Якорь

Степан Ильич Перекатов, житель села Кораблево, худой коренастый мужик, не имеющий постоянной работы уже несколько лет, неожиданно нашел в кустах якорь. После обеда пошел к реке собирать ежевику, запнулся за что-то твердое, упал и увидел перед собой огромную коричневую от ржавчины якорную цепь. Одним концом эта цепь крепилась к якорю, массивное тело которого уходило в речной песок, а другим - погружалась в зеленоватую воду небольшого залива как раз напротив острова, на котором всегда стояло его село.
Степан Ильич никогда не промышлял сбором металла и не чувствовал к этому тяги, но в последнее время жизнь стала складываться так, что денег постоянно не хватало и поэтому любая возможность подзаработать представлялась ему реальным шансом поправить дела... И всё же, какое-то время Степан Ильич стоял возле якоря, раздумывая, как ему поступить? Бежать в село за ножовкой по железу или сначала набрать ведро ежевики, а потом уже решить вопрос с якорем. Странным казалось и то, что раньше никто об этом якоре ничего не говорил, никто не знал, как он тут оказался. Хотя сбором железа сейчас занимались многие, особенно, после того как колхоз в их селе обанкротился и развалился.
Собирая спелую ежевику в красное пластиковое ведро, Степан Ильич то и дело заинтересованно поглядывал на массивную корабельную снасть. Постепенно ему стало казаться, что в якоре не меньше тонны железа, да ещё в отрезке цепи, уходящем от якоря в воду - килограммов триста-четыреста. Если учесть, что железо сейчас принимали по пять рублей за килограмм, то Степан Ильич легко мог предположить, сколько на этом якоре можно заработать.
В общем, в тот день собирая ежевику в кустах у реки Степан Ильич уже ощущал себя человеком богатым и удачливым, уже прикидывал, куда можно будет потрать те деньги, которые он получит за неожиданную находку.
Когда он рассказал о находке жене - полной ясноглазой женщине сорока пяти лет, - та радостно затараторила:
- Если всё получится, как ты говоришь, если якорь удастся продать подороже, то в первую очередь надо будет за электричество рассчитаться и дров купить на зиму две телеги. 
- И к моему мотоциклу аккумулятор, - добавил муж.
- Вот-вот. И сахару ещё мешок, чтобы ягоды не сушить, не маяться. Чтобы варенья детям наварить.
- Тогда надо будет за цепь хорошенько потянуть, - рассудил муж. - Кто его знает, какой она длины. Может она там, дальше-то, метров сто ещё тянется.
- И потянем, и выкопаем всю цепь, если потребуется. А то у меня зимнее пальто все выносилось. Хожу как отрехолок.
В общем, к вечеру было решено, что цепь пилить надо, и нечего тут раздумывать. Люди кругом лес воруют, рыбу мешками продают, а они о какой-то ненужной железяке толкуют целый день: при деле она или просто так валяется. Да другие-то люди на их месте всё бы решили в один момент. Пригнали бы трактор и выдрали этот якорь вместе с потрохами к чертовой бабушке. А сборщикам металла сейчас только позвони – они вмиг примчатся, разрежут металл на куски, в машину погрузят и деньги отдадут...

Пилить якорную цепь решили на следующий день с утра. Спустились к реке после завтрака, когда солнце высушило росу, вырубили вокруг якоря густые ивовые заросли, пахнущие речными водорослями, очистили цепь от песка и приступили к работе. Ржавое железо поддавалось ножовке с трудом. Работа шла медленно, но никто и не думал её бросать, никто не думал сдаваться. Степан Ильич привык доводить начатое дело до конца, а жена ему во всем помогала. Возможно, из-за этого даже в трудные перестроечные годы они не бедствовали. Завели много скота, расширили огород, пчелами стали заниматься. На их острове народ подобрался непьющий, мирный, работящий. Никто без нужды не жаловался на жизнь, хотя легкой она никому не казалась.
Когда якорная цепь с шумом упала на песок, Степан Ильич облегченно вздохнул: «Вот и всё. Сейчас можно машину вызывать». Сел на какую-то полусгнившую лесину, вытер матерчатой кепкой потное лицо, и в это время увидел, как конец якорной цепи медленно отползает от него в сторону, оставляя глубокий след на влажной отмели заросшей белесыми лопухами мать-мачехи. На какое-то время это движение показалось Степану Ильичу странным. Куда она ползет? Почему? Такое ощущение, будто на ней держался какой-то корабль, а сейчас, без якоря – этот корабль уплывает... Но немного погодя он решал, что цепь просто опускается на дно залива, залив-то не мелкий, в нем хорошие щуки водятся.
Потом они с женой выкапывали якорь. Работа шла медленно, зато якорь оказался огромным. Во время работы Степан Ильич вспомнил, что такие якоря раньше возили на плотах, чтобы сбрасывать с матки на крутых поворотах, если есть опасность, что плот затянет на мель. Плотогоны их называли лотами, но чем отличается лот от якоря, Степан Ильич не знал. Когда якорь был выкопан полностью, жена Степана Ильича обнаружила на его теле какую-то надпись выполненную красивой славянской вязью. Стряхнула с надписи песок и прочитала: «Последняя надежда».
- Что это значит? – спросила она у мужа.
Тот немного подумал и ответил:
- Наверное, название корабля.
- Странное название, - отозвалась жена...
Вечерний паром приходил на остров в пять часов вечера, но приемщик металла, которого почему-то все называли Колькой Безменом, приехал на остров в тот же день, как только получил звонок от Степана, хотя время было уже позднее. Он оценивающим взглядом посмотрел на якорь, который лежал на песчаной косе железным распятием, обошел его кругом, чтобы рассмотреть со всех сторон, и признался, что такой красивой штуковины он никогда не видел. Немного повздыхал, удивленно покачал головой, потом достал из кузова газовый резак, блестящий медными гранями, и приготовился разделывать железную тушу якоря, чтобы удобнее было его перевозить. А когда всё было готово, подошел к Степану Ильичу с добродушной улыбкой и хрипловатым голосом пояснил:
- Сейчас лето. Цены на металл упали. Больше трех рублей за килограмм я дать не могу. Вы уж извините. Я не на себя работаю, на хозяина.
- А как же мы? - попробовала возмутиться жена Степана Ильича, - мы за три рубля отдавать не будем. Нам это не выгодно. Нет...
- Я вас понимаю, - тем же тоном ответил Безмен, - но никто вам больше не даст, уверяю вас. Сейчас не сезон для высоких цен. Не сезон.
- Мы не согласны. Нет, - растерянно повторяла жена Степана, то и дело поглядывая на мужа своими детскими обиженными глазами. – Нет, мы не согласны.
Степан Ильич хотел поддержать жену, он понимал, что приемщик может дать больше, для него эта цена ничего не значит, но спорить с ним не стал, махнул на всё рукой. Да пусть везет. Пусть лопнет от жадности. Не жили богато, и не стоит начинать.
Когда сборщик железа уехал, Степан Ильич и его жена ещё долго, молча, стояли возле залива. И каждый испытывал странное чувство разочарования, как будто они за этот день ничего не приобрели, только потеряли. И эта потеря какая-то роковая, незаслуженная, неоправданная ничем. Водная гладь залива за их спинами постепенно стала мутной. В ней что-то побулькивало, шипело и пошевеливалось. Со дна залива к поверхности стали подниматься огромные воздушные пузыри. Вместе с пузырями на поверхность воды всплывали какие-то водоросли, жучки и белые корневища незнакомых растений.
Ночью Степан Ильич спал плохо. В кровати ему почему-то было холодно. Теплый бок жены его раздражал, угнетало её сонное спокойствие, ровное дыхание, едва уловимый, но нескончаемый храп... В какой-то момент ему показалось, что на улице идет сильный дождь, там все шумит, движется, шелестит.
Под утро ему померещилось, будто почва под домом немного просела и стала иногда пошевеливаться, что весь дом плывет куда-то, плавно покачиваясь. И только кромешная тьма не позволяет понять, что же происходит там, за окном, на самом деле.
Когда немного рассвело, Степан Ильич поспешно встал с постели, нетвердым шагом подошел к окну и с опаской взглянул на реку.
То, что он увидел, в первый момент его поразило и обескуражило. Вода в реке за одну ночь так сильно прибыла, что была сейчас вровень с берегами. Некрасивыми грязными бурунами она проносилась мимо окон, увлекая за собой упавшие деревья, заборы и дрова. Вода была сейчас не на том привычном расстоянии, - глубоко под берегом, а где-то совсем рядом, - за калиткой в сад, за ветвями яблонь. И эта вода угрожающе шумела, волновалась, показывая свою неуемную мощь. Ощущение было такое, будто вода в реке уже не проносится мимо, не уплывает прочь, а медленно приближается, тая какую-то неведомую опасность.
Степан Ильич привычно посмотрел на противоположный берег, и заметил там нечто странное. На мгновение ему показалось, будто противоположный берег движется. А это означает только одно, что их остров плывет. Степан Ильич испуганно взглянул на жену. Ему захотелось её разбудить, рассказать обо всём, но он почему-то передумал. А вдруг это всё ему только кажется. Он просто не проснулся до конца. Жена покачивалась в кровати как в лодке, но не просыпалась. Хотя по потолку над ней уже ходили яркие солнечные зайчики, отраженные водной гладью.
А между тем остров вместе с селом мутная вода относила всё дальше от того места, где он всегда находился. Покачивание потолка и пола усилилось. Старая люстра с леденцами подвесок стала тонко позванивать. Где-то в сенях заскрипели старые половицы. Глиняный горшок в чулане упал с полки и разбился вдребезги.
Все ещё не веря своим глазам, превозмогая странное волнение и едва удерживая равновесие, Степан Ильич вышел из дома на улицу. Остановился на высоком крыльце, ухватился левой рукой за дверной косяк и посмотрел на знакомый с детства песчаный остров, который постепенно уходил под воду. Только сейчас он понял, что остров похож на корабль. А корабль без якоря на месте не устоит... Мутная вода его подхватит и унесет от привычного русла крестьянской жизни, от перекатов долготерпения, от синеватых водорослей тайных надежд на светлое будущее в бурлящее море вселенского хаоса. И останется у сельского жителя в душе только ощущение оторванности, да пьяное покачивание, которое рождает в душе чувство неприкаянности, неопределённости…

Если бы в то утро Степан Ильич умер во сне и не проснулся. То он бы умер самым несчастным на свете человеком, который познал некую страшную тайну, но никому не смог передать ее пророческий смысл.