Сватовство

Подобно герою рассказов О’Генри, мой жизненный герой Федор Владимирович способен рассуждать на любую тему. Я люблю его слушать, говорит ли он о способах заточки фрез или особенностях общения людей в местах лишения свободы. Его суждения освежают не хуже репортажа о заседании Государственной Думы, а манера изложения делает их живописными, как дым на сцене при выступлении поп-звезды. Тему очередной новеллы угадать, обычно, трудно.

- Вот, кстати, сватовство, - сказал как-то Федор Владимирович, закуривая после столовой. – Сильное переживание можно получить. Я еще перед армией жениться решил. По-скоренькому. А чего тянуть-то? Как в кино: она – привлекательная, я – чертовски привлекательный. Сговорились с ней, теперь с родителями ее надо знакомиться. Где, - спрашиваю, - проживают, чем занимаются? В Ленинск-Кузнецке, - отвечает, - папаша у меня шахтер. А как там жизнь, - любопытствую. Жизнь прекрасна. После северов, - говорит, - прям, плакать хочется, так хорошо. Ставлю себе в уме птичку, а сам тактично интересуюсь, мол, долго ли на северах обретались? От звонка до звонка, - говорит, - четырнадцать лет. Еще интересней. Наводящий вопрос задаю для ясности. Папахен, - спрашиваю, - специальность свою в холодном климате освоил или сызмальства к ней стремился? Она тему не просекает, отвечает простая душа, глазом не моргнув, - какое там сызмальства? Куда попал, то и осваивал.

Купил я водки четыре бутылки, колбасы краковской несколько колясиков – не с пустыми же руками ехать свататься? Добрались мы в этот Ленинск к вечеру. Что говоришь? Дыра? Нет, не дыра. Самое донышко от дыры. Конечно, красивые места есть. Наверное. Но приехали мы в сумерках уже, да и папахен у нее не в самом центре жил. Скорее – на окраине. В местной Нахаловке. Я, где ни бывал, везде своя Нахаловка. Как Черемушки. Приходим по адресу. Познакомились. Вижу, правду невеста говорила – тертый человек, руки все в перстнях. В синих, только. Какой с лица? Соответствующий, с лица. Ладно, думаю, в душе, значит, добрый. Хотя и дикобраз маленько. Это я спервоначалу так подумал, что маленько. Ошибся я: не маленько, сильно дикобраз. Одичал, видать, на морозе, а, может, сразу таким родился. Сам посуди: поставил я водку на стол, колбасу положил на газету. Стол у них грязноват был немножко. Немножко сильно. Не беда, думаю, не в ресторане же. Сейчас, думаю, откроем, порежем, нальем. Как в лучших домах Жмеринки и ЛондОна. Теща будущая стаканы только успела поставить, этот наливает себе, мне, женщинам плеснул, выхалкал свой – и все одним движением, я еще на табурет сесть не успел! газетку себе подстеливал. Хряпнул он и откусывает колбасу прямо от колясика. Закусывает, то есть.

Передернуло меня от такой быстроты. Папахен колбасу ото рта отнял и мне протягивает – тоже, мол, разговейся. С одной стороны, приятно, не жадный. А, с другой стороны, гляжу, в колясике два зуба торчат – вот не совру, ей-Богу. Два резца верхних. Мать-то с дочерью привыкли, а мне тяжело такую картину наблюдать. Ну, он недостачу-то во рту быстро заметил, хвать рукой по колясику, резцы забрал, себе вставил.

Я, единственно, чтоб в себя прийти, налил сам себе, никого не ожидая, махнул второй раз, не закусывая. Надо что-то сказать, руку-сердце дочкины попросить или еще чего, а у меня из всей анатомии одно в голове. Я и брякнул, мол, не больно зубы обратно запихивать? Оказалось, угадал с темой. Тот оживился сразу. Не больно, - говорит, - цынга замучила, да уж отболело все. Привык. И так он ко мне расположился после этого, только о цынге и говорил, хотел дать мне зубы свои поближе рассмотреть. Кое-как я этот вечер прожил, а рано утром – прыг с кровати и на вокзал. Насколько рано? Настолько, что еще спали все. Подгадал. Начисто мне этот Сахалин! Что я – зубной техник что ли?

Чем дело кончилось? Купил билет и уехал. Тем и кончилось. А там и в армию меня забрали вскоре. Через полгода буквально.

У тебя же дочь? Ну, вот, ешь картошки побольше. Первое средство от цынги. От чего другого не зарекайся, а от цынги предохраняйся. Приедет будущий зять в гости знакомиться, а у тебя – клыки в колбасе. Имидж ничто, а свадьба расстроится.