Золото в синеве

Стояла жестокая сибирская зима. Лютые морозы намертво сковали заваленную снегом землю, деревья и даже серое бессолнечное небо. Казалось, вся недвижимая природа погрузилась в долгий печальный сон, и никто на свете не мог его нарушить в этом застывшем бесконечном пространстве льда и снега. Только изредка, когда налетали жгучие до боли порывы свистящего ветра, можно было услышать тяжелое, приглушенное дыхание недалекой тайги.
По ночам ветер стихал. Сквозь рваные отверстия темно-свинцовых туч иногда проглядывала маленькая луна и мелкие, еле заметные звезды. Они тоже, словно заледеневшие, замерзшие, казались какими-то бессмысленными, никчемными, с безразличием взирающими на нашу мгновенную жизнь, рождая настроение тоски и одиночества. Ночью мороз усиливался, и тишину всё чаще нарушали резкие щелчки сучьев на деревьях, похожие в морозном воздухе на выстрелы.
Цвет снега был темно-синим, приятным для глаз. И так — до самого горизонта, даже на тех холмах, где он касался облаков. Прожектор струил желтый свет на застывшие, чуть заснеженные березы. И в этом свете они сияли, как нереальные, как сошедшие с живописной картины.
Но если ночью падал снег, опускаясь медленно, невесомо, то в луче прожектора он походил на сонмище сверкающих золотых комариков, купающихся в этом теплом свете.
Если же ночь была безоблачной, ясной, то невозможно было оторвать глаз от густой синевы неба, усыпанного яркими звездами. Холодные, дрожащие, усеявшие весь небесный свод, они источали свой золотой свет, сияя, словно снежинки в лучах прожектора. Поистине золото в синеве.
На своем посту, погруженный в созерцание этой красоты, я не замечал, как начинало светать. Но первые отблески еще далекого рассвета еле заметно скользили по темно-синей равнине и застывали на макушках самых высоких елей. И только когда густая синева неба постепенно разбавлялась фиолетовой краской, а золото звезд начинало тускнеть и бледнеть, я понимал, что ночь уже позади.

1968