Орден и машина
Шли годы. Коля быстро превратился в Николая, потом как-то незаметно в Степаныча. Трудности старят, а кому было легко? Женился, пошли ребятишки. И зарабатывал неплохо, и семья сложилась хорошая. Все бы ничего, да вот по машине тосковал. Не на кого обижаться: Гитлера в живых нет, да и мина та – ребята говорили – своя оказалась, поставили да не сняли вовремя. С культей за баранку не пустят. Про летчика Мересьева по радио читали книжку. Но то книжка, а то жизнь. Вещи разные.
По соседству со Степанычем жил тоже фронтовик Петр Ефимыч. У того обе ноги в наличии, но ходит кое-как. Правая плохо гнется: три осколка вытащили в сорок четвертом, но, видать, не все поправили. А, может, и править уже некуда было. Ефимыч на фронте был минометчиком. О делах своих не рассказывал, но на 9 мая в первый год, как познакомились, увидел Степаныч у него на пиджаке орден Ленина. Для сержанта награда нечастая. Медалей богато, Красная Звезда – это встречается, но чтобы такой орден… Дружили семьями.
Получив из военкомата повестку Степаныч пошел к соседу обсудить, зачем понадобился.
- Может, награда какая? – предположил Ефимыч. – Вон, по радио только и звонят: награда, мол, нашла героя. Ты – герой?
- А ты не видишь? Нет, я так думаю, может, на сборы? – спросил Степаныч и сам осекся: какие сборы, когда у него полторы ноги. Так ни к чему и не пришли.
Автомобили вручали сразу семерым инвалидам. Оркестр из музыкальной школы сыграл туш, после вручения ключей майор из военкомата врубил «День победы». Вышло трогательно, фронтовиков напоили чаем с печеньем и конфетами и отпустили по домам.
Степаныч технику освоил быстро: она так и называлась – «инвалидка», но была шустрой и смешной с виду. Каждые несколько лет машину государство заменяло. Инвалидка «сыпалась», как будто ее собирали тоже в музыкальной школе. Ефимыч, видя бесконечную возню соседа с автомобилем, как-то не выдержал:
- Ты бы, Коль, «Москвича» лучше взял…
Обычно сдержанный Степаныч заорал:
- Да я рад бы, трах-тарарах!!! Не положено!
- Почему? – удивился сосед.
- Нога длинная, мать ее… Я же ходил, узнавал. Сказали, если бы на десять сантиметров выше отрезали, положен был бы «Москвич», а так – хрен в стакане, трах-тара-тарарах!!! Да я, если б знать заранее, выше колена бы отхреначил! Мне все едино маета, ни стоять, ни ходить, ни в постель лечь!!!
Мужики покурили, потом Степаны, остыв немного, добавил:
- А, с другой стороны, все ж бесплатно дают. Нам так-то не купить ни в жизнь.
- А я тоже в поликлинику поеду, - сказал Ефимыч, - в город. На комиссию вызывают, вроде инвалидность дать обещали. Нога-то, вишь, что есть, что нет. А тут мозжить стала. Чего-то устал я от нее. Может, тоже чирикнуть повыше, - он засмеялся и пихнул соседа локтем, - глядишь, машину дадут бесплатно.
В поездку он собирался тщательно. Начистил чешские туфли, отпарил костюм, что покупал сын еще лет десять назад. Костюм одевался с тех пор раз пять, не больше, и был, как новый. Галстуков сроду не носил, но сорочку надел парадную. Рано утром Степаныч наблюдал за сборами через низенький заборчик.
- Петя, сними ты костюм. Нельзя в нем ехать. И туфли тоже.
- Это почему еще? – оскорбился сосед.
- Ты на жалость бить должен, а так кто тебе чего даст? Приедешь к ним, как жених. Это же гниды те еще, я к ним каждый езжу. Проверяют, отросла нога или нет.
Вечером Степаныч постучал к соседям. Жена Петра Ефимыча, толстая Светлана, швыркала носом, в сердцах бросала какие-то шмотки и что-то бормотала, продолжая, как видно, давний разговор. Ефимыч сидел за столом в зале – длинной проходной комнате. Напротив стола негромко бормотал телевизор, «Что, где, когда» - любимая игра миллионов.
- Садись, - сказал хозяин дома и хлопнул рукой по табуретке. – Садись, щас мы обмоем это дело.
- Неужто дали? – Степаныч присел к столу.
- Дали-медали, - сосед налил, постукивая горлышком. Он успел уже порядочно набраться, но себе налил так же, полстакана. – Хрен они дали моржовый. Я им, сукам, сказал все, что думаю. Они что себе решили, что я за милостыней к ним пришел?! Да пошли они лесом! Не надо мне от них ни … Давай, Коля, сперва за тридцать шестой отдельный минометный, а потом за шоферов.
- Хватит уже тебе, - послышался из коридора голос Светланы, - с обеда все даешь. Тебе же плохо будет.
- Ты это… закрой там… что-нибудь. Рот закрой, в конце концов. Давай, Коля, по второй, пока пьется.
- Да что сказали-то?
- Что сказали? Сказали, что свободен. Что не видят оснований и позовут милиссыонера, - с трудом выговорил он.
- А милиционера зачем? – не понял Степаныч.
- А это когда я табуретку бросил… Ну, что ты, что ты! Нет, ни в кого. Просто бросил в сторону и говорю: идите вы все лесом, я не за вас, гниды подколодные, там был. Я, может, за Россию там был. Только надо было пару мин сэкономить. Бахнуть по вам, сволочам… - он треснул кулаком по столу, - сволочи поганые. За мной Светка вон скоро ведро выносить начнет, я в сортир уже кое-как, а они… Падлы!..
- Остановись, - плачущим голосом крикнула жена, - ну что ты каркаешь! Надо будет, буду выносить. Я что тебя, попрекала когда?! Ты знаешь, что он сделал? – она обратилась к Степанычу. – Я охнуть не успела, содрал все награды свои и в очко…
- Дура! – крикнул Ефимыч. – Не в очко, в сортир. Очко уходит зрителям, - он пьяно захохотал, указывая на телевизор.
- Я ведь кинулась, - продолжала Светлана, - полезла прямо туда. Только "Ленина" вытащила, оттерла, отмыла, а остальное так там и лежит, утонуло все. Это же – слава твоя! – закричала она мужу.
- Да пошли они! – отмахнулся он. – Моя слава и его тоже, - он махнул на Степаныча, - это вот эти рубцы. А висюльки, ну их, знаешь, куда? Вот туда именно. В сортир или в очко – это кому, как…
Свидетельство о публикации №213083001682