Город Полярный в Заполярье

Город Полярный в Заполярье.

Фото:На палубе плавбазы в бухте Тихая. Слева направо:секретарь комс.организации Х, Харькин,Агронский. г.Полярный, 1958 г.

1. Екатерининская гавань.

(В городе Полярный, май 1958 г. – январь 1962 г.)

«На самом краю земли, который так и называют – Крайний Север, стоит на скалах старинный флотский город. Море, омывающее этот край, Баренцевым зовётся, а город, затерявшийся в лапландских сопках, величают ни много, ни мало Северодаром». Так назвал этот город писатель-маринист Н.А.Черкашин (Одиночное плавание Воениздат, 1987). Я воспользовался его оригинальным описанием Полярного, т.к. речь идёт именно об этом городе.
«Дар Севера – гавань, укрытая от штормов красными гранитными скалами в глубине гористого фиорда. Она походит на горное озеро, тихое, девственное, одно из тех таинственных озёр, в глубинах которого вроде бы ещё не вымерли доисторические монстры. В это легко поверить, глядя, как выныривает из зеленоватой воды чёрная змеинолобая рубка, как, испустив шумный вздох, всплывает длинное одуловатое тело – чёрное, мокрое, с острым тритоньим хвостом и округлым черепашьим носом…»
Освоение Екатерининской гавани началось в 1723 году, когда Пётр I подписал указ об организации Кольского китоловного промысла. В 1803 г. была основана база Беломорской китобойной компании. Исследованием гавани занимались экспедиции под командованием Винькова (1741-1742), В.Я.Чичагова (1743-1744), Ф.П.Литке (1822 г., Бриг «Новая Земля»), М.Ф.Рейнеке (1830). В 1896 г. началось осушение местности, и в 1899 г был официально открыт новый административный центр края – город Александровск, в честь царя Александра III.



 «Гавань – дар Севера кораблям, подводным лодкам. А людям Север не подарил тут ничего, даже клочка земли, пригодной под фундамент дома. Всё, что им было нужно, люди сделали, добыли, возвели, вырубили здесь сами. Город строили мужчины и для мужчин, ибо главное ремесло Северодара – встречать и провожать подводные лодки, обогревать их паром, лечить обмятые штормами бока, поить водой и соляром, заправлять сжатым воздухом и сгущенным молоком, размагничивать их стальные корпуса и обезжиривать торпеды, припасать электролит и пайковое вино, мины и книги, кудель и канифоль …
И хотя город вырубили в скалах мужчины и для мужчин, нигде больше не встречал на улицах так много молодых миловидных женщин, как здесь, за Полярным кругом … . Впрочем, всё объяснялось просто: избранницы моряков всегда отличались, а морские офицеры испокон веку слыли неотразимыми кавалерами. И потому бывшие примы студенческих компаний, первые красавицы школ, факультетов … и всех прочих учреждений …, порог которых переступала нога корабельного офицера, рано или поздно шли под свадебные марши с женихами в парадных тужурках, увитых золотом шнуров, галунов, поясов, шли неизменно по левую руку, как полагается спутницам военных мужей … .
Но смолкли арфы Гименея, и свадебное путешествие укладывалось в несколько часов воздушного рейса. Дорога от аэропорта до Полярного поражала вчерашних москвичек, киевлянок, южанок древними валунами и чудовищными снежными заносами. Поражал и город на скалах, нависших над морем, точно горный монастырь».
Обширная цитата из прочитанного с интересом романа Н.А.Черкашина не лишенного вымысла, но содержащего больше правды из жизни современных моряков – подводников. Книга написана сочным образным языком, изобилует подробностями быта моряков и афоризмами, которые подтверждают профессиональные знания писателя. К примеру, «жизнь корабельного офицера состоит из походов и проверок, из штормов и комиссий, из ураганов и генеральных инспекций».
Дальнейший этап моей службы связан с этим ныне известным городом подводников, имя которого Полярный.

2. Беломорско-Балтийский канал.

В мае 1958 года, в условиях значительного сокращения дивизии торпедных катеров, вместо увольнения в запас целая группа молодых офицеров из Гранитного (см. предыдущий очерк) была отправлена в Ленинград для приёма новых кораблей. Они возглавляли спешно сформированные команды из старшин и матросов этой же дивизии. Несмотря на малый срок плавания на торпедных катерах (чуть больше года), допуск к самостоятельному управлению небольшим по размерам кораблём – торпедным катером - я всё же успел получить. И это, надо заметить, в дальнейшем имело определённое значение.
В городе на Неве все экипажи строящихся кораблей организационно сводились в 22-ю дивизию строящихся и ремонтирующихся кораблей Ленинградской ВМБ. Командовал дивизией контр-адмирал Ерошенко Василий Николаевич, в прошлом командир героического лидера «Ташкент», отличившийся в Великой Отечественной войне на Чёрном море. (В.М.Лурье. «Адмиралы и генералы ВМФ СССР», 2007, с.175).
Матросы и старшины этой дивизии жили в казарме в районе Гавани Васильевского острова, офицеры – в основном, дома. Что хорошо запомнилось в этой командировке, так это ресторанное меню в обширной столовой казармы, где питалась вся дивизия, численностью более тысячи человек. Особенно многочисленными были экипажи крупных надводных кораблей, таких как крейсера. Вторая половина лета отличалась тёплыми и солнечными днями. Обеденные столы были щедро украшены различными овощами и фруктами. Считалось, что это заслуга командира дивизии. В это можно поверить, т.к. по опыту дальнейшей службы знаю, что там, где командиры кораблей и частей лично занимаются проблемой камбуза, жалоб на питание личного состава не бывает. Правда, в этот период на всех кораблях кормили досыта и готовили вкусно. Селёдка, к примеру, на крейсере «Железняков» не нормировалась и постоянно находилась в бочке на верхней палубе в районе камбуза. В последующие годы качество питания постепенно снижалось.
Новые боевые катера строились довольно быстро, несравненно быстрее крупных кораблей, экипажи которых годами маялись от безделья в казарме на берегу. Матросы начинали и заканчивали здесь свою трёхгодичную службу, так ни разу не выйдя в море, офицеры – теряли перспективу.
Наши экипажи приехали в Ленинград на последней стадии строительства катеров, которое велось на судостроительном заводе № 5 в районе Петровской косы. Строительство катеров осуществлялось поточным методом, причём одновременно строились катера разных проектов – все на базе корпуса, хорошо зарекомендовавшего себя торпедного катера проекта 183. Команды изучали устройство корабля и его вооружение, принимали непосредственное участие в ходовых испытаниях, перенимая опыт специалистов заводских сдаточных команд. Нам предстояло принять, а затем плавать и служить на сторожевых катерах проекта 199, созданного на базе большого торпедного катера проекта 183. Тот же деревянный корпус с несколько увеличенной ходовой рубкой в связи с необходимостью установки гидроакустической станции «Тамир 11». Вместо торпедных аппаратов установлены два бортовых бомбосбрасывателя и металлические стеллажи с глубинными бомбами для уничтожения вражеских подводных лодок. Энергетическая установка та же, что и на торпедном катере: четыре V-образных дизеля М-50 по 1200 л.с. каждый, позволявшие развивать скорость хода до 39 узлов. Экипаж – 24 человека, в том числе два офицера – командир и помощник командира.
Позднее узнал, что базовый проект торпедного катера разрабатывался в ОКБ – 5 НКВД, которое в первые послевоенные годы располагалось на территории этого завода, под руководством главного конструктора П.Г.Гойнкиса, получившего совместно с начальником корпусного отдела Е.А.Поповым за это детище государственную премию. Всего по этому проекту и его модификаций (проекты 199, 183 ТК, Т, Э, Ц, А и У) было построено с 1952 по 1960 год более 600 катеров (Морской сборник, 1993, № 6, с.66.)
Приём построенных катеров от промышленности заканчивался государственными испытаниями и последующими тренировочными выходами в море для подготовки к совместному плаванию в составе группы и  переходу в пункт постоянного базирования. В конце сентября  первый отряд катеров в составе 6 вымпелов окончательно покинул стенку завода в Малой Неве и перешел в Неву. Как птицы в конце лета собираются в стаи для отлёта в дальние края, так им наши катера стояли борт к борту в районе моста Лейтенанта Шмидта, готовясь к отплытию. На этом этапе создания нового корабельного подразделения и на перегоне катеров на север отрядом командовал штатный командир дивизиона строящихся кораблей капитан 3 ранга Хазов.
Офицерскому составу катеров в этот период приходилось не только заниматься боевой подготовкой, но и следить, чтобы матросы не сбежали в самоволку. За это лето они разболтались, воспользовались отсутствием должного контроля на большой территории завода, завели новые знакомства в городе и рвались в увольнение.
В выходные дни у меня была возможность отдохнуть на природе в районе Комарово, где моя мама летом  снимала дачу. Местность там изумительно красивая, в то время ещё не замусоренный сосновый лес. Вместе с Алей добирались туда на электричке до Комарово.  Проходили через этот посёлок,  затем лесом до  местечка Ленинское, где находилась дача. Иногда по лесной тропинке пробирались до ближайшего озера Щучье. Щук там не видели, но отдыхающих там было не мало.
В день отплытия из Ленинграда  в Полярный командир дивизиона был вынужден несколько задержать выход отряда, т.к. командиры катеров не смогли вовремя собрать личный состав, хотя накануне увольнение в город было запрещено. Выход отряда был намечен на раннее утро, но провожающих было немало. Некоторые родственники и знакомые, да и случайные прохожие, выбравшие самую выгодную позицию - мост Лейтенанта Шмидта, могли наблюдать редкую картину. Снявшись со швартов, катера выстроились в кильватерную колонну, и, набирая скорость, как на параде, пролетели под мостом. Меня провожала и махала с моста рукой моя Аля (Александра) В период этой командировки мы часто были вместе, и вопрос о дате свадьбы был решен.
Колонна новеньких боевых катеров, ныряя под невскими мостами, уверенно двигалась вверх по реке. Первая остановка была сделана в районе 5 ГЭС для осмотра водолазами винтов. Это было не лишним из-за значительного количества топляков, и повреждения винтов вполне вероятны. Впереди неблизкий путь, и сменить повреждённые винты будет негде.
Далее продолжали путь вверх по Неве, Ладожскому озеру, реке Свирь, Онежскому озеру и Беломорско-Балтийскому каналу имени И.В.Сталина. Канал, общая длина которого 227 км, соединяет Онежское озеро (от города Повенец) и Белое море (до города Беломорска): имеет 19 шлюзов, 15 плотин, 49 дамб, 12 водоспусков. Кроме искусственного пути (37 км), созданного руками заключенных, канал включает реки Выг и Повенчанка, а также Выгозеро, Водлозеро, Маткозеро и озеро Узкое. Канал вступил в строй в 1933 году и исправно служил много лет. Правда, газета «Петербургский Час пик» от 9.09.1998 г. писала о плачевном состоянии канала, который требует модернизации.
Пока передвигались по широкой воде озёр и реке Свирь скорость держали максимально разрешенную, шли почти без остановок, в том числе и в тёмное время суток, чтобы успеть проскочить Белое море до ледостава. Непродолжительные стоянки использовались для дозаправки топливом и пополнения запасов продовольствия. Шлюзы проходили в основном только в светлое время суток.
После Беломорска вышли в Белое море, где пришлось лавировать между встречавшимися полями плавающих брёвен – следствие молевого сплава леса по нашим северным рекам. Говорили, сто существуют зарубежные компании, которые вылавливают в этих местах миллионы кубометров дармового леса. Заметно понизилась температура воздуха, но море было сравнительно спокойным даже при выходе в Баренцево море, что не характерно для этого осеннего времени года. После кратковременной (менее суток) стоянки и дозаправки в Гремихе, оставался последний бросок до города Полярного. Весь переход занял около двух недель. Екатерининская гавань встречала новое пополнение кораблей с оркестром. Недавно назначенный командир нового дивизиона сторожевых кораблей капитан 3 ранга Даниэль-Михельсон поздравил экипажи с благополучным прибытием.
Весь путь с Балтики на Север отряд катеров прошел без происшествий и поломок. Плавание было напряжённым и небезопасным, особенно в узкостях и шлюзах Беломорско-Балтийского канала. В середине октября темнеет рано и, следовательно, значительная часть плавания пришлась на тёмное время суток, что значительно увеличивало вероятность аварии, особенно возможность на большой скорости наскочить на топляк и погнуть незащищенные винты или повредить деревянный корпус катера.



3. Бухта Тихая

В этом походе я не испытывал большой нагрузки, т.к. был помощником командира катера (с мая  по декабрь 1958), мои штурманские обязанности были минимальны, т.к. катера держались в составе отряда в кильватер за головным катером, на котором находились опытные командир дивизиона и флагманский штурман. Катером командовал старший лейтенант Ломакин Николай Дмитриевич, он не был катерником, но имел опыт плавания на других кораблях. Сработались мы с ним быстро, и каких-либо трений на заводе в Ленинграде и в походе не возникало. Команда была подобрана тоже достаточно опытная, что и обеспечило безаварийное плавание. Весь поход командир катера стоически находился на мостике и в подмене, практически, не нуждался. В близких приятельских отношениях мы не были, наверное, из-за некоторой разницы в возрасте (он старше лет на 5-7). Вскоре после прибытия в базу Ломакина перевели на другую должность, а я стал командиром этого сторожевого катера (СКА 15).
Через неделю из Ленинграда пришла и вторая группа катеров из 6 единиц. Новое формирование получило название 62 отдельный дивизион сторожевых катеров с местом базирования в бухте Тихая Екатерининской гавани Полярного.
Следует отметить, что Екатерининская гавань – превосходное место для базирования значительного количества кораблей, надёжно закрыта от господствующих северо-западных ветров и морской стихии крупным одноимённым островом. В южной части обширной гавани, протянувшейся с северо-запада на юго-восток, имеется запасной, правда, мелководный, выход почти перпендикулярно оси Кольского залива.
А бухта Тихая, точнее крохотная бухточка, защищённая от всех ветров с одной стороны отвесной скалой, а с другой – мысом, на котором находился рейдовый пост и контрольный причал, действительно соответствовала своему названию: там всегда было тихо.
Вид с высокой сопки южного берега части Екатерининской гавани. Слева за пределами рамки фото – основной северо-западный вход в гавань. Внизу слева – осиротевшая бухточка Тихая, где ранее базировался дивизион сторожевых кораблей и часть кораблей дивизиона МПК – малых противолодочных кораблей. Бухту ограждал мыс, где находился контрольный причал. У основания этого мыса на месте деревянного двухэтажного барака, который хорошо просматривается на следующей фотографии, построена пятиэтажная коробка. Справа у кромки снимка виден упомянутый в тексте «циркульный» дом. В середине верхней части фото виден запасной восточный выход из гавани в Кольский залив (см. схему в начале этого раздела).

На памяти только один случай, когда разбушевавшаяся стихия оборвала наши швартовы. К высокой отвесной гранитной стене бухты был намертво ошвартован отслуживший свой век пароход, служивший плавказармой (ПКЗ) и плавпричалом. Вдоль ПКЗ борт к борту швартовались 12 катеров в две группы по 6 единиц в каждой. ПКЗ верно служила нам и домом, и местом службы. Матросы жили в больших кубриках, офицеры занимали двухместные каюты.

Меня разместили в каюте совместно с дивизионным специалистом радиотехнической службы (РТС) старшим лейтенантом Вадимом Гавриловым. На этом ПКЗ и в этой крохотной каюте я провёл более трёх лет. Значительная часть этого времени прошла в боевом дежурстве, т.е. в постоянной готовности к выходу в море в составе поисково-ударной группы (ПУГ), чтобы по тревоге через 4-5 минут выйти в море на поиск и уничтожение подводных лодок противника.
Это были годы наиболее интенсивного плавания. Дивизион сторожевых катеров входил в состав 23 дивизии охраны водного района, где уже не было такого жёсткого лимита топлива, как в Гранитном. Выходы в море были частыми, как по плану, так и по тревоге, в том числе в период ежегодных общефлотских учений. Жизнь била ключом. Мы были молоды, увлечены нужным стране делом наподобие азартных игроков. Особая плодотворность этого периода связана с приходом нового командира дивизиона капитана 3 ранга Юрия Васильевича Плахотного. Его перевели к нам с дивизиона малых противолодочных кораблей, где он получил солидный опыт в области противолодочной борьбы. Как серьёзный и ответственный офицер, он сразу же взялся за дело. Говорили, что он в конце войны окончил краткосрочные курсы лётчиков морской авиации, затем перешёл в плавсостав. О нём могу сказать, что он действительно любил ходить в море, являлся действительно прирождённым моряком. Именно он научил нас, молодых офицеров, плавать как самостоятельно, так и в составе дивизиона из 12 вымпелов. Он обладал достаточным педагогическим даром и чутьём воспитателя, хотя формально и не имел высшего образования. Подчинённые ему офицеры говорили, что входили в его кабинет со своим мнением, а выходили с мнением начальника. Он по-настоящему наладил техническую и командирскую учёбу, сплотил коллектив для выполнения поставленных вышестоящим командованием задач. Лично занимался бытом матросов и камбузом, в кают-компанию стало приятно входить, где кормили вкусно и сытно. Во всём чувствовалась рука заботливого и, одновременно, требовательного начальника, что случается не всегда.
Сохранившиеся в домашнем альбоме две групповые фотографии офицеров дивизиона  (1961 г) позволяют безошибочно перечислить почти весь офицерский состав этого немногочисленного коллектива -  62 Отдельного дивизиона сторожевых катеров.
Бурков Борис,  Белоусов,  Петров Юрий Сергеевич,  Гаврилов Вадим (дивизионный специалист РТС),  Чеботенко Дмитрий,  Зинченко Иван Петрович,  Бессарабов Василий Фёдорович (замполит), Левин (дивизионный штурман),  Плахотный Юрий Васильевич (командир дивизиона),  Ломакин Николай Дмитриевич, Тетрадзе Георгий,  Суслин Григорий (дивизионный минёр),  Трошнев Николай Нилович,  Харькин Владлен Павлович, Агронский М.Д.  Костенко (врач дивизиона),  Елшин, Третьяков (дивизионный артиллерист). Бизянов, Мельниченко, Фролкин Михаил,   Закатов, Палашевский (замполит, 1960 г.). К сожалению, после ухода Плахотного на повышение всё хорошее быстро улетучилось. Пришёл новый человек по фамилии Крутько-Цукровский (однокашник моего сослуживца по военно-морской академии в 70-80-е годы Смирнова Г.А.), который не сумел достойно пронести эстафету предшественника. Окончательный крах дивизиона в 1963 году я уже не застал, так как перешел на службу в Североморск, но об этом в следующей главе.
В конце 1958 года я уехал в очередной отпуск в Ленинград, где 15 ноября была сыграна свадьба. Об этом знаменательном семейном событии собираюсь поведать позднее.

4. «Чёртов мост»

После возвращения из отпуска в декабре 1958 года меня назначили командиром сторожевого катера (СКА-15), на котором с момента прибытия в Полярный три месяца был помощником командира. Вскоре на катер был назначен и новый помощник командира, молодой лейтенант Геннадий Васильевич Поцелуев. Эта встреча послужила началом дружеских отношений не только между нами, точнее, не столько между мужчинами, а скорее между нашими семьями. Этому способствовало и то обстоятельство, что жили мы недалеко друг от друга в одинаковых финских домиках, расположенных на разных склонах одной и той же сопки.
Дома Полярного расположены террасами на нескольких сопках, между которыми петляют подъездные дороги. Существенным импульсом к развитию города послужило решение правительства о создании Северного флота в 1933 году. Перед войной город быстро рос – появились первые каменные дома, электростанция, теплицы, сооружен самый северный в стране стадион. Стадион служил не только спортивной базой, но и как площадка для посадки вертолётов с больными и ранеными при происшествиях в море и на побережье. Вырос и обращённый к гавани оригинальный многоквартирный «циркульный» дом, возведённый по замыслу первого командующего Северным флотом флагмана I ранга К.Душенова. Я ещё успел застать и «душеновские линии» деревянных жилых домов, своеобразным ожерельем белевших на крутом гранитном склоне, и придававших городу какое-то особое очарование.
В середине 1950-х годов «столица» Северного флота была перебазирована в Североморск, и Полярный постепенно превращался во второстепенную базу. Деревянные двухэтажные и одноэтажные финские домики ветшали на наших глазах и разрушались от времени и непогоды. Нового жилья строилось очень мало, поэтому его катастрофически не хватало. Семьи молодых офицеров месяцами мыкались по чужим углам. Дорожная сеть развивалась черепашьими темпами, автомобильной дороги на Мурманск ещё не было. Между Полярным (губа Кислая) и Североморском курсировал тихоходный пассажирский катер, рейсы которого нередко отменялись из-за непогоды.
Регулярного автобусного движения внутри города ещё не было и чтобы добраться до причала в Кислой, откуда отправлялись катера, нужно было преодолеть т.н. «чёртов мост» (Красная Звезда, 24.01.1989) - несколько крутых деревянных лестниц с множеством повреждённых ступенек, соединяющий верхнюю часть города с нижней.
Достопримечательностью города и его культурным центром считался Дом офицеров с бассейном и киноконцертным залом. Единственный в городе 25-метровый бассейн никогда не пустовал. Офицеры нашего дивизиона посещали бассейн один раз в неделю в рамках обязательных занятий физкультурой. Нередко ходили и в кино. В частности, летом 1960 года запомнился, считаю, один из лучших кинофильмов на морскую тематику «Мичман Панин», повествующий о революционном подполье в царском флоте (в Кронштадте) в блистательном исполнении главных ролей И.Переверзевым (боцман) и В.Тихоновым (мичман Панин).
Другой достопримечательностью можно считать «циркульный» дом – обычный жилой дом, расположенный по дуге окружности выпуклостью (фасадом) в сторону Екатерининской гавани. В первом этаже размещался магазин, имевший одноимённое с домом название – «циркульный». Ниже магазина проходила довольно широкая дорога, ведущая от причалов к центру города. В дни праздников эта дорога использовалась для массовых шествий и демонстраций. С правой стороны дороги (если идти к причалам) была устроена гранитная трибуна и массивный бюст И.В.Сталина, снятый после разоблачения культа личности вождя. Свидетели рассказывали, что снимали тяжёлый памятник с помощью плавучего крана. Позднее взорвали и плиту, укреплённую на вершине сопки, с надписью об основании Сталиным Северного флота в 1933 году.
Три года в Полярном были годами интенсивного плавания, которые стали хорошей школой для многих молодых офицеров, которые впоследствии уверенно командовали большими кораблями.
Сложности быта, о которых упомянуто выше, без ропота разделяли и наши семьи, попавшие после цивилизованного города в заполярную провинцию. Некоторой отдушиной был ежегодный отпуск, которого с нетерпением ждали.

5. Свадебное путешествие.

После интенсивного плавания в прошедшую зимнюю навигацию получил отпуск в начале лета и вместе с женой Александрой (домашние и я тоже называли её Алей, чтобы отличать от мамы Шуры и папы Саши) отправились в южном направлении. Этот вояж на юг можно назвать свадебным путешествием, совершённым в июне 1959 года, т.е. спустя более чем полугода после свадьбы.
В выборе маршрута сомнения не было – Черноморское побережье Кавказа. Поездом доехали до Сочи. На всех южных курортах проблем с временным жильём не было: толпа предлагающих сдать койку встречала на платформе каждый поезд с северного направления. Доверились одной из первых женщин, предложившей две койки, по её словам, невдалеке от пляжа, и безропотно двинулись за провожатой.
Планы были смелыми: за две недели познакомиться со всеми достопримечательностями побережья от Сочи до Батуми в условиях ограниченных финансовых ресурсов. Погода стояла солнечная и умеренно жаркая. Цвели магнолии. С утра уходили из дома и бродили по городу-курорту, любуясь непривычными красками субтропической флоры, и купаясь на оживлённых каменистых пляжах от парка Ривьера до южной оконечности Приморской набережной.
Посетили дендрарий и тисосамшитовую рощу, поднимались к Агурским водопадам и гору Ахун, откуда открывается живописная панорама города.
Один из дней был посвящён насыщенной впечатлениями поездке на озеро Рица. Небольшие открытые автобусы отправлялись рано утром в южном направлении. Проезжая Хосту, Адлер, Гагры, вслушивались в рассказ гида об истории и современности этого благодатного края.







Первая остановка для кратковременного отдыха была на мысе Пицунда, где вышли из автобуса, чтобы размять занемевшие члены. Начальная часть пути – около 90 километров, пролегающая по Черноморскому шоссе вдоль берега моря, была позади. Удивлялись сохранившейся рощей реликтовой пицундской сосны, протянувшейся вдоль берега на 7 километров, и чистейшим песчаным пляжем – лучшим на Черноморском побережье.
Впоследствии прочитал в газете о бездумной акции: на территории этой уникальной рощи построили семь четырнадцатиэтажных  коробок – отелей из стекла и алюминия.
После Пицунды узкая асфальтированная дорога петляла по ущельям горных рек Бзыби, Геги и Юпшары.
Следующая остановка в Бзыбском ущелье, где под крутой скалой притаилось крохотное озеро Глубокое удивительно ярко-голубого цвета, который не блекнет и не темнеет даже в самую ненастную погоду. Совершив омовение своего бренного тела в холодной воде горного озера, считающейся целебной, двинулись в дальнейший путь в горы.
Через тридцать с лишним километров открылся сказочный вид на обширное горное озеро, лежащее среди скал на высоте 950 метров над уровнем моря. Это озеро Рица, расположенное в 125 км от Сочи, площадью около 1,3 кв. км и глубиной до 116 м, которое образовалось в результате тектонического опускания гор. Красота дикой природы резко контрастировала с примитивным туристским сервисом. Оборудованной зоны отдыха нет, ресторан на одном из островов озера не функционировал. Довольствовались невзрачным прибрежным ресторанчиком, где кроме жидких остатков чахохбили из кур, ничего съедобного предложить не могли.
После нескольких дней отдыха купили билеты на красавец-теплоход «Адмирал Нахимов» и отправились в плавание до Батуми. Учитывая непродолжительность пути и с целью экономии денег, которые таяли как сахар, купили «палубные» билеты. Действительно, дневное путешествие в хорошую погоду на палубе огромного лайнера доставляло удовольствие и прошло незаметно. Около 10 часов вечера вышли прогуляться на промежуточной двухчасовой стоянке в Сухуми. Дальнейшее пребывание на палубе в ночное время было испытанием воли и характера. Ранее не представлял, что с виду удобные деревянные топчаны и шезлонги могут стать орудием пытки людей. Уже через час всё тело, казалось бы, удобно устроившегося на ночлег человека, начинают ныть и отекают все части тела. Приходится вставать и разминаться. Промучившись сначала в шезлонгах, перебрались на голые деревянные топчаны, где и провели остаток практически бессонной ночи.
Туманным утром наступившего дня покинули теплоход и передохнули на ароматной траве поляны близлежащего парка возле небольшого озера, под аккомпанемент яростно квакавших лягушек. Посетить ботанический сад на Зелёном мысу времени не оставалось, т.к. могли опоздать на электричку в сторону Сочи.
На обратном пути вышли в Сухуми, где осмотрели питомник обезьян, оставивший безрадостное впечатление от содержания животных. В районе железнодорожного вокзала зашли в не блиставший чистотой буфет, где я имел глупость подкрепиться каким-то мясным блюдом. Вообще надо заметить, что общепит был сносно организован только в Сочи, где хоть как-то соблюдались нормы санитарии, и готовились съедобные блюда. Ассортимент блюд был скудным, за всё время пребывания на юге нам не удалось попробовать натурального шашлыка из баранины. Около 14 часов сели в электричку и двинулись к дому. В районе Нового Афона я почувствовал, что расстроен желудок. Пришлось выйти из вагона и оккупировать местный привокзальный туалет типа сортир. Осматривать местную достопримечательность – Новоафонский монастырь, основанный монахами-выходцами из старого Афона в Греции во второй половине XIX века, уже не было ни времени, ни сил. Я улёгся на травянистый склон ближайшего от вокзала (и сортира) холма, а Аля пошла искать аптеку, чтобы купить какое-нибудь средство от разобравшего меня поноса. Вскоре проглотил принесённые таблетки, подремал немного на свежем воздухе и почувствовал облегчение. Уехали из Нового Афона на одной из последних электричек и поздно вечером возвратились в Сочи. Наше непрезентабельное жилье (в небольшой квадратной комнате, разделённой пополам висящими на веревке простынями, было втиснуто четыре кровати) после такого путешествия сошло за комфортабельную гостиницу

6. Корабельная сопка.

Надо обладать недюжинным писательским даром, чтобы правдиво отразить особенности повседневных забот молодого флотского офицера, обременённого семьёй. На эту тему практически не пишут профессиональные писатели. К тому же, написанные романтические произведения о моряках, как правило, не отражают ту поистине вопиющую неустроенность быта этой категории людей, призванных защищать морские рубежи страны.
Аля приехала в Полярный осенью 1959 года. Временно нас приютила на своей квартире семья Мельниченко, жившая на окраине города в кирпичном одноэтажном домике, построенном совсем недавно хозспособом. В квартире было две комнаты, одну из которых отвели нам. Качество этого жилья, построенного военными моряками на скорую руку, мы сразу же испытали на своей шкуре. Натопить квартиру с помощью некачественного угля до нормальной температуры было невозможно. Пока топиться печь, вроде бы тепло, но через несколько часов - пробирает колотун. Но другого нормального жилья не было. Спасибо, что нашлась добрая душа, которая нас приютила, превратив квартиру в коммуналку. Причем, если не привезти жену к месту службы, то вообще твою просьбу о квартире никто из командования всерьёз не воспримет.
Жена приехала и ждала ребёнка. Начальство было вынуждено чесать репу. Несколько месяцев ожидания и хождения на приём к начальнику гарнизона возымело некоторым успехом. К Новому году нам выделили собственную комнату в финском домике на Корабельной улице в так называемом Новом городке. Сохранилась фотография: Аля сидит рядом с украшенной ёлочкой, значит, наступающий год имели возможность встретить у себя дома. Новый 1960 год встретили, похоже, в тепле своей комнаты.
Ради справедливости замечу, что это было за жильё? Одноэтажный т.н. финский домик щитовой конструкции с засыпкой утеплителем. Для севера такие дома можно оправдать только военным временем как времянки. Фактически там мучились люди десятилетиями. Все «удобства» в виде продуваемых будок на улице, чаще всего на значительном расстоянии, вода в колонке у подножия сопки. Сам домик состоял из двух трёхкомнатных квартир, имеющих свой отдельный вход с разных сторон дома. В каждой небольшой комнате жила семья, т.е. это были настоящие коммуналки без удобств. Отопление – автономное водяное: в каждой квартире стояли угольные котелки – «тарзаны», из которых нагретая вода поступала в комнатные батареи. Котёл нужно было топить беспрерывно, иначе он погаснет и снова растопить его будет проблемой. Ночью, особенно зимой, нужно был вставать, чтобы подбросить угля, иначе заморозишь систему отопления и жильцов тоже. Но даже при интенсивной топке нашу маленькую 9-метровую комнатку нагреть до комфортной температуры было невозможно. Когда появлялся маленький ребёнок, вставала проблема поддержания приемлемого тепла.
Маша родилась 29 февраля в городском роддоме Полярного, находившемся в старой верхней части города. Роды проходили с осложнениями и Алю дольше обычного продержали в роддоме. К счастью, всё закончилось благополучно. Наступала весна, отступали на второй план бытовые трудности. Дочка росла и прибавляла в весе. Первой приехала в гости тёща – Александра Евгеньевна. Прорвалась в закрытую зону как-то даже без пропуска и без предупреждения. Гостила, кажется, не долго, что не удивительно: в нашей крохотной комнатке и с удобствами на свежем воздухе долго не выдержишь. Особых домашних происшествий в этот период не припоминаю. Паника, правда, однажды была, когда трёхмесячный ребёнок упал со стола, на котором его пеленали. Но всё, слава богу, обошлось без последствий. Маша хотя родилась в Полярном, что было отражено в соответствующей справке, однако, регистрировалась во время отпуска родителей в Ленинграде, поэтому в свидетельстве о рождении местом рождения указан Ленинград. Весной следующего года также неожиданно приехал дед – Александр Григорьевич Пожарский, и увёз Машу на лето в Ленинград к прабабушке – Марии Георгиевне Елизаровой.

7. Совсем не РОМАНтическая история, или «Так ли надо вникать в боевую подготовку?»

1960 год был, безусловно, самым продуктивным в деятельности нового дивизиона сторожевых катеров. Благодаря неутомимому Ю.В.Плахотному был создан дружный боевой коллектив, способный решать задачи противолодочной обороны как дивизионом самостоятельно, так и в составе разнородных сил флота, в том числе и во взаимодействии с авиацией. К концу напряжённой зимней кампании в газете «Советский флот» были отмечены некоторые экипажи сторожевых катеров. 8 апреля помещена фотография двух наших офицеров со следующим пояснительным текстом: «Чётко работает противолодочный расчёт на сторожевом катере, которым командует офицер Тетрадзе. Командование не раз отмечало его высокую выучку. Сейчас моряки взяли на себя повышенные обязательства в честь Дня ВМФ. На снимке Г.Тетрадзе и его помощник В.Черняев уточняют обстановку и поставленную катеру задачу».
17 апреля в этой же общефлотской центральной газете помещена фотография ещё одного передовика. Подпись гласит: «Кандидатом в отличные  называют сторожевой катер, которым командует коммунист офицер Н.Трошнев. Командир много труда вкладывает в обучение и воспитание личного состава. Корабль с опережением графика сдал положенные задачи. Сейчас идёт борьба за то, чтобы ко Дню ВМФ иметь 70 % классных специалистов».
В этот же период отмечена и целенаправленная партийно-политическая работа, руководимая замполитом В.Ф.Бессарабовым. В заметке от 31 марта в центральной флотской газете под групповым портретом помещена следующая заметка: «Настойчиво повышают свой идейный уровень офицеры Н-ского подразделения противолодочных кораблей Северного флота. Многие товарищи учатся в вечернем университете марксизма-ленинизма, другие занимаются в системе марксистско-ленинской подготовки. Все они тщательно готовятся к каждому занятию, глубоко изучают труды классиков марксизма-ленинизма. На снимке: секретарь парторганизации старший лейтенант Г.Суслин (дивизионный минёр), старшие лейтенанты С.Левин (штурман дивизиона), И.Зинченко (командир звена), Ю.Петров (командир катера) готовятся к очередному семинарскому занятию».
Для любознательных называю темы, изучаемые в тот период в системе марксистско-ленинской подготовки: «Партия-организатор побед Советской армии и флота в Великой Отечественной войне»; «В руководстве партии – главный источник могущества Советской армии и флота» и т.д. Кроме того, обязательно изучались материалы текущих пленумов ЦК КПСС и съездов партии.
Весной этого года были отмечены правительственными наградами четыре солдата – Зиганшин, Поплавский, Крючковский и Федотов, оказавшиеся в «плену» у Тихого океана на несамоходной барже, стойкость и мужество которых ставились в пример воинам Вооруженных сил страны.
23 августа 1960 года Указом Президиума Верховного Совета СССР утверждена новая редакция Устава внутренней службы ВС СССР – основного руководящего документа, регламентирующего все стороны  армейской жизни. Через неделю командиры кораблей были приглашены на доверительную беседу о новом уставе, которую проводил начальник политотдела 23 ДиОВР. Были отмечены основные отличия нового документа: усилены элементы партийно-политического характера, из деталей запомнил, что воинские части отдают честь Мавзолею В.И.Ленина и И.В.Сталина. Но самое главное, чем хотел поделиться с командирами кораблей проводник партии – это необходимость дружбы с подчинённым личным составом. Я впервые слушал пространные мысли этого немолодого кабинетного политического начальника. Они были изложены традиционно монотонно, без огонька, видимо по указанию сверху, и поэтому не зажигали слушателей. Большинство присутствующих офицеров сами прошли большую школу службы и в сомнительных педагогических советах не нуждались. Командиры нашего дивизиона были самыми молодыми из присутствующих и кое-что полезного для себя получили. Молодой коллектив офицеров дивизиона сторожевых катеров был на подъёме.
Всего год назад положение в дивизионе характеризовалось совсем по-иному. Об этом свидетельствует заметка специального корреспондента газеты «Советский флот» в номере от 26 апреля 1959 года под заголовком «Так ли надо вникать в боевую подготовку?». Эту заметку с подзаголовком «Парторганизация Н-ского подразделения катеров проходит мимо серьёзных недостатков» привожу полностью не только потому, что моя фамилия упоминается четырежды (с нелестным оттенком?), но и воссоздаётся правдоподобная картина некоторых сторон жизнедеятельности дивизиона катеров.
«В подразделении – тишина. Маленькие, лёгкие катера мерно покачиваются у плавказармы. На палубах – ни души. В тесной рубке (ПКЗ) склонился над романом старший лейтенант Агронский – дежурный по части.
–Интересуетесь занятиями по специальности? – говорит он, оторвав взгляд от книги. – Пожалуйста, вот суточный план…. По плану, утверждённому командиром подразделения, штурманские электрики должны заниматься в кубрике одного из катеров. Однако на  месте матросов не оказалось.
-Ничего не понимаю, - удивляется Агронский.
-Сейчас спросим у дивизионного штурмана. Коммуниста Левина мы нашли в каюте офицеров штаба. Отложив в сторону бумаги, он задумался.
-Занятие сегодня не состоялось, - ответил он, наконец. Всего два штурманских электрика свободны от наряда. По-видимому, работают самостоятельно…. На самом же деле группа штурманских электриков (и не два, а четыре человека, свободных от вахты) всё-таки собрались на занятия в одном из кубриков плавказармы. Здесь были развешены схемы эхолота на случай, если появится проверяющий…. У руководителя занятий старшего матроса Курылёва не было ни плана, ни конспекта. Да он и сам признался, что к занятиям не готовился. А чтобы людям не было скучно, - всё-таки трудно сидеть без дела битых три часа, - матросы изучали правила…приёма в юридический институт.
Примерно такая же картина была и у радистов. А комендорам занятия вообще не были запланированы, и они делали, кто что мог. Группа из числа готовящихся к экзаменам на классность решила произвести разборку и сборку одного из механизмов. Руководителя у этой группы не оказалось.
-У нас ведь стихийное занятие, - заявил матрос Зимаков. Тут же в кубрике боцман одного из каптеров мичман Смирнов сражался со своим подчинённым в шахматы, дневальный матрос Гончар трудился над письмом.
Заместителя командира подразделения по политической части старшего лейтенанта Палашевского мы застали в каюте плавказармы. Он анализировал состояние боевой подготовки, сопоставлял цифры – число отличников и классных специалистов по месяцам. И пришёл к выводу, что дела обстоят не так уж плохо: рост отличников налицо. Когда же речь зашла о занятиях по специальности, Палашевский охотно согласился с нами: «Да, в подразделениях это не решённый вопрос». И политработник посетовал:
-Понимаете, нет у коммунистов инициативы, нет огонька…
И что же было сделано, чтобы развить эту инициативу, зажечь огонёк? В подразделении часто срываются занятия по специальности. Артиллерийские стрельбы, которые готовил коммунист Третьяков, получили низкую оценку. Социалистическое соревнование на катерах не развёрнуто…. Разве эти недостатки не являются поводом для того, чтобы серьёзно поговорить о них на партийном собрании?
И всё-таки ни политработник Палашевский, ни секретарь партийной организации офицер Суслин не посчитали нужным обсудить их с коммунистами. Больше того: несмотря на тревожное положение с боевой подготовкой, здесь вообще два месяца не проводилось партийных собраний. А ведь партийная организация представляет в подразделении большую силу, способную со знанием дела, активно влиять на ход боевой подготовки. Почти все офицеры штаба и командиры катеров - коммунисты. Уж кому, как не им, задавать тон, быть непримиримыми к недостаткам! Между тем, некоторые коммунисты ведут себя слишком пассивно, мирятся с недостатками.
В планах работы партийной организации много намечалось интересных и нужных мероприятий. Так, например, решили заслушать на собрании командира катера коммуниста Зинченко о том, как он опирается на комсомольцев при подготовке к сдаче задач боевой подготовки. Очень нужный и злободневный вопрос. При его обсуждении наверняка были бы вскрыты имеющиеся недостатки – срывы занятий по специальности, упрощенчество, нередко допускаемое на учениях и тренировках. Но партийное собрание с подобной повесткой дня не состоялось.
Срываются также мероприятия, предусмотренные планами, которые составляет заместитель командира по политической части Палашевский. Намечалось, например, проанализировать на семинаре дисциплинарную практику офицеров за один из месяцев. Необходимость в этом очевидна. Много было разговоров о семинаре. К нему готовились командиры катеров. Но и это мероприятие было сорвано. Вместо него провели очередное совещание о состоянии дисциплины, на котором лишь констатировали случаи нарушений.
Долгое время подразделение оставалось вне поля зрения штаба и  политического отдела соединения. И лишь после проверки организации службы представителями штаба флота, обнаружили серьёзные недостатки, политорган направил сюда группу работников.
Много и усердно работали товарищи из политотдела (дивизии ОВР). Достаточно сказать, что за неделю они успели побеседовать почти со всеми офицерами, старшинами и матросами подразделения, выступили с рядом лекций, подготовили и провели вечер вопросов и ответов. В тех случаях, когда Палашевский и Суслин говорили: «Это мы не можем сделать, это мы решить не в состоянии», работники политотдела брались за дело сами и показывали наглядно: было бы желание – тогда всё можно сделать.
И вот работники политотдела покинули катера. И снова всё в подразделении пошло по-прежнему. В эти дни перед подразделением были поставлены ответственные задачи по боевой подготовке, решение которых требовало мобилизации усилий всего личного состава. Многие коммунисты в один голос заявляли, что было бы очень кстати провести партийное собрание, посвященное вопросам боевой подготовки. Но Палашевскому и Суслину всё «некогда». Миновала первая неделя нового месяца, за ней пошла вторая, а план работы партийной организации всё еще не был составлен.
-Почему так? – спросили мы Суслила. Ответ был, по меньшей мере, странным. Дело в том, заявил секретарь партбюро, что мы ещё не согласовали с командиром (дивизиона) повестку дня очередного собрания. А ведь командир сам должен ставить задачи перед партийной организацией, не ожидая, пока к нему обратиться секретарь!
В этом разговоре выяснилось и второе обстоятельство, свидетельствующее о том, что в подразделении недооценивают силу партийного коллектива. Полтора месяца прошло с того дня, как командир вступил в командование подразделением, встать на партучёт ему всё «некогда». Всё это время он фактически не принимал никакого участия в работе парторганизации. Не потому ли, что плохо работает здесь партийная организация, многие коммунисты не являются примером в службе для личного состава? Некоторые из них сами получили взыскания за упущения по службе. И что самое обидное, никто не спросил их о том, как эти товарищи намерены служить дальше, думают ли они занять место, подобающее коммунистам.
В решении задач боевой подготовки и наведения уставного порядка во многом могли бы помочь командирам катеров коммунисты из числа офицеров штаба (дивизиона). Но для этого нужна повседневная и кропотливая работа на катерах. К сожалению, пример вдумчивой индивидуальной работы не показывают здесь и некоторые коммунисты-руководители. Они мало общаются с людьми, мало плавают.
Недостаёт вдумчивых, задушевных бесед коммунистов с моряками. Совершенно упущены из поля зрения беспартийные офицеры. Взять хотя бы помощника командира одного из катеров старшего лейтенанта Вершинина.* Он длительное время не может сдать зачёт на допуск к самостоятельному управлению катером, нарушает воинскую дисциплину. Но партийная организация до сих пор не занялась воспитанием этого офицера. И причина одна – он не коммунист….
На катерах довольно часто проводятся беседы. Но нередко темы этих бесед слишком далеки от задач, решаемых моряками, да и проходят они порой неинтересно. Когда мы спросили командира катера Агронского, на какие темы выступал он перед личным составом, офицер задумался, но так и не мог вспомнить. Не удивительно, что его беседа не оставила заметного следа в сознании моряков. Да и проводилась она при несколько странных обстоятельствах – Агронский решил выступить перед матросами тогда, когда они были заняты чисткой картофеля.
Нужно оживить деятельность партийной организации этого подразделения. И это можно сделать лишь при помощи работников политического отдела путём вдумчивой, кропотливой работы».
*Примечание. Много лет спустя в Интернете встретил сведения о Вершинине Павле Георгиевиче.
Соколовский Валентин Георгиевич., воспитанник Тбилисского Нахимовского военно-морского училища, в июле 2007 года сообщил о своих однокашниках. «Моим другом был Вершинин Павел Георгиевич 15.06.1924 г. р.»

Орлята партизанских лесов. Яков ДАВИДЗОН. И твой вклад, Паша..

Партизанская типография.

Третьи сутки народные мстители питались лесными ягодами да грибами. Пили прямо из болота ржавую, отдающую тиной воду. Софийские леса, где соединение надеялось найти убежище, оказались неприветливыми — фашисты перерезали все пути. Это были регулярные воинские части, снятые с фронта для окончательного разгрома партизан. У партизан были на исходе патроны, последние бинты использовали неделю назад... Вместе со всеми пробирался по топям и буеракам 13-летний пионер Павел Вершинин, связной отряда имени Кирова — ленинградский школьник, заброшенный в украинские леса войной...
С партизанами Пашка Вершинин встретился в первом же селе, где попросился переночевать. Видно, хозяева сказали, что мальчик — сирота, ищет своих родных.
— Говоришь, сирота? Ну, что ж. поедешь с нами, Паша,— предложил старший по фамилии Деревянко.
Ему-то Паша и признался, что никакой он не сирота — просто родители его остались в Ленинграде. А здесь оказался не по своей воле, а по заданию.
— Вот так штука,— протянул Деревянко.— Ну, да пока помалкивай, завтра сам доложишь командиру, что там за фрукт такой выискался.
В отряде, в который Деревянко доставил мальчика, у Паши объявился земляк — пулеметчик-ленинградец Анатолий Васильев. Он встретил Вершинина, как родного, накормил, уложил спать. Утром Пашу отвели к Алексею Федоровичу Федорову.
— Здравствуй, товарищ Вершинин,— сказал Федоров и, как взрослому,
протянул Паше руку.— Садись. Чай пить будешь?
Тут-то Пашка и расплакался. Переживания последних дней, опасения, что его примут за немецкого шпиона, страх за сестру, оставшуюся у немцев, навалились на него, и он не выдержал.
Федоров молча гладил Пашку по голове. Когда мальчик окончательно успокоился, сказал:
— Вот теперь и рассказывай.
Паша четко доложил о том, кто и когда бывает в комендатуре. Особенно заинтересовался Федоров Паулем, просил подробности разные припомнить. Потом дал лист бумаги и спросил, не может ли Вершинин нарисовать ему, где расположены у немцев огневые точки, сколько видел пулеметов и пушек, какой порядок смены караулов. Беседа затянулась до обеда.
— Определим мы тебя, товарищ Вершинин, в разведвзвод, связным к командиру,— сказал на прощание Федоров.— У нас телефонов нет, и потому от связного многое в бою зависит. Чем раньше и точнее передашь ты приказ, тем успешнее будет выполнена задача.
Паша расклеивал листовки по селам, помогал старшим товарищам управляться с лошадьми, бесстрашно носился под пулями. Карабин ему выдали вскоре после разгрома комендатуры в селе, где жила тетка. Об этом Паша узнал от Васильева, который сообщил, что его сведения оказались точными, и партизаны свалились на немцев, как снег на голову. И еще принес он Паше нерадостную весть — сестру Геру угнали фашисты в Германию. Так начиналась партизанская жизнь Павла Вершинина. В августе сорок третьего года фашисты решили во что бы то ни стало уничтожить партизанские отряды в тылу своих отступающих войск. Для народных мстителей в софийских лесах настали тяжелые времена...

Как-то после целого дня преследований Паша прикорнул под дубом. Даже непрекращавшийся неподалеку огонь фашистов не мог заставить его двигаться дальше. Здесь и наткнулся на земляка Анатолий Васильев. Он опустился рядом. Правая рука у пулеметчика была перевязана грязным бинтом, сквозь который проступала кровь.
— Плохи наши дела, земляк,— сказал он.— Немцы решили нас загонять.
Знают, гады, что есть нам нечего... уже которые сутки на воде да на грибах... А ребятам сегодня еще и в разведку идти, искать проходы в кольце...
Тут Пашу словно что-то кольнуло. Как же мог он забыть, что в противогазной сумке, запрятанной под сеном на телеге, лежат сухари, сахар и кусок сала!
— Есть, дядя Толя, запас! — вскричал Пашка, и кинулся к телеге. Нащупал под сеном сумку и бегом принес Васильеву.
Васильев даже расплакался от такого подарка. Сквозь слезы он сказал:
— Сейчас это жизнь не только разведчиков, это жизнь, Паша, всего отряда, всех партизан! Это... твой вклад в победу!
Ночью разведка разыскала «проходы» в фашистском кольце. С первыми лучами солнца партизаны поднялись в атаку и прорвали окружение. Когда партизанское соединение пробилось навстречу наступающим частям Советской Армии и лесная жизнь закончилась, Паша Вершинин вместе с комиссаром Ленинского отряда Иваном Иосифовичем Муравьевым отправился в Ворошиловград, на родину комиссара.
Но доехать им до места назначения не посчастливилось. Налетели фашистские бомбардировщики и разбомбили состав. Паша был тяжело ранен осколками бомбы в голову. Муравьев сам отвез парнишку в Москву, в госпиталь. А в декабре 1943 года по направлению Военного отдела ЦК ВЛКСМ комсомолец Павел Вершинин был принят в нахимовское военно-морское училище...

Борец за правду Северный рабочий (10/06/04)..

«Он никогда не был профессиональным юристом, но в представлении многих горожан был и остается символом несгибаемого борца за справедливость, с которым вынуждены считаться и прокуроры, и суды, вплоть до Верховного, и всесильные некогда партийные органы. Да, он, Павел Георгиевич Вершинин, отмечающий 15 июня 80 лет, и на самом деле такой упрямый и до конца отстаивающий свою точку зрения. В свое время он требовал снятия с поста председателя Комитета партийного контроля М.С. Соломенцева, критиковал первого секретаря обкома партии П.М. Телепнева, заместителя предсовмина СССР И.С...».

Неутомимый Вершинин Корабел (15/06/04)..

«Корабелов с этой фамилией Севмаш знает немало. Например, известные в 70-е годы братья Виктор и Владимир. Виктор Михайлович, слесарь-монтажник 50-го цеха, удостоен звания Героя Социалистического Труда. Владимир Михайлович поднялся до министерских высот. Есть у знаменитостей двоюродный брат Павел Георгиевич Вершинин. Участник Великой Отечественной войны, бывший корабел-конструктор. Вчера ему исполнилось 80 лет. Этому ветерану Севмаша тоже не занимать известности. Горожане, особенно из старшего поколения, знают его как правозащитника, блюстителя конституционного права...»

Пашу Вершинина я, конечно, помню хорошо, но близок к нему не был. Он, скорее всего, был недоволен своим служебным положением  и не скрывал этого, поэтому в хрущёвские сокращения армии был уволен. Однажды я его встретил в Ленинграде, он работал, если не ошибаюсь, в мебельном магазине. В дальнейшем его судьба мне не была известна. Судя по двум выдержкам из газет, Паша нашел свою нишу в Северодвинске и стал известным и уважаемым человеком. Это приятно узнать.

Вышеприведенная заметка о событиях на моём дежурстве была написана специальным корреспондентом общефлотской газеты (которая, кстати, через год прекратила существование) капитан-лейтенантом Н.Белоусом, видимо, с подачи политотдела 23 ДиОВРа и била по «хвостам». После первого года существования нового дивизиона всем было ясно, что командование дивизиона сторожевых кораблей явно не справляется с обязанностями. Под стать командиру дивизиона, наверное, не «тянул» и подвергшийся основной критике замполит, фамилия которого упомянута в короткой заметке шесть раз, и которого я не запомнил вовсе. Корреспондента прислали в период междувластия, когда один начальник дела сдал, а второй – дела принял, но ещё к работе не приступил. С приходом Ю.В.Плахотного обстановка резко изменилась в лучшую сторону, о чём рассказано выше. После замены политработника оживилась и партийная работа, хотя панацеей от всех зол быть не могла. Рыба гниёт с головы, что ещё раз подтвердилось в нашем случае. Моя фамилия в заметке упомянута четыре раза, что-то вроде гарнира к запланированному блюду московского заезжего повара. Почему я заслужил такую честь, объяснить не могу. Возможно, чтение романов противопоказано флотским офицерам? Вспомнился случай из более позднего периода службы, когда я присутствовал на партактиве Тыла флота, где среди прочих вопросов обсуждали характеристику на одного из генералов, выдвинутого делегатом на очередной съезд КПСС. Одним из положительных моментов в зачитанной характеристике было отмечено, что генерал читает художественную литературу. Раз генералу можно, значит и мне тем более. Это был первый и последний случай, когда я был удостоен чести попасть на страницы центральной прессы. Портреты почти всех «героев» этой заметки можно найти в двух групповых фотографиях офицеров дивизиона. В частности, Палашевского можно увидеть на фото 1960 года в первом ряду (крайний справа). Судя по улыбке на лице, его не терзают муки нерешённых проблем.
В конце ноября 1960 года после очередного плавания в неспокойных водах Севера обратился к врачу дивизиона по поводу боли в области сердца. Врач старший лейтенант Костенко направил меня в местный госпиталь. Это было не первое посещение этого лечебного учреждения. В начале мая прошлого года впервые после выпуска из училища также попал в этот госпиталь. Видимо, сказывались физические перегрузки, связанные с ночными бдениями в постоянных дежурствах, частыми выходами в студёное море на утлом судёнышке – сторожевом катере, который мало приспособлен для серьёзного плавания в условиях Заполярья. В моей медицинской книжке сохранилась запись, что с 5.5.1959 по 13.5.1959 г. находился на обследовании и лечении в терапевтическом отделении 1469 Военно-морского госпиталя (г. Полярный) по поводу функционального нарушения сердечно-сосудистой системы . Более подробная запись в медицинской книжке в следующем году подтверждает, что старший лейтенант Агронский М.Д. с 29.11.1960 по 8.12.1960 г. находился на стационарном лечении в терапевтическом отделении 1469 ВМГ по поводу сердечно-сосудистого невроза. Применявшееся лечение: бромиды, ЛФК. В этот раз прошёл комиссию на предмет годности службы в плавсоставе. Ранее еще в училище врачи заметили у меня подозрительный шум в области сердца, но всё же признали годным к службе на надводных кораблях. И в этот раз вердикт врачей был аналогичным. У молодого человека в 25 лет не может быть никакого серьёзного дефекта сердца. Правда, польза от обращения к врачам была: получил путёвку в санаторий, что для младшего офицерского состава было скорее исключением из правил. Запись в медицинской книжке от 4 мая 1960 года: Направляется в Одесский санаторий по санаторному билету № 2134. Диагноз: нейроциркулярная дистония. Председатель СКОК в/ч 36070 подполковник м/с Б.Раков.
Это было моё второе посещение Одессы (первое – в курсантские годы). Впоследствии там бывал в отпуске неоднократно вместе с семьёй. В этом пространном сочинении основных вех своей жизни, к сожалению, не нашлось места рассказу об отдыхе в гостеприимной Одессе и её пригороде под названием Каролино – Бугаз. Это уникальное по природе местечко особенно предпочитали родители жены, куда отправлялись ежегодно в бархатный сезон.

8. Мыс Великий.

Ещё несколько эпизодов из прошлого. После продолжительной зимней кампании деревянные корпуса наших судёнышек набухали и требовали просушки. Для этого ежегодно в летнее время катера поднимали с помощью плавкрана большой грузоподъёмностью и устанавливали на береговые стапеля (кильблоки). Для просушки катеров было выбрано живописное место на противоположном от Североморска берегу Кольского залива, напротив губ Грязная и Варламова. Это уединённое местечко на карте обозначено как мыс Великий. Этот выступающий в залив мыс, опасный для мореплавателей, был оборудован небольшим маячком, который обслуживался пожилым мужчиной - маячником, жившим с семьёй неподалёку.
Надо заметить, что операция «просушка» была трудоёмкой и небезопасной. Дело в том, что деревянный катер, массой более 50 тонн, не имел надёжных штатных приспособлений для подъёма краном. Для подъёма использовались обычные металлические стропы (тросы) крана, которые петлёй заводились под днище фигурного корпуса катера в носу и в корме. При этом, чтобы не продавить деревянный корпус, под тросы подкладывались специальные подушки, изготовленные из металла и дерева, обитого брезентом. Эти приспособления изготавливались в собственных мастерских. Процедура подъёма заключалась в следующем. Облегчённый (без боезапаса и топлива) катер подгонялся к борту плавкрана, грузоподъёмностью 50-100 т. Команда катера, предварительно закрепив на углах корпуса упомянутые подушки, заводила с носа и с кормы тяжёлые стропы, висевшие на гаке крана. Крановщик по команде начинал медленно выбирать стропы, обтягивая корпус катера. Команда катера следила за тем, чтобы тросы не съехали с подушек и в конечном итоге не соскользнули с корпуса, а такие случаи ранее отмечались. В последний момент при отрыве корпуса от воды личный состав покидал катер, который зависал на стропах. Затем катер поднимали на нужную высоту и стрелой крана направляли к берегу. С помощью пеньковых тросов (оттяжек), прикреплённых к носовым и кормовым уткам катера, матросы на берегу регулировали положение висящего катера и направляли его на кильблоки. Далее следовала команда «майна» условными знаками, катер медленно опускался и замирал на предназначенном ему металлическом ложе. Команда снимала стропы, подушки и передавала их на следующий катер, который готовился к перебазированию на берег. Операция занимала немало времени, зависела от состояния моря и крановщиков, которые нередко были «под мухой».
Думаю, что в погоне за мнимой экономией средств в пунктах базирования катеров на Северном флоте не было предусмотрено сооружение эллингов – крытых ангаров для подъёма катеров на берег с помощью штатных средств. Такие эллинги для торпедных катеров типа «Комсомолец» существовали в Кронштадте на базе Литке, где подъём катера на берег занимал всего несколько минут без риска повреждения корпуса и травмирования личного состава.
После подъёма катеров на просушку личный состав возвращался в базу, на мысу оставался небольшой караул для охраны под руководством двух офицеров. Это была своеобразная передышка от напряжённой боевой подготовки, своего рода внеплановый отпуск на необитаемой прибрежной полосе. А природа здесь девственная и удивительно красива своей северной суровостью. Кругом невысокие скалы, местами голые отполированные водой и ветром, местами покрытые мхом и невысокой стелющейся растительностью. Между сопками и в низинах – невысокие карликовые деревья и кустарники, в окружении разноцветья весенних красок разнотравья. Кроме семьи маячника людей здесь нет. До ближайшей деревни Белокаменки в сторону Мурманска около 5 км, куда мы изредка наведываемся. Там базировался рыбацкий колхоз и работа единственный в округе магазин. Одна из сохранившихся фотографий запечатлела нас с Мишей Фролкиным на фоне природы, куда-то шагающими с небольшим чемоданчиком и плащами. Скорее всего, направлялись в Белокаменку за пополнением спиртных запасов. Кроме спиртного у рыбаков можно было раздобыть и красной браконьерской рыбки (сёмги).
По просёлочной дороге, идущей вдоль Кольского залива, примерно на полпути, в Краснощелье, встречаем заброшенный посёлок из десятка финских домиков. Здесь располагалась зенитная батарея, которая совсем недавно прекратила существование. Начиналась эра ракетного оружия и зенитки, защищавшие небо вокруг главной базы флота Североморска ликвидировали. Отличные подземные сооружения, в т.ч. казармы, кухня, площадки для размещения оборудования и техники взорваны и заброшены без следов попытки рекультивировать поруганную природу. Финские домики ещё не разграблены, бывшие хозяева выехали, видимо, совсем недавно. Наша расточительность и бесхозяйственность повсеместно оставляет свои следы. Думаю, что эти домики можно было бы использовать как загородная база отдыха. В Белокаменке следы развала рыболовецкого колхоза с допотопными почерневшими судёнышками. В магазине кроме водки и чёрствого хлеба почти ничего нет. Людей тоже очень мало, везде следы неухоженности и неустроенности быта, как будто это времянки на заброшенной земле.
Не припоминаю, чтобы, находясь в дали от глаз начальства, мы злоупотребляли зельем, скорее, выполняли чей-нибудь заказ и с очередной оказией доставляли спиртное в Полярный, где существовал «сухой» закон.
Я брал с собой учебники и пытался штудировать неведомые ранее технические дисциплины (сопромат, некоторые разделы высшей математики и физики), готовясь к очередной экзаменационной сессии в Ленинградском институте инженеров водного транспорта. Большая часть офицерского состава дивизиона на время просушки катеров отправлялась в отпуск.


9. Чалмпушка.

По мере накопления опыта плавания на катерах стали очевидными и многие недостатки малых кораблей этого проекта. Выше упомянуто, что сторожевые катера 199 проекта были идентичны торпедным катерам 183 проекта и отличались только вооружением. Во всяком случае, энергетическая установка была одинакова. Ход катеру обеспечивали четыре двигателя М-50 по 1200 л.с. каждый. И если это было оправдано для торпедного катера, когда скорость определяла эффективность боевого использования оружия катера (торпед), то для сторожевого катера необходимы совершенно другие режимы движения.
В составе соединения охраны водного района сторожевые катера использовалось как корабли ПЛО. Они осуществляли поиск и уничтожение подводных лодок противника и требовали, чаще всего, возможности продолжительного плавания на малой скорости. Только при небольшой скорости наиболее эффективно использовались возможности гидроакустической станции, которая при повышенных скоростях, просто-напросто «забивалась» собственными шумами. Кроме того, для прослушивания и классификации обнаруженного подводного объекта, корабли вынуждены это делать на «стопе». В этом режиме наши высокооборотные дизели работали в наиболее неэкономичном режиме. К тому же, очень сильно дымили, окутывая открытый мостик и весь катер демаскируя его завесой очень едкого светло-голубого дыма (продуктов неполного сгорания топлива в цилиндрах двигателя), который разъедал глаза и создавал в дополнение к качке невыносимые условия для личного состава. И, во-вторых, бесполезно «выбивался» и так очень ограниченный моторесурс, который составлял для новых двигателей, если не ошибаюсь, всего 500 часов. Это очень немного, если сравнивать с другими кораблями ПЛО, например МПК, где моторесурс двигателей был в 4-5 раз больше. Я вынужденно углубился в технические детали использования  этого проекта катеров не для того, чтобы шельмовать проектировщиков и стратегов, а только как небольшое введение к рассказу о последующем небольшом эпизоде службы. Так вот, именно из-за неэффективного использования двигателей при постоянном плавании приходилось чаще вставать на ремонт-переборку двигателей или их замену, которые производились у стенки судоремонтного завода. Завод находился в Кольском заливе на середине пути между Полярным и Мурманском. Там же находился и небольшой посёлок с названием Чалмпушка. Из-за неорганизованности и неразберихи заводской ремонт обычно затягивался на несколько месяцев, хотя планировался, скажем, на две недели. Причём и срок две недели был большим, т.к. такой ремонт торпедных катеров в своих мастерских в Гранитном занимал всего несколько дней.
Это вынуждало некоторых офицеров снимать комнаты в этом посёлке и привозить своих подруг. При этом, провезти даже свою жену было не просто. Нужно было оформить пропуск, причём по месту своей постоянной прописки. Так как большинство молодых офицеров дивизион не имели своего жилья в Полярном, то и жёны не имели местной прописки и, следовательно, права свободного проезда к мужу. По своему опыту знаю, что Аля для оформления пропуска в «сером доме» на Литейном тратила около месяца. Сюда входит и время в своей в/части на оформления вызова, его пересылке по почте или попутчиком и т.д. Хочу подчеркнуть этим, что делалось всё, чтобы усложнить и так необустроенную жизнь семьи молодого офицера. Но, как известно, голь на выдумки хитра, использовали опыт своих предшественников обходить частокол преград. В частности, провозили своих (иногда и не своих) жён по чужим паспортам, а когда это не удавалось и другими способами.
Один из моих сослуживцев Валя Кузнецов провозил свою жену в багажнике такси. Первое время это было возможно, т.к. стоявшие на КПП матросы срочной службы багажники машин не проверяли. Происходило такое путешествие следующим образом. Встречавший в Мурманске жену офицер, брал такси и ехал нормально до шлагбаума, который находился на Североморском шоссе недалеко от Росты. В нескольких десятках метров от КПП происходило временное перемещение женщины (если позволяли габариты последней) из салона машины в багажник на заранее припасённое одеяло. Затем, миновав КПП, машина останавливалась и «багаж» занимал своё место в салоне. Эту или подобные унизительные процедуры испытали на себе некоторые молодые женщины.
Обосновавшись на частной квартире, Валя Кузнецов (один из командиров катеров, ремонтирующихся в Чалмпушке) пригласил нас к себе в гости (видимо, на день рождения, или в честь приезда жены.) Сняв замызганные на заводе рабочие кителя, в белых рубашках мы отправились по указанному адресу. Вокруг накрытого стола хлопотал озабоченный хозяин. Его жена – красавица – азербайджанка, дочь высокопоставленного чиновника, чинно и безучастно восседала на заправленной ярким покрывалом кровати, скрестив ноги под себя. Других подробностей этой встречи, к сожалению, не помню. Видимо, пили казённый спирт, разбавленный по широте, и судачили о службе. А мне много лет спустя пришла на память фраза одного из писателей-классиков о «томной лени армянской аристократки».
В тот весенний период мой катер также находился в ремонте на этом заводе. Я первое время жил  в каюте на катере, но там долго не выдержишь. Крохотная каюта обогревалась электрогрелками. Через час-два после их включения становилось жарко, как в бане. А если грелки выключить, то через полчаса от холода начинала пробирать дрожь. Кроме этого, накалившиеся спирали грелок потребляли кислород из воздуха, поэтому через некоторое время нечем было дышать. Спать в такой каюте можно было только урывками, периодически включая и выключая грелки. Вдоволь намучившись на своих катерах, личный состав был переведен на стоявшую у заводской стенки плавказарму. Там было комфортнее, но досаждали крысы, которые охотились за нашими скромными съестными припасами.
Главным действующим лицом при нахождении любого судна в доке или на заводе становится механик. Штатного офицера-механика на каждом катере не предусмотрено, поэтому основные хлопоты по организации ремонтных работ ложились на звеньевого или дивизионного механика. Считаю, что с этой категорией специалистов нам повезло: Олег Моносов и Юрий Плахов были добросовестные и трудолюбивые люди, которые знали и, самое главное, любили своё дело. За сравнительно короткий срок, набравшись опыта на заводе по ремонту и замене двигателей, они, если не ошибаюсь, в дальнейшем успешно проводили эти операции прямо в базе у борта ПКЗ. Причём никакой ремонтной базы, кроме подручных средств и флотской смекалки в их распоряжении не было.
Такое положение ещё раз свидетельствует о непродуманности использования этого типа катеров на действующем флоте в противолодочном варианте: ни ремонтной базы, ни концепции их боевого использования создано не было. Причем, создатели катера в этом не виноваты. Первоначально сторожевые катера проекта 199 предназначались для морских частей погранвойск, где использовались как малые охотники за подводными лодками, и для задержания и пресечения действий нарушителей морской границы, когда большая скорость была крайне необходима.
В Полярном эти быстроходные катера использовались, правда, не часто, в утилитарных целях. Вспоминаю и разовые выходы в море для доставки, скажем, роженицы с острова Кильдин в больницу Североморска. Или подвозил дочь командира дивизии ОВРа контр-адмирала Оссовского из Полярного в губу Малая Волоковая. Приходилось подбрасывать и самого командира дивизии в район учений в губу Ура и т.д.
Уже упоминалось, что выходы в море, особенно в первые годы с Плахотным, были частыми. Затем из-за лимита топлива и моторесурсов выходы планировались всё реже. Правда, службу в составе дежурной ПУГ несли регулярно и по тревоге «вылетали» из Екатерининской гавани нередко. Из состава дежурной ПУГ выделялся катер и для выполнения разовых поручений, упомянутых выше. Они вносили кое-какое разнообразие в нашу будничную жизнь и возражений не вызывали, способствуя накоплению опыта самостоятельного плавания в сложной прибрежной полосе Баренцева моря. Приходилось нести дежурство и на бочке. Обычно там стояли более крупные корабли, но когда их, видимо, не хватало, посылали и наши судёнышки. Встать на бочку и сутками нести гидроакустическую вахту дело тоже не простое, особенно в свежую погоду. Катер для этой операции опять же просто не приспособлен и в штормовую погоду ведёт себя как «Ванька-встанька», ежеминутно грозя оборвать швартовы и повредить деревянный корпус о металлическую бочку.
Гидроакустическая вахта на бочке обычно неслась на входе в Кольский залив и имела целью не допустить к главной базе флота неприятельских подводных лодок. Эффективность работы гидроакустической станции по обнаружению супостата в штормовых условиях на катере резко снижалась. Командование дивизией и оперативная служба, которая регулировала эти вопросы, обычно с пониманием относилась к нашим трудностям и принимала предложения командиров катеров. Например, без промедления давалось «добро» на переход в непогоду в более укромную запасную позицию. В хорошую погоду, особенно летом, стоянка на бочке для некоторой част команды была разновидностью отдыха: свободные от вахты матросы имели возможность загорать и без помех ловить рыбу (треску и сайду на поддев). В такой ситуации на палубу ставилась пустая бочка, которая постепенно наполнялась рыбой. Возвращавшиеся с моря рыболовные суда подбрасывали и более дефицитную рыбку (ящик рыбы в обмен, скажем на пачку сигарет или папирос). После возвращения в базу рыба жарилась на камбузе для всего личного состава дивизиона. Офицерский состав имел возможность запастись дармовой рыбкой для домашней кухни.
В период затишья в боевой подготовке наша с Гавриловым каюта превращалась в ремонтную мастерскую по ремонту домашней техники: Вадим ремонтировал радиоприёмники, я – будильники (конечно, бесплатно). Запасные части к будильникам извлекал из поднятых с поверхности моря гидроакустических буёв, выставляемых на учениях самолётами ПЛО для обнаружения подводных лодок. Часовые механизмы буёв служили для установки момента затопления их после определённого времени работы (буи разового действия). Некоторые буи почему-то не тонули, и мы их поднимали с поверхности воды. Иногда поднимали и парашюты, на которых они спускались.


10. Мыс Могильный на Кильдине.

Кроме плановых выходов в море в учебные полигоны нередко разбегались по боевой тревоге в районы рассредоточения (маневренного базирования). Обычно таким местом временного базирования был ветхий причал бывшего небольшого рыбозавода в южной части острова Кильдин с мрачным названием – мыс Могильный. Стоянка в этом проливе между островом и материком была защищена только от северных ветров. Господствующий западный ветер продувал насквозь эту узкость, нагоняя сюда крупную волну. Катера бились друг о друга и о причал, существовала угроза обрыва швартовых тросов. Приходилось держать дизеля в немедленной готовности к даче хода, а личный состав – бодрствующим на своих боевых постах. Заменять было некем, т.к. трехсменная вахта на катерах по штатному расписанию не предусмотрена. К тому же, всегда был некомплект личного состава, что усугубляло ситуацию. Я не припоминаю, правда, чтобы кто-либо жаловался на тяготы службы. «Тяжело в учении – легко в бою» - этот нахимовский лозунг прочно засел в мозгу ещё с училищной скамьи. В хорошую погоду летом на Могильном было как на курорте, который между собой называли той же аббревиатурой ЮБК (южный берег Кильдина), что и знаменитое крымское побережье.
Этот внешне суровый остров летом в буквальном смысле раскрашивался многоцветьем трав и растений, воздух необыкновенно чист и ароматен. Особую достопримечательность этого района составляет оригинальное озеро, находящееся в нескольких минутах ходьбы от нашей стоянки. Это сравнительно небольшое озеро, площадью около одной десятой квадратного километра (около 110 метров в диаметре), образовалось в результате отделения части моря песчано-галечным валом и имеет одноимённое с мысом название – Могильный. (Г.Артюхов. Пятиэтажное озеро./Гудок, 28.08.91.)
Феномен этого реликтового озера состоит в том, что толща его воды состоит из пяти разных слоёв. Самый нижний слой с глубины 13 метров и ниже насыщен сероводородом, убивающим всё живое. Второй снизу слой окрашен в розовый цвет и не пропускает сероводород в верхние слои озера. Третий – солёная морская вода. В ней живут обитатели моря – моллюски, морские звёзды, некоторые рыбы, например треска. Четвёртый слой – смесь солёной и пресной воды, среда, в которой жизнь не обнаружена. И, наконец, пятый – пресная вода, толщина слоя достигает пяти метров. Этот верхний этаж населён пресноводной флорой и фауной. Все пять слоёв не смешиваются между собой, что является загадкой для учёных. С 1978 года реликтовое озеро Могильное объявлено заповедным.


11. Взрыв в Екатерининской гавани.

1 января 1961 года началась денежная реформа, с денежных знаков убрали один ноль. Были введены новые казначейские билеты достоинством 1,3 и 5 рублей, бумажные билеты государственного банка стоимостью 10, 25, 50 и 100 рублей; разменная монета 1,2,3,5,10,15,20,50 копеек и 1 рубль. Старые деньги обменивались на новые денежные знаки без ограничений с 1 января по 1 апреля 1961 года, причём старые монеты в 1,2 и 3 копейки остаются в обращении. Золотое содержание рубля было увеличено с 0,222168 грамма чистого золота, установленного в 1950 г, до 0,987412 г, то есть, золотое содержание рубля повышалось не в 10 раз, а только в 4,4 раза. Курс рубля по отношению к доллару был определён в 90 копеек. На балансе Госбанка СССР числилось 497,1 тонны золота. На одну копейку можно было купить стакан газировки, коробок спичек, три копейки стоил билет в трамвае, 4-в троллейбусе, 5-в метро, 12 копеек – цена литра бензина.
12 апреля 1961 года состоялся успешный полёт Юрия Гагарина в космос, страна ликовала.
Перспектива военной службы связана с возможностью своевременно получить очередное воинское звание. Это не только престиж, но и  прибавка к денежному содержанию. В конце 1961 года заканчивался трёхгодичный срок прохождения службы в звании «старший лейтенант». Следующее звание в нашем дивизионе получить практически невозможно. Двенадцать командиров сторожевых катеров практически одновременно выслужили положенные сроки и должны были задуматься о своей перспективе. Обе «капитан-лейтенантские» должности были заняты сравнительно молодыми командирами звеньев, которые не торопились уходить. В дивизии ОВРа в отличие, скажем, от подводников с перспективой для офицеров было значительно сложнее. Не редко, командиры тральщиков (600 т.) плавали десятки лет и уходили на пенсию в звании «капитан-лейтенант».
Надо было искать новое место службы, именно, искать, т.к. существующая кадровая служба занимается лишь оформлением соответствующих документов. Для себя решил, что желательно перебираться на «берег». Море я так и не полюбил, и сочувственно относился к тем, кто «любил море с берега, а качку – в ресторане». Кстати, в то время в Полярном был всего один ресторан, который называли «Ягодкой». Ещё курсантом на практике я убедился, что укачиваюсь на «длинной» волне, и, следовательно, полноценно работать и служить на больших кораблях не смогу. Поэтому мой выбор службы на торпедных (а затем сторожевых) катерах был обоснованным. Вторая причина заключалась в необходимости просто сменить обстановку. Всякая однообразная работа быстро приедается и надоедает. Поиск подводной лодки в бескрайном океане, да ещё допотопными средствами, - занятие архинудное, особенно если лодки в районе поиска фактически нет. Вот и «утюжишь» море часами и сутками, изредка меняя галсы и курсы поиска. К тому же, с уходом Плахотного атмосфера в дивизионе становилась всё более затхлой. Пришедший ему на смену капитан 3 ранга Игорь Васильевич Крутько-Цукровский изменить обстановку к лучшему не сумел. И следующая причина – физические и моральные перегрузки стали сказываться на здоровье.
Бывалый моряк и известный писатель-маринист В.В.Конецкий в выступлении на телевидении  26.06.1995 г. упомянул, что ещё в Коране сказано: «Кто в море не бывал, тот страха не видал». Думаю, что авторы этого священного писания имели в виду не столько страх, а те трудности и перегрузки, которые испытывают моряки. Я страха не испытывал даже тогда, когда попадал в сложную ситуацию, но всё же с морем решил расстаться. И этому помог случай. Несколькими месяцами ранее случайно встретил в Североморске одноклассника по нахимовскому училищу Алика Молочникова. Он окончил инженерное училище и служил в недавно созданной береговой ракетной части. Мы, видимо, обменялись новостями и разошлись. Коснулись, конечно, и перспективами службы. Алик посоветовал мне перебираться в Североморск, где находилась его воинская часть. Я поделился полученными сведениями с Вадимом Харькиным, командиром соседнего сторожевого катера, который также задумывался о перспективе службы. Дальше решили действовать вместе. Через Молочникова договорились о встрече с командиром североморской ракетной части, которая вскоре состоялась. С первого раза вопрос о переходе на службу на берег был решен положительно. Несколько месяцев ожидания были связаны с оформлением документов через отдел кадров и приказа командующего Северным флотом.
11 января 1962 года в Полярном произошло ЧП. Из-за возникшего пожара на подводной лодке «Б-37», стоявшей у причала в Екатерининской гавани, произошел взрыв боекомплекта торпед. «Б-37» и, стоявшая рядом, подводная лодка «С-350» получили серьёзные повреждения и затонули. Взрыв произошел во время утреннего осмотра и проворачивания оружия, механизмов и технических средств, когда весь личный состав находился на боевых постах. В общей сложности погибли 78 человек. Люди, находившиеся на верхней палубе и на причале, получили ранения и контузии. Частично был разрушен причал. (И.Касатонов. Флот выходит в океан. СПб. 1995.)
Я в этот момент проходил по внутреннему коридору своей плавказармы. Услышал довольно сильный взрыв и сразу же покачнулся вместе с ПКЗ, давно стоявшей на мёртвых якорях в бухте Тихая. Первая мысль – рванул боезапас (глубинные бомбы) на наших катерах, которые пришвартованы к борту ПКЗ. Через несколько секунд всё стихло, вокруг все живы и никаких разрушений нет, значит, взрыв где-то по-соседству. Выскочили на верхнюю палубу. Светало, если можно назвать рассветом сумерки полярной ночи. К тому же туманное утро не позволяло что-либо рассмотреть. И предательская тишина, будто ничего не произошло.
Позднее стало известно, что в городе во многих домах выбиты стёкла. Большой кусок металла от разорвавшегося баллона высокого давления как снаряд пробил фундамент финского домика, в котором жил Поцелуев, это примерно в километре от места происшествия. Небольшой осколок прошил насквозь рубку тральщика, стоявшего в районе контрольного причала, рядом с нашим дивизионом. К счастью, от этих «снарядов» жертв не было.
Через несколько часов пригнали плавкран и начали спасательные работы по подъёму подводных лодок. Затем – поиск виновных, главным из которых был назначен командующий флотом адмирал А.Т.Чабаненко, вскоре отстранённый от должности.
Через несколько дней после этого происшествия пришел приказ о переводе меня и Харькина  в в/ч 63976. Хотя за последние месяцы ожидания и безделья на дивизионе все осточертело, расставаться с прошлым было жаль. Много было отличных парней, вместе с которыми прошли огонь и воду. Дивизион сторожевых катеров вскоре после моего ухода был расформирован. Потрёпанные северными волнами катера были перебазированы в более южные моря страны, где ещё какое-то время использовались не по прямому назначению.

По прошествии десятилетий.

Время неудержимо движется вперед. Многое стирается в памяти. Я продолжал интересоваться судьбой моих сослуживцев. 8 июня 2012 года получил письмо от Поцелуева Геннадия Васильевича, с которым не встречался более 40 лет. По моей просьбе, он сообщает основные этапы своей дальнейшей службы и упоминает некоторые фамилии офицеров, служивших в дивизионе сторожевых катеров. Ниже выдержки из этого письма.
-Город Полярный и службу на катерах вспоминаю с большой теплотой, а вот в дальнейшем все складывалось более жестко и неперспективно. После твоего ухода из дивизиона (со СКА-15, я в это время был помощником командира МПК), я вернулся  командиром СК-15. При расформировании дивизиона я хотел остаться служить на Севере, поэтому СКА-15 был отправлен на Балтику без меня. Однако в дивизионе оставались всего два недавно пришедших МПК 201 проекта, штаты которых были заполнены.  И когда судьба трех последних катеров – СКА -20, 42 и 41 была решена, то мне пришлось идти на последнем из них – СКА-41 на Черное море. Это произошло 1 октября 1964 года. Дивизионом в это время командовал пришедший с должности начальника штаба дивизиона МПК проекта 122 Петр Злобин, с которым судьба свела меня впоследствии в Поти. Вместе со мной на двух других катерах уходили Морозов (ты его должен помнить) и  молодой офицер Писчник. Через месяц это звено катеров прибыло в Феодосию, где я дорос до командира звена, и в 1968 году был направлен на Классы (ВОЛСОК).  В Феодосии  служил твой однокурсник Лёша Клименко, жена которого и  жена Юры Петрова – родные сестры. После окончания Классов мне предложили должность начальника штаба дивизиона, но я отказался. В результате я оказался старпомом на ЭМ проекта 30 бис, который ремонтировался в Поти. Через год, после четырехмесячного исполнения обязанности командира эсминца (должность была вакантной), был снят с работы за нарушение  холерного режима. Фактически же произошло отравление личного состава рыбными консервами. Из 198 матросов и старшин 185 попали в госпиталь. Однако  19 офицеров, 3 сверхсрочников и 3 вестовых не пострадали. Таким образом, я оказался помощником командира СКР 50 проекта и через 10 дней после вступления в должность ушел на Боевую службу. Там я полностью прочувствовал, что такое Корабельный устав. Научился стрелять по берегу и морской цели, стрелять торпедами, ставить мины и следить за авианосцами. За семь лет службы в Поти выходил на боевую службу десять раз. На дальнейшую учебу в академию никого не отпускали – некому ходить на БС. При расформировании Потийской базы год командовал дивизионом СКР. В 1977 году предложили должность командира единственного в ВМФ дивизиона эсминцев в Донузлаве. В дивизион входили  восемь ЭМ проекта 30 бис, укомплектованных по штату консервации, но с боезапасом и  в составе кораблей первой линии. Пришлось  «попотеть», работая в основном со списанными офицерами. Тем более, что в  1977 году при возвращении с боевой службы на переходе из Севастополя в Донузлав на ЭМ «Совершенный» возник пожар, выгорело полкорпуса корабля, погибли два моряка. А ведь я его встречал в Севастополе и на нем шел в базу. Почему-то Главком меня не снял, но служебное несоответствие  я схлопотал. Затем удалось службу наладить, добился, чтобы 4 корабля были укомплектованы на 50-60% и выполняли все курсовые задачи. В частности, по берегу стреляли на всех учениях. В 1983 году представлен к званию «капитан 1 ранга», но я написал рапорт на увольнение, который дважды возвращал Главком, пока не получил медицинскую справку о негодности к плавсоставу. Демобилизовался в ноябре 1984 года. С тех пор «воюю» на мирном поприще, сейчас стал крупным специалистом по теплоснабжению. 15 лет назад, как умерла жена, живу один в четырехкомнатной квартире.
Здесь же в Евпатории живет Анатолий Плескачев, он закончил службу в звании капитана 2 ранга  оперативным  базы. Встречал в Поти Михаила Фролкина, он служил в Очакове на кораблях консервации, там и остался. В 80-х годах встречал В.Кузнецова в Севастополе, он закончил службу старпомом плавбазы где-то в 70-е годы. В Севастополе в ОВРе служил Цейсис, Иван Зинченко -  в Балаклаве.