Тебя вызывает...

"ТЕБЯ ВЫЗЫВАЕТ..."

Беседуя с украинским поэтом Олексой Резниковым, я неожиданно почувствовал, что меня внезапно потянуло на воспоминания.
С той поры прошло около сорока лет, и точной даты, когда это меня вызывали в КГБ,сейчас я уже не помню, да я и не старался никогда запоминать такие не очень-то приятные дни, считая их зонами отрицательных эмоций, которые приносят обычно лишь сердечную боль. Работал я в то время инспектором орготдела по пропаганде литературы в Одесском облкниготорге, который занимал тогда, кстати сказать, первое место в социалистическом соревновании по распространению и продаже книг во всём Советском Союзе. Всесоюзный журнал "Книжная торговля" опубликовал об этой работе одесских книготорговцев одну из моих статей, а директор книготорга Александр Митрофанович Одиноков решил командировать меня в столицу Латвии, чтобы я набрался у латышей передового опыта по пропаганде и распространению книг. Поздним вечером (с аэропересадкой в Москве) я прилетел в Ригу и устроился в гостиницу. А ранним утром меня разбудил междугородний телефонный звонок. Я сразу же узнал командный голос своего книготоргового шефа: "Командировка отменяется! Немедленно бросай всё и сочно возвращайся в Одессу, - скомандовал Одиноков. - Тебя вызывает Александр Кириллович Негруца!"
Эта молдавская фамилия подчёркивала, что во властолюбивом облике её обладателя действительно не было ничего похожего на негра. Это был грузный начальник высокого ранга, которому подчинялись не только все книготорговые точки,а их было тогда более полусотни,но и весь облкниготорг, а также все типографии и районные газеты области. И я не мог себе даже представить, что могло произойти, что случилось такого супернезаурялного, особо необыкновенного, сверхнеординарного. Холодок прошёлся по коже наждачной бумагой, и внезапно подкралось немыслимое ощущение, будто я в чём-то где-то провинился. Возможно, хотят уволить с работы, если не хуже. Может, в салоне самолёта, думалось мне, я разговаривал чересчур нежно с какой-нибудь девушкой,посвящая ей стихи? Но разве можно в этом усмотреть что-то негативное?..
И только возвратившись в Одессу, только после беседы с грозным Негруцей я сумел сообразить, что меня срочно вызывают в известное здание на улице Бебеля. Но почему, по какому поводу, в связи с чем, даже сам Негруца, начальник управления по печати облисполкома, никак не мог мне объяснить.
Если память не изменяет, по-моему, было это в середине 80-х годов прошлого столетия. Может быть, 1976 год, точно не скажу. Но имя немца, которым названа улица, незабываемо. Я нередко думал, почему улица в Одессе названа какой-то туманной для меня личностью, которую то избирали в рейхстаг, то отправляли в  заключение. Я побаивался, что мне зададут вопрос, кто такой Август Бебель и как он относился к марксизму-ленинизму или ревизионизму, а я не сумею внятно ответить и запутаюсь. Думал и о том. что, если поменять одну букву в слове, сразу же возникнет новый смысл - и на улице мысленно вырастала передо мной невольно внушающая страх гранитная "мебель", а не Бебель, куда можно сесть на долгие годы за какое-нибудь необдуманное, нечаянно обронённое, неудачное словцо. Я никак не мог понять,с какой целью меня вызвали, кто на меня мог что-либо "накапать", "настучать", перебирал в памяти свои шутки, эпиграммы и эпизоды своей жизни. Вспомнилось, как директор книготорга диктовал однажды какое-то своё очередное служебное письмо секретарше о строительстве новой конторы на улице Жуковского. Когда я вошёл в приёмную,секретарша меня спросила: как следует грамотно писать слово "алюминий" - с одним "Л" или же с двумя? Я тут же выпалил, что это латинское слово имеет лишь одну букву "л" в отличие от иных, таких, как "аллергия", "аллея", "аллигатор", "аллитерация"...
- А вот Александр Митрофанович,- заявила секретарша, словно хотела меня  пристыдить величием директорского авторитета,- считает, что этот лёгкий серебристо-белый металл необходимо писать с двумя "Л".
- Извините,- пробормотал я сконфуженно. - Я не знал. Но если Александр Митрофанович сказал, то так, может быть, и надо писать - с двумя "Л", хотя, кстати, в его имени - Александр - тоже одно "Л". ("Не восприняли ли тот мой ответ как иронию? - думал я про себя. - Неужели и по такому филологическому поводу могут вызывать?")
Кабинет в гранитном здании на Бебеля, куда меня приглашали по телефонному звонку, напоминал фотолабораторию с красным фонарём на стене. Не хватало только плавающих в кюветах с проявителем фотоснимков. Перед моим взором нервно мигал красный свет в виде особой электролампы внутри багряного плафона, внушавшего непонятную тревогу и страх, держа меня как бы в ежовых рукавицах неведения и напряжения. Мне казалось, что это какой-то прибор, способный обнаружить или разгадать и раскрыть что-то невероятное, неизвестное, неуловимое. Мелькнула мысль о том,что, возможно, это какое-то устройство типа детектора лжи, хотя я был далёк от детективных историй. До сих пор не знаю, какую роль могло играть такое освещение пред глазами "испытуемого", которое напоминало мне не то рентгеновский кабинет, куда нельзя заходить, не то сигнальный фонарь в коридоре вуза с надписью "Тише!Идут занятия!" Здесь же "занятия" проходили в виде моего диалога с сотрудниками. При то и дело ритмически мигающем свете лампы задавалась целая вереница различных вопросов... Попробую вспомнить некоторые из них.
- Мы решили пригласить сюда вас как филолога, чтобы вы рассказали, что вам известно про писателя Василия Стуса, с которым вы, по нашим сведениям, встречались в стенах Одесского госуниверситета имени Мечникова.
- Простите, но я никогда с ним не встречался и вообще никогда в жизни нигде его не видел. Слышал только в Союзе писателей на улице Пушкинской, будто он по неизвестным мне причинам вроде бы за что-то арестован, а больше ничего не могу сказать. Фамилия его мне запомнилась только как рифма.
- Интересно, какая же это рифма. Продолжайте!
- Рифма, можно сказать, почти точная. Эти четыре буквы - Стус - очень созвучны тоже четырём буквам декана филологического факультета - одесскому писателю и критику Ивану Михайловичу Дузю.
- А он был на собрании, где выступал Стус?
- Я не могу этого знать, потому что меня там не было.
- Но вы ведь встречались со Стусем?
- Нет, не со Стусем, а с Дузем я действительно встречался, но со Стусем видеться не доводилось никогда в жизни.
- А на собрании, где выступал Стус, вы всё-таки были?
- Нет,я не мог его видеть, потому что болел. Можете поверить: я в это время находился на "больничном".
- А кого ещё вы знаете из известных вам писателей?
- Анатолия Колисниченко. Я переводил на русский язык его новеллы.
- Извините, но нас мало это интересует. Назовите, кто ещё из писателей вам знаком.
- Иван Гайдаенко,Иван Рядченко,Иван Дузь, Игорь Неверов, Александр Уваров, Юрий Усыченко, Юрий Трусов,Ханан Вайнерман,Владимир Домрин, Валентин Мороз, Станислав Стриженюк, Евгений Присовский, Олекса Шеренговой, Владимир Рутковский... Извините, если кого-то не назвал, их очень много. Даже забыл назвать талантливого писателя-литературоведа, истинного гуманиста, блистательного лектора, автора книг "Мы из Советского Союза"(1940), "Литература и коммунизм"(1966) Андрея Владимировича Недзведского...
Назвав А.В.Недзведского, я понял, что заинтересовались госбезопасники мною, видимо, не без его помощи, потому что он руководил литературной студией, которую я посещал и где не раз выступал со своими поэтическими переводами из Федерико Гарсиа Лорки. "Так вот откуда ноги растут,"- подумал я после того, как уже никаких претензий ко мне предъявлено не было. И только после бесед при красном фонаре я постепенно стал интересоваться, кто такой Стус. Я обращался с вопросами ко многим одесским писателям, но от меня шарахались, как от прокажённого, словно даже фамилию эту запрещено было произносить.
Однажды, когда я увлекался переводами Гарсиа Лорки, ко мне обратился через руководителя литстудии некий поэт Петрик с просьбой, чтобы я передал ему испанские оригиналы стихотворений Гарсиа Лорки, его "Цыганский романсеро" с подстрочными переводами. И только через много лет мне довелось узнать, что Петриком, над фамилией которого я глупо и несуразно подшучивал, спрашивая, мол,"петрает" ли что-нибудь Петрак в поэзии,являлся никто иной, как Василь Стус,
являющийся ныне не просто поэтом и переводчиком, но и лауреатом Национальной премии имени Т.Г.Шевченко, и Героем Украины, а я шутил над Петриком, не зная, что он и есть поэт Стус. И чтобы искупить свою вину, я постарался сделать несколько переводов его стихотворений на русский язык.