Матрёнина радость. Часть 4

Восемь часов поездом. Три с половиной часа в автобусе развалюхе, и ещё семь километров пешего пути, основательно вымотали. И хотя то, что увидел Вениамин, в целом не придало энтузиазма, но всё же обрадовало сделанным выбором. Это, как раз то, что нужно, подумал он, увидев стоящее на высоком бугре, своё новое место жительства.
Деревенька совсем небольшая, в пару десятков домов будет. Ну, может, чуть больше. Да и те выглядели, а скорее всего и были - пустыми, сиротливо поглядывая на приезжего чудака, своими подслеповатыми окошками-бельмами. Солнце клонилось к закату, по этому нужно было спешить с поиском «своего» дома. Всё здесь выглядело для Вениамина довольно странным. Даже само название деревеньки. Поди ж ты, подумал он, страшнейшая глушь, а название самое настоящее французское – Арлез. Вот отсюда и действительно: умом Россию, ну, ни как. 
Из сообщения сельского совета, пришедшее Ирине незадолго до её смерти, Вениамин знал, дом после смерти её деда Матвея, остался пустым и по праву наследства перешел в её собственность. Конечно же, ни названия улиц, ни номеров домов тут не было и в помине. Хотя, какое уж тут название, усмехнувшись, подумал Вениамин, когда всего-то этих улиц две и есть. И обе просматриваются от начала, до конца. Причём - не сходя с места. На его счастье, у них с Ириной имелась фотография, на которой сфотографированы были дед и бабушка на фоне дома. Вот так, держа перед собой фотку, Вениамин шел вдоль улицы, внимательно вглядываясь в дома, которые, по его мнению, были все на одно «лицо». Но в конце первой улицы(так он окрестил ту, по которой шел) появился дом, очень похожий на фотографическое изображение.
Ну, здравствуй, Дом, проговорил он про себя. И подойдя к нему - поклонился. Так полагалось делать по старому русскому обычаю, если, конечно, хочешь жить в мире и согласии со всеми его невидимыми «домочадцами». Вениамин конечно же имел ввиду всяких там домовых и духов, про которые так упоительно рассказывали по телику всевозможные шаманы, ведьмаки, ведьмы и колдуны, коих развелось в мире не мерянное количество. И хотя делал он это с долей шутовства и скептицизма, но, тем не менее - делал это. А там - кто его знает.  А вдруг?
Правильно делаешь, раздался за его спиной скрипучий, старческий голос. От неожиданности Вениамин чуть не подпрыгнул. Ох, бабуля, как же вы меня напугали, проговорил он, повернувшись к старухе. И когда, а главное – как, она смогла так незаметно подойти к нему? Может ведьма какая? Подумал он, подходя к бабке. Взбредёт же такое в голову, тут же одёрнул себя Вениамин, усмехнувшись. Не бабуля я, проговорила сердито старуха, когда он подошел к ней. Звать меня Матрёной. Так и зови – Матрёна. Старуха была настолько стара, что угадать сколько ей лет, не представлялось ни малейшей возможности. А я ждала тебя, касатик, ждала. Постойте, бабуля, то бишь – Матрёна. Как же вы могли ждать меня, если я и сам до вчерашнего дня не знал – поеду сюда или нет? Да и как вы можете знать – кто я такой? Ишь ты, шустрый какой, проговорила усмехнувшись она. Да наша Ирка так описывала тебя в своих письмах к Маньке, ну, бабке еёшной, что по ентим письмам можно портрет рисовать. Разве? Проговорил удивлённо Вениамин. А мне она ни когда не говорила, что переписывается со своими стариками. Дак, кады же ей говорить тебе, ежели ты с утра до ночи пропадал на своёй работе. Вот я и сказала тады Мане – сестра она моя единокровная, так вот, тады и сказала – ехать сюды Иркиному мужику. Знала наперёд. Матрёна, может быть ты знаешь и отчего я сюда приехал? А как же? Всё знаю. Да тебе пока не скажу. И откуда ты всё это знаешь, спросил с улыбкой Вениамин. Духи добрые нашептали. Так ты что, Матрёна, с духами водишься, улыбнувшись, спросил Вениамин. А ты не шуткуй над ентим, они и тебе ещё - ох, как пригодятся. А живу я здеся и с ними, и с природой матушкой, душа в душу. А с кем ещё здеся жить-то? Вот, ждала тебя и дождалася – слава Господу нашему Иисусу и Матрёна перекрестилась.  Я ведь одна-одинёшенька, почитай, годков тридцать будет, а може и более. И ты касатик, ноне, как перст один. Так, значит, вы двоюродной бабушкой Ире приходитесь? Спросил он у старухи, не обращая ни какого внимания на её слова. Такось, милок, такось. А то, что дому поклонился – зачтётся тебе. Не кажный ноне заповедь енту соблюдает. А ты, подика, знал видать. Не зря шибко грамотным тебя прозывала и Ирка, и Марьюшка, сеструха моя единоутробная. Таперича и сама вижу – не зря. Идём ко мне, вечерять будем, чем Бог послал. А уж по утречку, за твои хоромы возьмёмся. Я хотя и содержала дом в порядке, но тама мужицкая сила нужна. А что я? Баба, она и есть – баба, да ещё така стара, как я. И повернувшись, старуха направилась в другой конец деревни, мимо домов, в которых не было, ни огонька, ни звука, ни живой теплоты. Глядели дома эти на Вениамина так, что было совершенно непонятно – толи осуждали, толи ласково улыбались ему. Но тяжкое чувство заброшенности и пустоты так и сквозили из тёмных глазниц окон и подпёртых палками, очень давно не отрываемых ни кем, ворот. Дорожки, ведущие с улицы к этим самым домам, давно заросли бурьяном, как и сами дома, стоящие по окна в траве и диком кустарнике. Вениамину стало немного жутко и грустно от этого вида, но он быстро выбросил неприятные ощущения из головы, жизнь продолжается. Пока ещё продолжается, а посему - будем жить.