Случай в военкомате

В конце того же октября он в армию ушел. Прямо из моей комнаты на третьем этаже. По крашеным доскам коммунального коридора. Четким строевым шагом. Сам, правда, перед уходом в армию в дверном проёме появился, а потом  сказал, что с кафедры его в очередной раз поперли, поэтому он должен куда-нибудь уйти. Нет, не куда-нибудь, а именно в армию. Куда же еще?

А провожал его я. Проводы были настоящие, несколько громогласные, сопровождавшиеся скрипом диванных пружин и отмеченные появлением загадочного комсомольца у стены. Ни воблы, ни мешков, конечно, не было. А вот мелкие шпроты в банке и мои пельмени в пачке были. И музыка. Был и сосед Каблуков. Он стоял под дверью и с болью в голосе напоминал о том, что его жене на службу опять спозаранку. И я не совсем точно помню, сколько продлились проводы Александра Петровича на срочную военную службу, но, видимо, всю ночь, все утро, а потом еще пару дней, из-за чего я в нашей районной поликлинике взял бюллетень по поводу обострения плоскостопия. А в самый разгар проводов он в своих черных трусах стоял посреди комнаты и шумно высказывался о том, как он будет стрелять, маршировать, честь отдавать, присягу принимать, на танке ездить, но никогда не станет своей зубной щеткой ни пола, ни потолка в казарме чистить. «Пусть сами чистят! А мне ни к лицу! Я зубную щетку не для того в «У летчиках» покупал!».

И снова утро было в Москве, когда его опять в армию забирали. И снова не понарошку. Он еще с вечера меня предупредил:
- Ты понимаешь, раз уж такое дело, раз уж с кафедры снова попёрли, то пора мне на срочную военную службу отправляться. Послушай, как труба зовет! Ты слышишь трубу или не слышишь?
 
Случилось это накануне его ухода не на Большой Каменный мост, а на срочную армейскую службу. Это же произошло с ним еще раз, когда он, не доехав одной остановки до холодной брусчатки площади имени знаменитого советского летчика-испытателя Валерия Чкалова, из трамвая высадился и у какого-то дяди спросил: «А где тут в армию забирают?» Дядя был трезвый и в шапке. Дядя только что вышел из пельменной на углу. И на срочную военную службу товарища моего снова хотели забрать, а дядю почему-то нет, хотя оба вместе они до самого позднего вечера так и не вышли из пельменной на углу.
Еще через пару дней его еще раз на срочную военную службу собирались забрать и снова по-настоящему. Я к тому времени притомился его провожать, поэтому, вернувшись домой с пустыря, сидел один в комнате. А потом он пришел ко мне, и я спросил у него: «Как так могло получиться, Александр Петрович, что тебя срочно в армию забирают?» И он мне сказал: «Вот так и могло!» И к этому стал громким голосом добавлять кое-что по сложнейшей проблеме Третьей мировой войны, советско-американского договора «СНВ-2», грядущего коммунизма и грандиозного обмана наивного населения в связи с так и не состоявшимся завозом потрясающе вкусной воблы в ближайший к нашему дому гастроном «У летчиков».

Так что все это можно понять. И его, и меня. А также то, что случилось вскоре с ним, в самом конце того же октября. Почти что сразу после того, как он опять чуть было не оказался в составе каких-то армейских частей. Иначе говоря, взявшись за металлическую ручку, намертво прибитую к деревянной грязно-зеленой двери, он в армию как раз и вошел. Он, правда, о том, что за армия, так мне и не смог пояснить. «Да мало ли какие бывают!» - сказал он. И добавил, чтобы я насчет него не слишком обольщался. «Я, - сказал он, - когда надо, всегда в любую армию попаду и всякий раз по-настоящему».
 
Но и в этот раз он в нее не попал. Он дверь за ручку на себя потянул, а дверь вроде как бы заклинило, и в армию он опять не вошел, будучи твердо уверен, что его снова в нее забирают. Лишь только с пятой попытки, толкнув дверь от себя, он попал, скорее, не в армию, а в какое-то не очень хорошо освещенное помещение, где справа висел плакат на стене: мордастый парень с АКМ и в каске со звездой. А слева ничего не висело. Он, иными словами, ничего особенного не предприняв, вскоре сообразил, в какую армию его вот-вот заберут.

И вот он сидит на стуле, а я напротив сижу. Москва за окном. И он рассказывает мне, как его в армию забирали. И я понимаю, что все это было по-настоящему. А уж совсем по-настоящему было все остальное. Например, то, что в большую, как казарма, комнату сначала вообще никто не входил, а затем в нее навалом народу вошло. И, в частности, какой-то крупный военный с красной повязкой на рукаве. А затем в нее вошли еще двое военных покрупнее, которых, скорее всего, давно и бессрочно в армию забрали. А потом в ту же комнату вошел не, скажем, какой-нибудь модный армейский генерал или хотя бы действующий военный полковник, а самая настоящая рыжеволосая женщина необычайной красоты и в белом халате. И тут вот, как в армии, какой-то лейтенант как вдруг заорет: «Ррраавняйсь! Смиррр-на!». А рыжеволосая женщина необычайной красоты вдруг как скажет: «Спустили трусы!». И тотчас оркестр за окном ударил марш. И все двадцать призывников дружно и, словно в едином порыве, спустили. И он (по его информации) тоже так и поступил с его свежими и надетыми утром сатиновыми трусами, немножко даже опередив синхронный порыв всей команды.