катя.
— Выпусти нас, — ответил Волк. — Ты хорошая девочка, но здесь ничего сделать не сможешь. Всё равно солнечные волки будут есть солнечных зайцев, солнечные медведи — солнечный мёд, а солнечные пчёлы — жалить солнечных медведей. Солнечные кошки будут ловить в реках солнечных рыбок, а солнечные собаки — подстерегать нас, солнечных волков. Таков порядок.
И Катя поняла его.
— Прощайте, — сказала она и повернула зеркальце.
Солнечный зайчик метнулся к окну. За ним ринулся солнечный волк, и вскоре оба они исчезли в прозрачном летнем воздухе.
Подходя к дому своей двоюродной сестренки, Лена увидела совершенно невероятное: из окна Катиной квартиры вылетели две ослепительно жёлтые фигуры. Они напоминали сказочных зайца и волка с картинок в любимых книжках. «Вот это да!» — подумала Лена и на миг зажмурилась. Когда она открыла глаза, фигур уже не было. Были солнце, воздух, дома, деревья, люди — и ничего, что нарушало бы привычную картину обычного двора.   
Закончив рассказ, Вадик с шумом откинулся на спинку кресла. Глаза его были по-прежнему закрыты. У мальчика был такой вид, словно он очень устал.
- Ты придумал сказку про меня, - обратилась Катя к брату. – Спасибо. Когда-нибудь я тоже про тебя сочиню историю. А тебе, Илья, понравилась сказка?
Я покачал головой:
- Нет, слишком жесткая: о том, что все равно кто-то кого-то ест, и ничего с этим нельзя сделать. Твоя сказка про Песню Моря добрее.
- Зато его – правдивее.
- Это даже не сказка, а документальный рассказ.
- Еще бы! Этот мелкий клоп всегда только про реальную жизнь говорит.
Я предпринял попытку что-нибудь выяснить относительно дворцов и их притяжения:
- Катюх, а вы когда уезжаете?
- Когда мама решит.
-  А вы еще не пробовали?
- Почему? Мы с братом иногда ездим в Сочи на аттракционы. В июле папа нас к себе в Краснодар на неделю брал – Ботанический сад посмотреть и в зоопарк сходить.
- Как? – вскричал я. – Вы можете покидать Золотые Ключи?
- Я, Вадик и папа - да. Только у мамы не получается, поэтому мы до сих пор здесь.
- Катя! Катенька, - я встал перед ней и умоляюще взял за руки, - как ты считаешь, уедете ли вы с мамой отсюда?
Девочка удивленно посмотрела на меня. Готов поклясться, в тот момент ее глаза были изумрудными.
- Конечно. Просто некоторые люди очень долго собираются. Как наша мама. Но зато когда соберутся, то уедут уж точно насовсем.
- А я уеду?
- Уедешь, Илья.
- Но когда? Почему ты так уверена?
Глаза из изумрудных стали вновь ореховыми.
- Все когда-нибудь уезжают, откуда бы то ни было. Правда, чаще всего, слишком рано или, наоборот, поздно.

15 сентября 2013 г. Золотые Ключи.

- Мария, я буду любить тебя вечно! - произнес актер. В попытке придать лицу трагичное выражение, он скорчил такую физиономию, что я громко рассмеялся. Остальные зрители зашикали в мою сторону. 
 - Сильвио, не покидай меня! - актриса имитировала бурные рыдания.
Слава Богу, объявили антракт. Люди побежали – кто в буфет, кто покурить. Я не курил и не был голоден, поэтому не спеша вышел на улицу подышать свежим воздухом
Надо сказать, вариантов для культурного проведения досуга в Золотых Ключах было немного: ночной клуб «Пять звезд», цифровой кинотеатр «Аркада» и театр имени А. Л. Вишневского. В клубе я был пару раз, но как заядлый фанат рока, воспитанный на «Pink Floyd», «Depeche mode», «Deep purple», «Metallica», «Nirvana», «Гражданской обороне», Башлачеве, Янке и иже с ними, не могу долго слушать: «Я без руля, абсолютно без руля. Как теперь тебя поймать, чтобы тачку отобрать?» Клубная музыка: техно, транс – меня не раздражает, даже наоборот, успокаивает, создает ощущение приятной отстраненности от происходящего. Однако ее в «Пяти звездах» не крутят – включают исключительно попсу, причем самую неудобоваримую. 
Кинотеатр посещать мне нравится, тем более что летом он под открытым небом. Все новинки сезона я уже посмотрел, некоторые не по одному разу. И вот, от нечего делать решил сходить в театр, хотя, если честно, никогда этого не любил. В фильмах все выглядит, как в жизни, по-настоящему. На сцене действие весьма условно – зритель ни на секунду не забывает, что это представление, игра. Как назло, сегодняшний спектакль оказался двумя часами непреодолимой скуки!
Выйдя на крыльцо, я увидел… Виту! Оказалось, она тоже сытая и некурящая. Она спросила, нравится ли мне спектакль. Я ответил, что не люблю театр. Мне было неловко, оттого что я отличался от собравшихся в зале любителей драматического искусства, что я не разделял их восторга. Вита сказала, что спектакль, на самом деле, по интересной книге, правда, главные роли сыграны отвратительно. Она выразила уверенность, что моя нелюбовь к театру вызвана тем, что я не был ни разу на хорошем спектакле. Девушка спросила, нравится ли мне смотреть фильмы. Я ответил, что да. А театр - то же самое, заявила Вита, только не через призму кинокамеры. Интересно, сказал я и понял, что говорю искренне.

29 сентября 2013. Золотые Ключи.

Неожиданно мы с Витой сблизились. Стремительно. Нет, мы не стали любовниками. Я не назвал бы нас и друзьями в привычном смысле этого слова. Кем мы приходились друг другу? Спасительным якорем, лекарством для жизни, жилетом безопасности, родником со свежей водой.
Как я мог ее не замечать раньше? Она удивительный человек. У нее необычные художественные фотографии. Я подобных не видел. Например, «Снег»: след от чьей-то зазубренной подошвы на фоне поблескивающих снежинок. След был немного белый, немного серый, а местами почему-то красный. Рядом - шприц со сломанной иглой и детская варежка. Эту картину Вита с удовольствием прокомментировала:
 - Этот след я видела в соседнем дворе. Иду домой с работы, а тут смотрю - вроде обычный след на снегу, банальный шприц и варежка. Но ведь такое сочетание нарочно не придумаешь. Я остановилась и минут десять смотрела на это - хотелось запомнить. Варежка дорогая: наверняка бедному дитю досталось от матери за потерю. А шприц - почему обязательно наркоманский? Им могли делать вполне безобидные уколы: например, в нос при гайморите или в ягодицу при воспалении легких. А вообще мне хотелось показать снег - так, как никто еще не изображал. Я еще думала, назвать фотографию «Снег» или «След»? Но след сам по себе ничего не значит. Главное - это снег, который принимает на себя следы, шприцы, варежки, грязь, кровь - всё, что случилось оставить человеку. 
Еще мне понравилась фоторабота Виты под названием «Двойники»: окно троллейбуса, где в самом стекле на фоне деревьев, домов выступали полупрозрачные, расплывчатые отражения пассажиров, сидений, поручней.
Утром мы ходили на прогулку в скалы. На улице еще тепло – градусов двадцать пять, можно даже в море купаться. Но мы не плавали – с ног до головы одетые, перепрыгивали с камня на камень, стараясь не свалиться в воду.
- Давай руку, - я помог ей пройти ко мне. – Осторожно, не упади.
Вита посмотрела под ноги. Внизу, метрах в пятидесяти, простиралось море.
- Камни. Знаешь, чем они хороши? Тем, что честные. Каждый знает, что о них можно разбиться. Камни не скрывают своей опасности, и, несмотря на это, люди их любят. Камни на кольцах и в серьгах. Камни стен зданий. Камни мостовых. Без них теперь невозможно жить. Так же, как без огня. Люди приручили огонь, приручили камни. И тот, и другие стали безопасными, однако каждый день кто-то сгорает или разбивается насмерть.

Пламя сжигает дотла,
Но мне оно не грозит.
Холод пробрал до костей,
Черт бы его побрал.

Время – игрок тот еще!
Как кошка несчастных мышей,
Насаживает на когти
Незрелых и глупых нас.

Знамя  колышется, как
Мои мысли, на сильном ветру.
Я страшусь не того, что умру,
А того, потом буду ли жить?

Илья, ты веришь в жизнь после смерти?

Я не ожидал такого вопроса.
- Не знаю. Не могу назвать себя сильно верующим, но и атеистом тоже. Как-то стараюсь не задумываться над этим скользким моментом. Для меня вопрос жизни после смерти равносилен вопросам: что первично – яйцо или курица, или для чего живет человек? Можно много говорить, но в итоге все равно окажешься неправ. Или прав. Самое смешное, что этого-то никогда и не узнаешь. До тех пор, пока не умрешь. А ты веришь, Вит?
- Верю. На мой взгляд, наш мир настолько продуманно, логично устроен, все по четкой схеме, что такое не может возникнуть без чьего-то разума, само по себе. Если кошка походит лапками по клавиатуре, она не напишет программу: для этого нужен разум, высший, чем у нее.
Некоторое время мы шли молча. Вдруг Вита произнесла:
- Знаешь, в чем мне признался Серега в тот вечер, перед тем, как вскрыть себе вены?
- В любви?
- Да. В любви к жизни. Он сказал: «Мне нравится жить. Это слишком хорошо». 
- Он не смог вынести того, что жизнь хороша?
- Нет. Он понял, что Бога нет. Чтобы с этой мыслью жить, надо обладать большим запасом душевных сил. А у Сереги они истощились.
- Почему он пришел к такому выводу?
- Мне кажется, люди понимают окружающую действительность только так, как они этого желают, и верят лишь в то, во что им хочется верить. Я, например, поняла, что Бог есть. А ты, - она внимательно посмотрела на меня, - понял, что не понимаешь, есть Он или нет. Это неплохо: такое понимание лучше полного непонимания.
- Ты любила Сергея? – вырвался у меня неделикатный вопрос.
- Ты хочешь спросить, был ли у нас секс? – насмешливо задала она встречный вопрос.
Я смутился, потому что Вита словно прочла мои мысли.
- Не было, - сказала она, и я почему-то испытал огромное облегчение.

10 октября 2013. Золотые Ключи.

Сказки бывают разные. Сказки-триллеры с похищениями, погонями, смертельными опасностями на пути. Сказки-боевики с богатырскими кулачными разборками. Сказки-анекдоты – про умных, веселых и находчивых бедняков и глупых, занудных богачей.
Я живу в сказке-мелодраме с американским хэппи-эндом. Правда, пышной свадьбы еще не было, но какая разница?
Вчера я сидел в своем дворце и ужинал. Кормят здесь хорошо. Я даже заскучал по своим холостяцким пельменям и лапше быстрого приготовления, которыми питался в Москве. Когда я дожевывал ролл с лососем, в дверь позвонили.
- Входите, открыто,  - крикнул я, полагая, что это дети Погодины пришли поделиться очередной сказкой.
Однако дверь отворилась, и показалась Вита.
- Ой, добрый вечер! – я обрадовался, вскочил с места, подбежал к девушке и обнял ее. – Сейчас буду кормить тебя роллами.
Вита подняла голову, и я увидел слезы в ее глазах.
- Илья, помоги. Мне страшно.
- Отчего?
- Оттого что не понимаю. Мой дворец держит меня, значит, я должна что-то сделать или, наоборот, чего-то не делать. Но что, чего – не знаю. Это со мной впервые. Я всегда была уверена в своих действиях, а теперь совсем теряю почву под ногами.
Я усадил ее на диван и налил чаю. В качестве утешения мог предложить ей только это, потому что слова, увы, были бессильны против жестоких фактов.
- Может быть, дело в моих родителях? – предположила Вита.
- А что с ними?
- Я их никогда не видела.
- …?
- Я выросла в детском доме.
-…???!!!
- Как видишь, не стала ни наркоманкой, ни проституткой. Знаешь, чего мне всю жизнь хотелось?
- Чего?
- Найти моих так называемых мамочку и папочку и сказать, что они твари. Всем, кто растет в социальных учреждениях, столько всего приходится переносить. Подростки нашего детдома славились особой жестокостью. Их некоторые сотрудники боялись. Я там выжила, но чего мне это стоило! А мои родители, наверное, тем временем наслаждались жизнью, улыбались, смеялись, общались только с тем, с кем нравится. Я мечтала, что найду их и расскажу, как меня били и пытались изнасиловать старшие пацаны, как я накинулась на одного из них и вцепилась зубами в горло – прокусила до крови. Они вчетвером оттаскивали меня, а я вырывалась и снова набрасывалась на него. Как волчица. Он испугался и побежал. Они решили, что я бешеная, и тоже удрали. Больше не приставали – опасались. На такую жизнь меня обрекли родители. О как я их ненавидела! Иные даже кошку боятся отпустить в городе погулять одну – мало ли машиной собьет или какие-нибудь жестокие люди убьют. А тут ребенка бросить одного, беспомощного – в волчье стадо.
Ее рассказ был до того пронизывающим душу, что я не мог найти слов. Только прижимал ее к себе, гладил по голове и шептал:
- Это все в прошлом. Сейчас все хорошо. Все в прошлом. Все хорошо.
- Илья?
- Да?
- Сейчас я думаю, что была неправа.
- В чем?
- Мои родители. Они не так уж виноваты. Они жили, как могли, как у них получалось. Получилась я. Они могли оставить меня себе. Предпочли поступить честно: не хотели растить ребенка – сдали в детский дом. Подло? Возможно. Безответственно? Сто процентов. Но это их решение, они посчитали нужным сделать так. Знаешь, Илья, все мы изначально приходим в этот мир в разных условиях. Одни рождаются и растут в семьях олигархов, другие – в семьях священников, третьи – у врачей, четвертые – у матерей-одиночек. Я вот – в детдоме. Но кем человек станет, когда вырастет, зависит только от него. Родители здесь ни при чем. Они проживают свою реальность, ребенок – свою. Иногда эти реальности соприкасаются, совпадают, перекрещиваются, но никогда не объединяются.
- Мне кажется, что я сплю, - продолжила Вита. - Думаю, говорю, улыбаюсь, жестикулирую, ругаюсь, но не по-настоящему, а понарошку. Как кукла. В любой момент я могу вдруг проснуться и обнаружить, что реальность совсем не такая, какой я привыкла ее считать.
Она повернулась ко мне и пристально посмотрела в мое лицо, словно хотела что-то в нем обнаружить. Или на что-то решиться.
- Почему про любовь говорят, что она слепа? – спросила Вита. – По-моему, совсем наоборот: любовь открывает нам глаза. Только когда по-настоящему любишь другого человека, видишь все его мельчайшие достоинства, о которых никто, даже он сам, не подозревает. Видишь его таким, каким он хотел бы видеть себя. Таким, каким он может стать.

Слепая любовь.
Расплывчатый сон. Беспробудная явь
В сердце ввернет кол из серебра.
Проникнет в мозги вертлявая мысль,
То миф или быль?
Всерьез ли? Игра?

Кипящая кровь.
За руном золотым отправляешься вплавь.
Поймаешь проклятье ласковых волн
И благословение зубастых сирен.
Сладостный плен.
Могильный холм.

В глаз или в бровь?
Простые слова на закуску оставь.
Замшелое чувство. Замшевый плен.   
Музыкой дивной свистит в воздухе плеть.
В небо взлететь.
Будь же блажен.

Она придвинулась ко мне, погладила рукой по щеке. Прикосновение ее пальцев было нежным, как щекотание беличьей кисточки. Но это еще не все. Вита приблизила свое лицо к моему...
                ...и поцеловала меня в губы…
                … так, как ни одна девушка еще не целовала -
словно в последний раз,
за мгновение до того, как шагнуть с обрыва.

Я прекратил бездействовать. Мы двигались в упоительном танце. Сквозь кувырки из пламени в вечность я услышал ее шепот:
- Спаси меня.

11 октября 2013. Золотые Ключи.

Я настоящий царь: с дворцом и царицей. Для полного счастья не хватает царевичей и какой-нибудь небольшой победоносной войны. Царство не царство, если в нем нет битв.
С царицей своей я почти сутки не виделся. Когда проснулся вчера утром, не застал ее на диване рядом с собой. На столе стояла кружка с теплым чаем, там же лежала записка:
«Илья, спасибо тебе за все. Мне надо немного побыть в одиночестве. Приходи завтра».
Ох уж эти девушки, все бы им раздумывать да разбираться в своих чувствах. Ну ладно, в конце концов, она же царица. День я провел с детьми Погодиными, слушая их странные сказки, чудным образом переплетающиеся с былью.
Всю ночь мне снились кошмары. То убегаю от прайда львов, то на меня изрыгает пламя трехглавый дракон, то захватывает в плен группа террористов. Звучит смешно, но когда спишь, проживаешь эти события, будто наяву. Не очень приятное ощущение, врагу не пожелаешь.
Проснулся я в липком поту на том моменте, когда террористам пришло письмо от моих родителей, в котором говорилось, что выкуп за меня платить не собираются, так как я был плохим сыном. Бандиты скрутили мне руки, а их главарь достал нож и начал приближаться. Тут в дверь позвонили, но террористы почему-то не отреагировали. Звонок раздался во второй раз, и снова преступники не пошли открывать. В тот миг я проснулся и увидел, что лежу на диване в холле своего дворца. Только успел с облегчением подумать: «Ох, это всего лишь сон», - как в третий раз услышал дверной звонок. Наяву. Значит, кто-то пожаловал ко мне. Вита! Соскучилась и, решив не дожидаться, пока я проснусь, пришла сама, первая.
Я вскочил с дивана и, натянув домашние штаны, открыл дверь. На пороге стояла Катя Погодина. Одна, без брата. Это было настолько неожиданным, что я сразу забыл про свой ночной кошмар.
- Доброе утро, Илья.
- Доброе. А где Вадик?
- С мамой. Он сейчас нужен ей, хотя она об этом не догадывается.
- А-а… А ты почему здесь?
- Потому что меня об этом попросили.
- Кто?
- Вита.
- Вита?
- Зайти можно?
- Ах да, конечно, - до меня дошло, что я себя вел не очень гостеприимно. – Присаживайся в кресло. Чаю с конфетами?
- Нет, спасибо, - Катя осталась стоять. – Это тебе.
Она протянула мне какой-то конверт.
- Что это?
- Вита оставила.
Конверт не был запечатан.
- Там что?
- Я не смотрю того, что предназначено не мне, - с достоинством ответила Катя.
- Да, прости.
В конверте находился сложенный вдвое лист бумаги. Я развернул его и сразу узнал почерк Виты.
«Илья, когда ты прочтешь это письмо, я буду далеко от Золотых Ключей. Сегодня я уезжаю в Сочи, а оттуда – в другой российский город. Почему так уверенно пишу, что непременно покину Ключи? Я чувствую, что мне незачем больше здесь оставаться. У дворца нет причин далее удерживать меня. Я ему не нужна, и он не имеет смысла для моего сознания, моей души.
Жизнь в Золотых Ключах сильно влияет на всех, кто вольно-невольно здесь оказывается. В этом поселке время становится болотом, засасывающим в свои неизведанные глубины, а одно мгновение, как жвачка, растягивается на месяцы, годы – ровно настолько, сколько человек пребывает во дворце. Есть отличное латинское выражение: «Unus dies gradus est vitae», - переводится как «один день – ступенька в лестнице жизни». Дворцы в Золотых Ключах – это и есть только ступенька… Ступенька к самому себе.
Я поднимаюсь на ступеньку выше. Не знаю, что меня ждет, но могу точно сказать: до тех пор, пока есть лестница, по ней стоит подниматься. Если же застрянешь на одной ступеньке, то даже если это золотая ступенька, дарящая все блага мира, ты неминуемо проиграешь.

У нас с тобой игра –
 Называется «Кто кого?»
 Ты любишь только себя,
 А я не люблю никого.

 У нас с тобой война,
 Но я не хочу побеждать,
 А тебе всё равно до побед –
 Тебе нравится лишь торговать.

 У меня кристальна душа,
 И чисты твои глаза.
 У нас с тобой спектакль.
 Кто бездарней? Трудно сказать.

 Мы строим дворец из песка,
 Его в море уносит вода.
 Мы с тобой не едины пока,
 И, может быть, никогда.

 У нас с тобой не всерьез –
 Мы как два королевских шута –
 Эгоист ты, а я мизантроп –
 Парочка ещё та!

 Мы с тобой не короли,
 Но по-царски кидаем понты.
 Сквозь огонь любви мы пошли,
 Но сгореть, увы, не смогли.

Я не хочу проигрывать – обидно быть лузером. Поэтому уезжаю.
Ты сначала будешь злиться на меня, считать, что я тобой хладнокровно воспользовалась и, конечно, ни капельки не любила как мужчину, не ценила как друга.
Надо ли говорить, что это совсем не так?
Но, Илья, если я останусь, мы навсегда застрянем здесь, на краю света, в твоем или моем роскошном дворце, которых, если верить Баронову, не существует. У нас появятся дети, обреченные жить в созданных нами ненастоящих замках.
Когда поймешь меня, ты перестанешь сердиться и сможешь вырваться из своего призрачного дворца.
Прощай, Илья. Ты помог мне сделать шаг вверх по лестнице. Хочется верить, что и я оказалась хотя бы немного полезной для тебя.
Вита»
  Пока я читал, с каждой строчкой росло ощущение, что мой ночной кошмар не так уж был и страшен. Вита-Вита, что же ты наделала? Неужели мы вместе не нашли бы способ покинуть проклятые дворцы?
Катя участливо смотрела на меня.
- Не расстраивайся, - сказала она. – Может быть, так лучше для вас обоих?
- Лучше? – взорвался я. – Ты-то что в этом понимаешь? Тебе всего двенадцать лет, недавно на горшок ходила!
- И что? – спокойно возразила Катя. – Семимесячный ребенок еще младше, но разве от этого он меньше привязан к своей маме? Разве он меньше понимает, что такое любовь?
- Прости, - мне стало стыдно, - я погорячился. Просто очень плохо себя чувствую.
- Это пройдет, - сказала мудрая девочка.
- Скажи еще: время лечит.
- Не лечит. Оно дает возможность понять, что все не так плохо.
Катя засобиралась домой, если так можно назвать наши дворцы в Золотых Ключах.
- Пойду я, а то Вадик там один с мамой.
- Пока, Ореховые Глаза.
- Ты когда уезжаешь? – поинтересовалась Катя.
- Можно подумать, это от меня зависит,  - фыркнул я.
- А от кого же?
Я красноречивым взглядом обвел стены дворца.
- Не сваливай все на него, – укоризненно произнесла девочка. – Он чей?
- Мой.
- Значит, зависит от тебя. Не грусти.
Она чмокнула меня в щеку и убежала.
Не в силах держаться на ногах, я опустился в кресло. Перед глазами так и стояло лицо Виты в моменты наших прогулок, во время нашей единственной ночи. Мне было очень больно, и я не мог понять, почему. Неужели я так влюбился в нее? Вроде, нет. Нашим дружеским отношениям и месяца нет, а любовным – всего одни сутки. Или мое мужское самолюбие задето тем, что она первая разорвала нашу связь? Нет, не то. Тогда, что происходит? Может быть, дело вовсе не в Вите?
В голове всплыли строки ее письма. Вита хотела идти по ступенькам ввысь, к свободе, к самопознанию, а я тянул ее назад, вниз. Решила, что наш союз – это камень на шее, и с легкостью его сбросила. Она все для себя разложила по полочкам.
Я так не могу – четко представить, какое место в моей жизни занимает Лена, какое – Вита, какое – работа, а какое – Золотые Ключи с их дворцами, будь они неладны? Как они на меня влияют? Что за роль играют в моей судьбе? Если бы я узнал это, то приблизился бы к идеалу себя. В словарях пишут: «Идеал — наилучшее, завершенное состояние того или иного явления — образец личных качеств, способностей; высшая норма нравственной личности». А я, увы, далеко не образец, не «наилучшее состояние», а несовершенство из несовершенств, кривое зеркало, испорченный арбуз. Удивительно, как я раньше мог считать, что во мне нечего менять? Да меня всего надо разобрать на кусочки и каждый из них заменить! Права Вита: я утянул бы ее на дно, покрытое илом, и она никогда не всплыла бы на поверхность. В ней есть какая-то гениальность души, свет, неординарность, ум. А я всего лишь обычный московский парень Илья, двадцати шести лет от роду, который со всем этим столкнулся впервые и не сумел ни распознать, ни удержать. Меня хватает лишь на то, чтобы принять происшедшее как должное, и не держать зла.
Мне стало невмоготу сидеть во дворце, и я вышел на улицу. Только что закончился дождь. К двери дворца Ольги Николаевны жался промокший белый котенок. Стены и земля были темными от дождя, а белизна котенка смотрелась вызывающе, даже неприлично. Темные, мрачные стволы деревьев, ветки без листьев, - а котенок пушистый. Я не видел глаз котенка, но знал, какие они сейчас. Глаза брошенного котенка - вот тема! На улице мало кто помнит, что такое сострадание, - никто никогда не останавливается у таких промокших котят. Когда начинается дождь, все судорожно разбегаются. Водобоязнь - один из признаков сумасшествия. Можно сказать, что мы все безумны? «Мама, мы все тяжело больны. Мама, я знаю: мы все сошли с ума ». «Мария, как в зажиревшее ухо им втиснуть тихое слово ?» Цитаты, одни цитаты. Сам-то ты что можешь, Илья Владимирович? Существовать тихо, безмятежно, как амеба? Кстати, что ты, Назаркин, о себе думаешь? Ты хороший человек или сволочь? Ага, язык не поворачивается сволочью себя назвать? А хорошим? Тоже не поворачивается! Ладно, будем считать, что ты где-то посередке, и твоя задача сместиться в лучшую сторону. Как? Кто ж его знает? А кому же это следует знать, как не мне? Наверное, мне не хватает любви к миру, стремления быть связанным с Вечностью, чистоты мысли... Словами не выразишь. «Все слова - пи…ж», - ведь сказал же Егор Летов. Что поделаешь, опять цитата! Я сегодня, прямо-таки, кладезь цитат. А вообще, всё это не так уж сложно, только…
Я представил, как возвращаюсь из Золотых Ключей в Москву и сразу погружаюсь в бессмысленную шелуху, которой от нечего делать человек окутывает себя. Буду ходить на работу, писать программы, в перекурах обсуждать с коллегами тачки, баб и бухло. После работы – ужин в одиночестве, потом – тусовки, надо же найти новую девушку. Когда найду, она переселится в мою холостяцкую квартиру, и все пойдет по-прежнему.
Но я не хочу по-прежнему. Я хочу, чтобы в моей жизни были ветра с четырех сторон, волны рек, озер, морей и океанов, нехоженые тропы, неизведанные земли, неведомые слова. Грозы и тихие рассветы, багряные закаты и ноющие дожди, снега по колено и  теплые весенние ручьи. Чтобы каждый день был не похож на предыдущий. Чтобы каждый миг приносил новое открытие. Чтобы с каждым вздохом я становился хотя бы чуть-чуть лучше, чище, добрее. Совершеннее.
Сбоку я уловил какое-то движение. Повернулся и увидел, что стены моего дворца начинают шататься. Их колебания быстро усиливались. Я понял, что если останусь на месте, то окажусь придавленным, и, что было сил, побежал прочь от дворца.
Я мчался и слышал, как за спиной рушились каменные стены. Их грохот отдавался в моих ушах залпом целого арсенала орудий, но я не оборачивался. Наконец шум прекратился, и даже тогда я не бросил взгляда назад. Дворец перестал быть для меня привлекательным - что в целом состоянии, что в виде бесполезной груды руин.
Я смотрел вперед и видел грунтовую дорогу, в которой сошлись тысячи путей. Я мог следовать по любому из них. Это было удивительное ощущение, новое, свежее, как утреннее парное молоко. Моя душа, будто подросток, впервые вырвавшийся на ночную дискотеку, лихо отплясывала канкан и джигу. Рядом мурлыкало свою песенку Черное море, а ветер подпевал и подтанцовывал, выделывая сложные па над синими – вопреки названию – волнами и удивительно чистым белым песчаным берегом.

II. Юлия Погодина.

Рассвет. Юлия, Катя и Вадик Погодины сидят на пляже. Еще слишком рано, да к тому же,  окончен купальный сезон, поэтому на побережье, кроме них, никого.
- Мам, хочешь, мы тебе сказку расскажем? – спрашивает Вадик.
- Валяйте, - вяло соглашается Юлия.
Катя:
Горели огни темной ночью. Усталый, заблудившийся Пешеход шлепал по лужам. Ноги его уже давно промокли, но он не чувствовал этого. Не ощущал и буйного ветра, который отбрасывал его с каждым новым шагом на два назад. Не замечал и редких полуночных машин, обдающих его грязью. Дождь иглами-стрелами целил прямо в глаза. По лицу текли капли, и Пешеход не мог понять: то ли это дождинки, то ли слезы, а то ли его собственные глаза вытекают и тихо уползают от серых домов. В хмурых окнах безмолвствовали прозрачные лица: такие простые, обыкновенные - и этим страшные. Пешеход старался не смотреть в их сторону: он чувствовал, что стоит задержаться хотя бы на миг среди них, и он станет таким же неподвижным и немым, не имея сил им противостоять. А вдалеке горели огни, и Пешеход упорно шел к ним, наступая на дождевых червей и пугая лягушек в больших лужах. Он не знал, зачем ему эти огни, однако по холоду и темноте шел на их теплый свет.
До огней было еще далеко.
Гром мячом бил в живот усталому небу. Небо в ответ метало молнии. Вода ломала плотину и точила столбы, на которых держался мост.
А огни вдалеке горели…

Эстафету подхватывает Вадик:
Темно …
Ливень барабанил по крышам. Вдалеке горели огни, вблизи сверкала молния.
И вдруг! - ветер! Дьявольский смерч! И дьявольский хохот разливался в ночи. Второй, третий сильный порыв, и Пешеход не выдержал, упал и покатился куда-то вниз, в болото с застоявшейся водой. В тине торчал сапог - видимо, с ноги того смельчака, который рискнул пройти через болото, но не смог, не хватило сил.
Трясина затягивала путника, но он боролся. У него мелькнула мысль, а что если сдаться? Он посмотрел вниз и увидел, как из глубины воды его манят фигуры с нечеткими очертаниями. Пешеход не знал, кто это: русалки, утопленники, водяные или некто иной, неведомый? Путник смотрел в воду, и картина менялась. Он видел на дне болота домик с трубой и занавесками на окошках. В окнах горел свет, но это были не его огни - это Пешеход знал точно. Тем временем вода шевелилась, разрушала очертания одной картины и создавала следующую. Теперь Пешеход видел на дне уютную теплую комнату (он не мог видеть, что она теплая, но, тем не менее, почему-то думал, что там тепло). В комнате на столе стоял приготовленный обед. Пешеход вглядывался, но вода опять заволновалась, комната исчезла, и появились вновь фигуры. Они махали человеку руками, зовя его. «Иди к нам, здесь, на дне, тепло, светло, тихо», - читал по их губам Пешеход. Да, человек всю жизнь стремится к счастью - и вот оно, оказывается, здесь, в толще воды. «Я иду к вам», - молвил Пешеход фигурам и перестал шевелиться. Он начал постепенно опускаться вниз, в воду - болото принимало очередного человека. И как же: он теперь не дойдет до заветных огней и не приблизит к ним свою руку? Эта мысль обожгла сердце Пешехода, и он словно очнулся. Нет! Разве это возможно - потерять свои огни, еще не успев обрести их?! Не бывать этому! Пешеход, собрав последние силы, рванулся и ухватился за ветку склонившегося над водой дерева…
 … Он лежал на лесной тропе, грязный, мокрый - но живой! Приподнявшись, посмотрел вдаль в надежде увидеть свои огни. Но… По-прежнему бил гром, рвалось небо под лезвиями молний, темнота колола глаза. Огней не было.
Огни, где же вы?

Завершает повествование Катя:
Светало. Уличные фонари, фары редких машин раннего утра еще не погасли, но выглядели блекло и уже не тянули на то, чтобы называться огнями. Пешеход своих огней так и не нашел. «Скоро взойдет солнце, - печально подумал он, - и тогда подавно ничего не будет видно. Придется ждать следующей ночи». Он шел по непробудившейся улице мимо тех же домов, что и ночью, но теперь они не казались ему страшными. Пешеход вспомнил одинаковые прозрачные лица, которые он видел ночью в окнах этих домов. Почему он решил, что они одинаковые? Достаточно посмотреть в окна, чтобы понять: в них живут очень разные люди.
  Пешеход не знал, что потянуло его к окну, где на подоконнике лежал оранжевый плюшевый заяц, а рядом стояла банка с молоком, в котором плавала корочка черного хлеба. Словно повинуясь чьей-то чужой воле, он отворил дверь и тихо вошел в дом. Он не удивился, что дверь, запертая на ключ, открылась, когда он взялся за ручку - Пешеход знал, что так должно быть, хотя не знал, почему. На кровати спала молодая женщина с маленькой дочкой. Пешеход на цыпочках подошел к ним и заглянул в их лица. Он увидел, как под его взглядом они преобразились - будто озарились неким светом. Мать и дочь зашевелились и открыли глаза. Пешеход обмер! Он увидел в них свои огни! Да-да, в светло-зеленых глазах матери и в темно-карих глазенках дочери вспыхнули его огни! Но глаза тут же закрылись: женщина и девочка повернулись на бок и продолжали свой сон.
  «Подождите, откройте глаза», - хотел сказать Пешеход, но почувствовал, что его миссия в этом доме закончена и он должен уйти отсюда.
  Выйдя на улицу, Пешеход увидел на ней много домов. А в мире еще много улиц, на которых тоже дома. И во все он должен зайти. Зачем?
  Теперь он все понял. Его огни - в нем самом. Раньше Пешеход не мог ответить себе на мучавший его вопрос: зачем ему эти огни? Теперь он знал: чтобы отдавать их людям. Сейчас он отдал их женщине с девочкой. Но огни - они неиссякаемы: сколько ни отдай, их не станет меньше ни на искру.
Он посетит каждый дом. Он придет к людям на рассвете, когда они будут спать. Неважно, какие это будут люди: спившийся алкоголик, отнимающий у ребенка деньги, чтобы опохмелиться, другой алкоголик, вступающийся за этого ребенка, сам ребенок, плачущий и непонимающий; депутат, обладающий правом депутатской неприкосновенности; зек, почти полюбивший тюрьму; офис-менеджер, сбивающийся с ног в поисках выгодного контракта; девчонка, мечтавшая стать фотомоделью, а попавшая в проститутки; пенсионерка, похоронившая мужа и не видящая любви от внуков; пролетарий, выросший в СССР и потерянный в РФ… Пешеход придет ко всем. Он так же, как и сейчас, откроет запертые на замки двери, тихо войдет в комнаты. Спящие люди его не услышат. Он посмотрит им в лицо, они почувствуют его взгляд и откроют глаза.
 - Здравствуй, - скажут они. - Мы тебя так долго ждем.
  И улыбнутся.
  Пешеход тоже улыбнется и отдаст им свои огни.
 
- Красивая история, - говорит Юлия. – Если бы все ваши сказки еще помогали?
- Они помогают, - утверждает Катя. – Нас же дворец не держит.
Лицо матери становится мрачным.
- Мама, пошли к папе, - просит Вадик.
- Папа далеко, - напоминает мать.
- Не так далеко, - возражает Катя. – Всего триста километров.
- Мама, пошли, - тон сына становится требовательным.
Вадик встает и начинает медленно идти. За ним и Катя.
- Вы куда? – удивленная Юлия поднимается, но стоит на месте.
- К папе,  - отвечают брат и сестра в один голос.
- Но вы знаете, что меня не отпускает дворец! – пронзительным голосом кричит мать.
Дети не отвечают и продолжают шагать от берега к грунтовой дороге.
- Вы меня бросаете? Уедете с папой, а я останусь одна – гнить в этом золотом дворце!
Катя и Вадик не оборачиваются.
- Подождите, я хотя бы сумку возьму!
Погодины-младшие не реагируют на ее крик.
- А ну, стойте!
Юлия срывается с места и быстро идет за ними. Вскоре переходит на бег и догоняет детей.
- Это безумие – пешком до Краснодара.
- Безумие – эти дворцы, - возражает дочь.
Уверенным шагом брат и сестра выходят с грунтовой дороги на шоссе. Мать следует за ними.
- Там, во дворце, остались все наши вещи, - возмущенно сетует Юлия.  – Подождите здесь, я сбегаю, возьму хотя бы самое необходимое.
- Если ты вернешься туда, то уже никогда не выйдешь,  -  произносит Вадик.
- Глупости! Я и так не выйду. Там мои вещи!
- А здесь – твои мы.
Дети идут вперед по шоссе. Юлия плетется за ними. Все трое медленно, но верно удаляются от Золотых Ключей. Проходят мимо одинокой березы, и вскоре их фигуры скрываются в пыльной дали.
Белокаменные стены еще одного дворца начинают истончаться. Вот они уже совсем прозрачные, словно чисто вымытое стекло. Но в таком виде им тоже не суждено долго продержаться: преграды, и без того почти незримые, окончательно растворяются в прохладном ноябрьском воздухе.

Эпилог

В небольшом одноэтажном домике на краю света, в уютном кресле, обитом синей замшей, сидел стройный мужчина средних лет и пил ароматный зеленый чай. «На краю света» - возможно, преувеличение, так как действие происходило в центре крупнейшего материка, в известном курортном поселке, на берегу одного из самых красивых и великих морей мира. Но когда стоишь на берегу моря – неважно, какого, - кажется, что здесь, в этой точке, заканчивается земля.
Чай в кресле пил Анатолий Баронов. Если посмотреть в тот момент на его лицо, можно было подумать, что он смеется. Однако при внимательном взгляде становилось понятно: менеджер серьезен, как волк, высмотревший неосторожного зайца.
Как заяц, поздно заметивший нападающего волка.
Допив ароматную жидкость из кружки, Баронов посмотрел в окно. Вдали золотом искрилась на осеннем солнце крыша единственного дворца, оставшегося на побережье. В нем, в простом деревянном кресле сидела красивая пожилая женщина. Если бы ее кто-то увидел в тот момент, то сказал бы: «Она плачет». Но в ее усталых глазах не было ни слезинки: лишь надежда на скорую встречу с супругом.
Анатолий вздохнул, покачал головой. Затем встал, пересел к ноутбуку. Зашел в почтовый ящик, открыл форму для отправления письма. В строку «кому» ввел пять электронных адресов.
Через пару минут пятеро человек в разных уголках страны получили письмо:
«Сдаются дворцы на черноморском побережье. 10 т.р./мес. Сбор перед зданием ж/д вокзала г. Сочи 03.01.2014 в 09.00».

15 – 29 августа 2013.

Идея о замках, которые не отпускают человека, легла в основу рассказа "Адюльтер", опубликованного на сайте fan-book.ru/