История одного портрета

Париж. 3 мая, 1927 года. «Русские сезоны» Дягилева уже много лет подряд на ежегодные премьеры в Гранд-опера собирали все высшее общество столицы Франции. Сегодня зрителям предстояло увидеть балет «Кошки». В Большом фойе и на широкой парадной лестнице за час до представления в дорогих нарядах и украшениях дефилировали французские красавицы. В такие дни здесь можно было созерцать тоже своего рода театр, но только - «театр мод». И чего тут только не увидишь! Обилие украшений, буйство красок и фантазии! Всевозможные боа, яркие атласные ленты, нежные цветы, обилие страз, блеск стекляруса и бисера, богатство бахромы, легкие кружева, летящие воланы, смелые и не очень шлейфы, огромные банты, длинные шали, романтические кринолины, кокетливые плиссе, богатый мех, - и все это «арт-декоровское» великолепие двадцатых пестрело яркими причудливыми красками на фоне богатого внутреннего убранства Гранд-опера. Подчеркивали образы  женщин красные губы, дерзко накрашенные глаза с накладными ресницами, короткие стрижки, шляпки-клош, сигары в длинных мундштуках. Так каждая дама создавала свой неповторимый образ эмансипированной особы, дерзкой и своенравной, свободной и смелой. И каждая из них  могла себе позволить и юбку выше колен, и обнаженную спину, и оголенные плечи. А дополнять образ был призван стойкий извечный  аромат духов «Шанель №5».
Вечерние туалеты покупались, как правило, за несколько недель в домах высокой моды, а вот что касается зрительских мест, они заказывались за месяц до спектакля.

Свободных билетов в кассе уже не было, но Поль знал, что у его лучшего друга и актера этого театра  Андре, как обычно это бывало, припасено для него пара пригласительных. Забрать пораньше их по какой-то неизвестной причине не представлялось возможности, а влететь за кулисы за десять минут до начала спектакля было привычным для него делом и не составляло никакого труда. Его здесь знали все от билетера до директора как весьма талантливого  художника: он часто рисовал декорации для спектаклей, а иногда допоздна засиживался с актерами за беседами о современном искусстве в кафе «Ротонда», что на Монпарнасе. Его считали умным и начитанным человеком, владеющим метким, а иногда даже хлестким словом. А когда в подтверждение этих слов он начинал долго и точно цитировать Бальзака или Камю, восторгу собеседников не было предела. Особенно он пользовался  успехом у дам. Ведь плюс ко всему Поль был еще и красив, как Бог! Стройное мускулистое тело, длинные до плеч черные как смоль волнистые волосы, огромные карие глаза, немного раскосые, что придавало его взгляду остроту и неземной  магнетизм,– не оставляли равнодушной ни одну барышню. А когда его божественные глаза обращали свое внимание на одну из них, у объекта этого внимания не оставалось никаких шансов для побега. Попав сначала в поле зрения магических глаз, а затем и в его нежные объятия, обезумевшие от страсти женщины, просто теряли голову. И при этом на некоторое время  забывали и о своем семейном статусе, и о положении в обществе, до недавних пор таких  значимых и бесценных. В постели нищего художника можно было находиться лишь при одном условии: никаких градаций! И каждая женщина безмолвно соглашались со всеми условиями, лишь бы страстный взгляд Поля был как можно дольше устремлен только на нее одну. Однако, все любовные приключения Поля длились недолго, не больше месяца. Правда, однажды он почти полгода добивался расположения одной дамы, но вскоре после своей победы ему быстро стало скучно и он оставил ее, но это было всего один раз, а потому в обществе его прозвали неисправимым ловеласом. И сейчас, в театре,  каждый его шаг не оставался без внимания светских львиц, бывших и настоящих его поклонниц. Они, при виде его, тут же неистово замахали причудливыми веерами и, склонившись друг над другом, тихо  зашептались.
А Поль, устремив взгляд куда-то далеко вперед себя, пролетел мимо них прямо в зал.
- Андре! – крикнул он своему другу, оказавшись за кулисами.
- Поль? – удивленно вскинул брови Андре и подошел к нему.
 - Проведи нас! – посмотрел на него Поль умоляюще.
- Поль, до премьеры – десять минут! Твоя привычка опаздывать всюду - неисправима! - вскипел было Андре, но негодование быстро сменилось снисхождением. - Но, что с тобой поделаешь! Идем! Только быстро.
И они вышли в коридор.
- Обещаю, Андре, это в последний раз! – уверял друга Поль.
- Ну конечно, ты всегда так говоришь! – от души засмеялся Андре, похлопав по плечу Поля. - И каждый раз, как последний! Где Анна?
- У входа.
- Иди за ней, а потом в зал, я вас там встречу, - сказал Андре и скрылся за углом длинного  коридора.
Поль снова добежал до фойе, пересек его и со швейцарской деликатностью открыл входную дверь. Через пару секунд, немного робко, смущенно опустив глаза, в театральные двери вошла необычайной красоты женщина в скромном белом платье. Она отличалась от француженок и чертами лица, и манерами. Ее рыжие волосы были небрежно убраны назад. Из густой копны волос выбивались медные с золотым отливом вьющиеся пряди. Но не было в этой небрежности неаккуратности. Напротив, вкупе с изящными изгибами ее стройного тела и тонкими чертами лица все в этой женщине выглядело гармонично. И естественный румянец, как лаконичный мазок кисти самого Творца, придавал ее образу идеальную завершенность.
Анна взяла под руку своего спутника. Толпа расступилась перед ними. Галдеж сменился тихим, едва слышным шепотом. Высоко подняв голову, сдерживая частое дыхание, Поль окинули всю толпу гордым взглядом. Этим своим взглядом он, казалось, говорил: «Смотрите все! Вот она - богиня! Смотрите и завидуйте, она - моя!» Так, они вошли в зал без заранее купленных билетов и шитых за неделю костюмов. И, как всегда, одними из первых.
Когда зрители расселись по своим местам, их внимание устремилось на сцену. В  зале воцарились жадное предвкушение грандиозного и почти идеальная тишина. Но кто-то в портере до сих пор нервно махал веером и, нацелив бинокль куда-то вниз, всматривалась в зрителей.
- Эта русская красавица затуманила голову Полю, - улыбнулась дама рядом с той, что с биноклем.
- Он как познакомился с ней, стал сам не свой,- согласилась та и быстро перевела взгляд на сцену.
- Сам не свой, потому что на время перестал быть бабником? – ухмыльнулась она.
- Нет, он стал одержим ею! Ты же видишь, как он смотрит на нее - глаз не сводит! – неистовствовала та.
- Ты хочешь сказать, смотрит как на божество?
- Да она крутит им, как хочет!
- Как искренне влюбленным мужчиной?
- Как идиотом, черт побери! Как ведьма, рыжая бестия! – вспыхнула та.
-  Я так и знала! Ты ревнуешь…
- Отнюдь…- покривилась та.
- Да, она красива и он влюблен – это очевидно, однако, не стоит так расстраиваться. У тебя есть один плюс, которого нет у нее.
- Да? И какой же, интересно мне знать плюс, неведомый ему, раз он до сих пор не разглядел его во мне?
- Элен, ты богата! Ты – самая завидная невеста Франции. А он? Кто он? Голодранец!
- И что с того?
- У этой Анны тоже за душой ни гроша. Крыса, бежавшая с корабля, нищенка, такая же, как и он. А любовь на голодный желудок длится недолго, уверяю тебя. Да и не любовь это между ними.
- А что же?
- Страсть!
- Успокоила…
- Страсть со временем гаснет всегда. Так что жди, главный козырь в твоих руках, а не в ее. Наберись терпения и будь мудра, как змея. Очень скоро Поль будет твоим.
Дама с биноклем снова нацелила свой глаз на Поля. А ничего не подозревающий Поль так и держал Анну за руку и часто смотрел на нее. Анна же лишь улыбалась и, не отрываясь, все время глядела на сцену.
Во время антракта они, в отличие от многих других зрителей, не пошли в зеркальную комнату с баром в конце фойе, а после окончания спектакля быстро покинули театр. На улице стеной шел дождь. Тучи сплошной пеленой застилали небо. И Поль предложил:
- Я остановлю такси.
- Не надо, Поль,- сказала она,- сейчас ты не найдешь дешевого такси, а до гонорара жить нам еще две недели, ты же знаешь. Да и до трамвая тут недалеко, добежим.
- Ты же вся промокнешь! – воскликнул он и на его лице появилось волнение, которое почти сразу превратилось в решительность, -Вот что…
Он быстро снял с себя куртку и аккуратно укрыл ей голову.
- А как же ты? - заботливо спросила она.
- Не беспокойся за меня, поделом мне, раз не могу обеспечить столь прекрасной даме  достойное возвращение из театра.
- Тогда давай вместе укроемся.., - настояла она и накинула куртку и ему на голову, - вот так.
- Хорошо, тогда бежим! – согласился он и привлек ее к себе.
И так, прижавшись друг к другу, они  поспешно направились к ближайшей остановке. И уже очень скоро оказались у подножия Холма Монмартра. Дождь перестал. Вечер прохладным ветерком обдавал их лица, солнце выглядывало из-за туч тоненькими пластинками золота. Лестница, ведущая наверх, к их общежитию, была крутой, с оббитыми ступенями. На ней из-за дождя и частой проходимости к вечеру образовалась грязь. Поль поднял Анну на руки и, смеясь, в голос, закричал:
- Я люблю тебя!…Я лю-блю те-бя!
Мадам Лурье, дежурная по общежитию, выглянула в окно. Увидев двух влюбленных, она покачала головой и что-то, хмурясь, пробормотала себе под нос.
В длинном узком коридоре общежития пахло мылом и плесенью. Старые двери комнат вдоль коридора были обшарпанными и грязными.  В одну из них они вошли.  Маленькое помещение Поля служило ему и мастерской, и спальней. Здесь было холодно и неуютно.  Анна сняла платье и накинула на плечи легкий голубой халат. Поль затопил  печь и зажег свечи. Она села рядом в кресло, согревая закоченевшие тонкие пальцы.
- Опера чудесная, а Андре, как всегда, неподражаем! – восхищенно начала она.
- Да, может же в одном человеке сочетаться и талант, и доброта, и открытость! – согласился Поль. - Я горжусь, что Андре - мой друг, сколько раз он помогал мне! Если бы ни он - не видать нам сегодня  премьеры.
- Хорошо, когда есть друзья.., - печально произнесла она, - у меня в России тоже были друзья.
- Они есть у тебя и здесь, во Франции. Всё же люди! И не важно, на каком языке они говорят. Главное, что ты им не безразлична, и они в любую минуту готовы оказаться рядом и помочь.
- Тебе, но не мне, - уверяла она его.
Поль сел у ее ног и нежно посмотрел на нее.
- И тебе тоже, - улыбаясь, ответил Поль.
- Главное, что у меня есть ты...
- Я всегда буду с тобой, - поцеловал он ее руку.
- Верится, конечно, с трудом, - иронично заметила она, намекая на его репутацию в обществе, и улыбнулась.
- Почему?
- Поиграешь в любовь и бросишь, как многих до меня.
- Ты не те многие…ты другая, - ответил Поль.
- Что-то я устала, пожалуй, прилягу,- встала с кресла Анна и направилась к кровати, но вдруг пошатнулась.
- Что с тобой? – подбежал к ней Поль и подхватил за плечи.
- Не знаю, плохо мне.., - теряя сознание, произнесла она.
Поль поднял ее, положил на кровать и дотронулся ладонями до лица.
 - Да ты вся горишь!
Волосы были влажными, Анна тяжело дышала.
Всю ночь она бредила, Поль не отходил от нее ни на минуту. Мадам Лурье оказалась не такой недоброжелательной, какой ее себе представлял Поль, а очень даже милой и заботливой женщиной. Обеспокоенная здоровьем своей квартирантки, она всю ночь суетилась над ней. Поль  бегал в другой конец коридора к единственному в общежитии водопроводному  крану (первый раз за все время пребывания здесь он поблагодарил Бога за то, что вода из этого крана шла только ледяная). Мадам Лурье смачивала в воде тряпку и прикладывала ко лбу Анны, чтобы сбить жар. А рано утром послала за доктором.
Врач осмотрел больную, измерил пульс, а потом сказал:
- Плохо дело, у нее сильный жар и, похоже, причина тому - испанка.
Поль похолодел.
- Она будет жить? – сдерживая слезы, беспокойно спросил он.
- Трудно сказать. Она очень слаба и может не выдержать болезни, - ответил врач. - В больницу я бы не советовал.
Поль промолчал. Он знал, как недоброжелательно в больницах относятся к иммигрантам.
- Ну что ж … тогда я напишу вам некоторые рекомендации,- неожиданно оживленно продолжил врач и с этими словами принялся чирикать что-то на маленьком клочке бумаги, который  потом оставил на комоде и поспешно вышел из комнаты. За ним последовала и мадам Лурье и больше не возвращалась.
Поль сел на стул рядом с кроватью, где лежала Анна, и взял ее за руку.
- Все будет хорошо, любимая, ты обязательно поправишься, - прошептал он.
- Поль, - простонала она, - не оставляй меня…
- Конечно нет, - быстро заговорил он,- конечно я буду с тобой, всегда, слышишь?
Анна отвернула голову к стене, у которой стояла кровать, и заснула.
Она лежала без движения. Он часто и осторожно пальцами дотрагивался до ее губ, и, когда ощущал слабое, но горячее дыхание, успокаивался и продолжал сидеть подле нее. На рассвете следующего дня Анне вдруг стало лучше, но подняться с кровати она по-прежнему не могла. Худощавая по своей природе, за эти два дня, она казалось, и вовсе истощилась. Румянец, ранее оттенявший аристократическую белизну ее кожи, теперь исчез с лица, а большие глаза впали и смотрели как-то по-птичьи испуганно.
- Я умру,- прошептала она, проснувшись,- умру…
- Нет, Анна, ты будешь жить, ты должна жить, ради нас…
- Варечка, моя Варечка…она так и не увидит меня…
- Мы поедем за ней, хочешь? Как только ты поправишься, мы сразу поедем за ней!
- Нет, Поль…я не поправлюсь. И не надо меня успокаивать. Сегодня ночью я видела Смерть. Она приходила за мной и вскоре снова вернется. У меня нет шансов. И ты это знаешь.
- Нет, Анна, шанс есть всегда, - сдерживая захлестнувшие эмоции, проговорил Поль, но потом опустил глаза и тихим голосом добавил, - я обещаю, твоя дочь увидит тебя.
- Такой, какая я была, какой ты меня помнишь, пожалуйста, - умоляюще посмотрела на Поля Анна и приподнялась с постели.
- Я понял…,- отвернулся Поль,- я всё сделаю.
- Я знаю, ты сможешь…я верю в тебя,- легла снова Анна и перевела дыхание,- А теперь дай мне там, в шкафу, на самой верхней полке, картонную коробочку.
Поль достал ее  и протянул Анне. Она открыла коробку и по одному стала вытаскивать из нее письма с фотографиями, на одной из которых была ее дочь. В глазах Анны показались слезы. Поль понял, что она хочет остаться одна, и вышел из комнаты.
На Монмартре начинался день. Легкий туман висел над землей прозрачной дымкой. С крыш капало. В воздухе прянился аромат ее любимых круассанов с малиновым джемом. Поль пересек улицу и пошел в булочную. Вернувшись, он согрел чай и вернулся в комнату. Анна лежала в том же положении, в каком он ее оставил. Коробочка лежала на стуле рядом с ней.
- Поль? – открыла она глаза.- Ты пришел?
- Да,- ответил он,- вот посмотри, что я тебе принес.
В руках он держал поднос с круассанами и чаем.
- Ты мой хороший,- улыбнулась она, - но я хотела бы в сад.
- Это очень просто делается! - радостно согласился он и ушел с подносом.
Но через несколько минут вернулся, взял Анну на руки и вынес в сад.
Там они долго и молча сидели под кроной распустившейся яблони. Пахло цветами, было тихо и хорошо. А к вечеру у Анны снова начался жар, еще сильнее прежнего, а ночью она умерла.
Бедный Поль проплакал до утра над телом возлюбленной. Он пытался согреть ее холодную руку своим дыханием. И это у него получалось, но стоило ему отпустить ее, как рука снова становилась холодной.
 Он много раз за тридцать семь лет успел столкнуться со смертью. Ему пришлось похоронить и родителей, и многих друзей, умерших и от чахотки, и от тифа. Но он даже и представить себе не мог, что, едва встретив настоящую любовь, так скоро потеряет ее, единственную надежду, единственный лучик света в этом сером и душном пространстве под названием жизнь. И теперь,  безнадежно опустив голову на плечо и облокотившись о кровать он сидел на полу рядом с ней и вспоминал прошлое. О настоящем ему не хотелось думать, ведь в настоящем – снова смерть, которая вырывает и выбрасывает людей из жизни так просто и безжалостно,  как неразумное дитя - листы из книги, одного за другим.   « И как это кощунственно, - думал Поль, -  отнимать у других то, что для них ценно, просто жизненно необходимо! И выбрасывать… выбрасывать…Но самое обидное здесь даже не сам факт смерти, а ее циничная легкость к чувствам других людей». Будущего не существовало для него сейчас. О завтрашнем дне – да что там! –  о последующих часах и минутах своей жизни Поль и не думал. Он вспоминал те прекрасные мгновения, самые чудесные в его жизни, которые провел с ней. С самого первого дня  их знакомства, с самой первой минуты, когда он увидел ее.
Это было два месяца назад в литературной гостиной. Она стояла у его картины «Париж ночью» и внимательно смотрела на нее. Он издалека заметил изящную фигуру незнакомки в длинном зеленом муаровом платье, которое так элегантно и скромно подчеркивало ее тонкую талию, и через некоторое время все же решился подойти. Она рассматривала картину, а  Поль позади рассматривал ее открытые  плечи, тонкую шею, и родинку на бархатной щеке.
- Само совершенство! – прошептал он, не сводя с нее глаз.
- Да, я согласна с вами, - заговорила она на плохом французском, даже не обернувшись.
Это чрезвычайно удивило его, и он, поровнявшись с ней, протянул ей руку:
- Поль …
- Анна Магдалинская, - протянула она ему руку в ответ и с интересом посмотрела на него.
Что происходило у нее в душе в ту минуту, Поль не знал и по сей день, но то, что в его сердце загорелся огонь  - это было ясно с первого мгновения их знакомства. Перед ним стояло само воплощение красоты! Поль не смог тогда вымолвить ни слова. Он, конечно,  попытался что-то сказать, но толком не знал что, и потому из его уст вышло лишь какое-то подобие мычания. Анна, конечно, сразу рассмеялась. Ещё бы, представьте себе: кавалер подходит к даме, чтобы познакомиться, степенно  протягивает ей руку и кроме своего имени не помнит больше ничего. Это был как раз тот момент, когда мужчина, по-настоящему восхищенный женским обаянием, не может произнести ни слова, потому что все заученные фразы, все эти пространные комплименты – теперь лишь пустые звуки.
Они стали встречаться каждый день. Она всегда была скромна, сдержанна и задумчива. Поль же – пылок, многословен и слегка назойлив. Но это не пугало Анну. Скорее, напротив, ей нужен был живой человек рядом с собой, чтобы тоска не доводила до отчаяния. Позже она рассказала ему, как в двадцать первом году в России во время войны, расстреляли ее мужа, белогвардейца. Ее жизнь потом тоже оказалась под угрозой особенно  после того, как она отказала кому-то из красных быть его любовницей. И в двадцать втором Анна бежала из России, где у нее осталась двухгодовалая дочь Варечка, за которую и болела ее израненная и исстрадавшаяся душа. Сразу забрать дочь она не могла. Куда? Что она сможет дать ей в незнакомой стране? - эти вопросы терзали ее и не давали покоя. И не зря. Когда Анна оказалась в Париже, денег хватало  только лишь на пропитание и проживание (и то Бог знает в каких условиях!) Так и сложилось: дочь ее осталась жить с бабушкой в России, а Анна перебивалась на нищенскую зарплату редактора русской газеты во Франции. Иногда она подрабатывала манекенщицей в доме мод. Прошло пять лет. Вернуться обратно она не могла, боялась. А забрать дочь по-прежнему не было возможности.
Анна писала прекрасные стихи. Их она часто читала по выходным в литературной гостиной. 

Поль в голос рыдал от отчаяния, обхватив голову руками. Но вскоре закрыл себе рот и огляделся по сторонам. Ведь никто кроме него не знал, что она умерла. Он резко вскочил, запер дверь, чтобы никто не смог войти и забрать ее и снова сел на пол рядом с ней, опустив голову. Слезы катились по щекам, капали на деревянный пол и глухим звуком еще долго потом отдавались в ушах.
 Под утро солнце заглянуло в комнату и желтым светом осветило и старый комод, и трюмо с мутным зеркалом, и безжизненное лицо Анны. В открытую форточку подул свежий ветер, а с ним в комнату проник и аромат цветов. У  окна завел свою песню соловей. Начинался новый день. И, казалось, сама природа сделала все, чтобы этот день был прекрасным. Но Поль никак не мог понять, зачем все это продолжает быть, когда ее уже нет.
«Жизнь также цинична, как и смерть»,- подумал Поль и подошел к окну.
Он увидел пышный куст белых роз, увитую виноградом и плющом беседку, где они с Анной любили проводить вечера, яблоневый сад в цвету и в конце сада их любимую старенькую скамеечку. Маленький уголок в огромном мире, милый сердцу уголок, райский сад для грешников, место, где царствовала когда-то любовь – вот оно, живое, осязаемое, стоит только войти, прикоснуться к нему и  благодать опустится с небес. Но без нее для Поля все это потеряло смысл и не имело никакого значения. И прекрасный сад в этот момент был для него ни больше - ни меньше, чем призрачный мираж.
 В коридоре кто-то засуетился и забегал, шаркая тапками и скрипя старыми прогнившими полами, дверь туалета захлопала от сквозняка, потом зазвучали голоса живых людей. А она лежала неподвижно.
И тут он поднял свои воспаленные глаза к небу, резко втянул в легкие воздух и на мгновение застыл без движения, одним своим пронзительным взглядом бросая вызов небу.
«Как я буду жить без нее?» - подумал он.
Сама жизнь показалась ему мышиной беготней, ненужной и бессмысленной. Всё вокруг – лишним, даже он сам был лишним в этом мире. Но где-то далеко зазвонил Сакре-Кёр. Поль вздрогнул, очнувшись от тяжелых мыслей, и посмотрел вдаль. Почти стометровая базилика издалека выглядела огромным белым пятном, живым гигантом, грозно вещающем о чем-то важном, значительном. И тут он вспомнил о том, чего он ещё не сделал и что ещё предстоит сделать.
  Он захлопнул окно, после чего  быстро подбежал к комоду, открыл его и, будто сумасшедший, судорожно начал разгребать залежавшиеся там чистые холсты. А когда нашел самый большой, укрепил его на мольберте, взял палитру, развел краски и застыл на мгновение, закрыв глаза, пытаясь сосредоточиться на своих чувствах и на образе той, которую он не разлюбит уже никогда. Поль понял, что бороться со смертью больше нет смысла, но смириться с ней он не мог. И уже через несколько минут коснулся холста уверенным движением кисти…