Aurum

     Сколько искренних дружб, сколько добрых приятельских отношений разбилось о неприступные скалы, острые утесы и подводные рифы столь безобидного с виду понятия «взаимная выгода»? Когда ведешь дела с человеком чужим, до которого тебе и дела-то нету, априори настроенным надуть тебя (равно как и ты его), то все и просто – «бодаешься» с ним по всякому юридическому пункту договора, до сносок и мелкого шрифта – и в результате выходит одна чистая взаимная выгода без каких-либо примесей, ну ровно Aurum, №79 группа i период 6 атомная масса 196,9667, ни дать ни взять. Другое дело – договоренности с друзьями. Тут ведь за дружбою нет сносок, особых приложений, долговых обязательств, форс-мажоров и прочей юридической ахинеи - все так как-то, само собою разумеется, что… Но вот что именно само собою разумеется, это каждый из друзей понимает по-своему, и, чего уж тут, по-своему в свою сторону. Тогда как дружба искренняя предполагает всегдашнюю, без вопросов и поисков смысла взаимовыручку и, естественно, когда потребуется, самопожертвование, то там, где все скреплено не рукопожатием только, но и обернуто банковским билетом, все переворачивается с ног на голову. Пока деньги текут сами - все чисто да гладко и даже всепрощающая любовь Бога к рабам своим не сравнится с такою дружбою, но зачнись только чего не так: дефолт ли, какая непоставка ли, срыв сроков, штрафные санкции, наезд рэкета бандитского или рэкета (что в сто раз больнее, потому что никогда не договоришься, как если только вообще без штанов останешься) федерального в виде изменения законов или подзаконных актов - тут уже самопожертвование начинает измеряться не ментально, а числительно и опять таки в свою половину одеяла. Становится казаться понятным, очевидным, что в твою пользу должен самопожертвоваться друг твой и выясняется, что когда договаривались, именно так и понимались каждым опущенные за ненадобностью и даже тогда, на момент рукопожатия, оскорбительные дружбе сноски.

     Хорошо если друзья просто расходятся, интеллигентно пожавши даже друг дружке руки на прощанье – ну не вышло, мол…, но так не бывает и вовсе никогда на земле. Обида, огромная, с черными гнилыми зубами обида, словно болезненная неоперабельная раковая опухоль вырастает вдруг в том месте сердца и души, где некогда теплилась нежная дружба. И если даже и вовсе не видитесь вы со своим бывшим другом, то и всякая случайно до вас долетевшая весть о хоть какой-то неудаче в жизни его – для вас, о боги! делается приятною. Хорошо если еще так, но ведь пойдут еще и козни специальные, целенаправленные, но прежде всенепременно оправданные для себя тем, что его, именно его предал друг его. В литературе-то Гоголь такое давно уж описал в истории про Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича, и ясно, что разрушается не только дружба, но и жизнь каждого вовсе. Да что там литература! Достоевский умер через два дня после приезда его сестры, которая предложила ему отказаться от своей доли, свалившегося на него рязанского имения тетки. Произошел неприятный разговор. От волнений, вызванных неприятным разговором этим пошла у него горлом кровь и… А это ведь не друг, а и более - это родная сестра! Я не говорю, что он и так бы не умер по причине легочной своей болезни – умер бы и так, но таким ли поводом должно уходить из жизни гению, да и всякому из нас тоже?

     Смердит все, к чему бы ни прикоснулся презренный металл, да даже не он сам, а лишь только окутает нас дыхание золотого тельца, лишь только помыслы наши, пускай и под благовидным предлогом простого выживания, заботы об образовании детей или еще по какой «святой» причине обратятся в его сторону. Рушится Вера, отягощенная пудовыми золочеными рясами первосвященников наших в роллс-ройсах; меркнет Любовь под ворохом гербовой бумаги брачных договоров; умирает Надежда от одной лишь невозможности дотронуться до хоть сколько-то достатка; навсегда заканчивается и Дружба ровно в том месте, где выручил один друг другого взаймы хоть рублем… Экая сволочь – деньги…