Упорное эхо депортации

Я всегда с содроганием жду (нет, вовсе не жду!) «Дней памяти политических репрессий», депортаций и прочих наказаний подобного рода, ибо уж в эти-то дни обо мне точно кто-то вспомнит и «попросит» покрутить колесо истории в обратную сторону.
Оно бы и ничего – об этом должны помнить, но старому сердцу всё трудней и трудней ворочать заржавленные шестерёнки вспять: голова горит, голос тремолирует, а в глазах…
Варьировать этот материл очень нелегко, если вообще возможно.
Эти события точно и жёстко впечатали свои жестокие страницы: ни вырвать, ни перепечатать, ни замолчать – известно слишком многое, и многим хотя, видимо, далеко не всё и не всем. 
Молодёжь об этом знает очень мало, или почти ничего
Вот и крутишься каждый год, как уж на сковородке.
Нынешний вариант решила вынести на обозрение, хотя НЕ ЭТИ темы популярны на «Прозе Ру».
      
Знако;м  вам поэт по фамилии Гангнус?
               ???
А Евгений Евтушенко?

 Так это одно и то же лицо.
Когда-то он написал:

«Дай Бог, чтобы твоя страна
Тебя не пнула сапожищем,
Дай Бог, чтобы твоя жена
Тебя любила даже нищим».

         Так вот, миллионы людей в Союзе в одночасье стали «врагами народа, шпионами, диверсантами» и были, выражаясь словами поэта, «пнуты сапожищем» - депортированы вКазахстан и Сибирь (из них более 16 тысяч, в том числе и я с родителями, в тайгу и болота Нарымского края.
Теперь об этих событиях знают все, тем более АРХИВИСТЫ, что и были моей аудиторией.
 Поэтому расскажу о себе, ибо в моей судьбе, как в капле воды -   солнце, отразились эти страшные события былого.
Итак, Нарым. Тайга, комары, бездорожье, холод, голод, моральные унижения.
Мои нарымские  «специальности»: подпасок, лесоповал, лесосплав, заготовка дров, уборщица, водонос, рабочая сельпо по заготовке дикорастущих (ягоды, грибы, шиповник, рябина, калина, орехи кедровые и т.д.), чужие огороды, домработница.
Кончилась война, а ссылка -  нет.
С 1946 года – Томск. Учеба в 8-9-10 классах.
Учусь отлично. С 9-го класса много помогаю отстающим девочкам (школа женская), пишу им сочинения, рефераты, «дрессирую» слабеньких в устных ответах. Иногда у них живу и ночую, и тем кормлюсь, т.к. продолжает душить бедность;  маме (филолог) по-прежнему не дают работу по специальности.

 Много занимаюсь общественной работой: литературно-музыкальные вечера, различные сообщения и доклады по литературной теме – всё моё.
А ещё – 2 раза в месяц явка на отметку в комендатуру!!!

1949 год.
 Более, чем успешно окончена школа
 Сдаю вступительные экзамены в Пединститут на литфак.
Сочинение -  «2»!
Наш с отцом визит к ректору имеет одну-единственную цель – увидеть это сочинение.
В кабинете надолго воцаряется гнетущая тишина. Ректор сидит, поддерживая голову руками, мы – напряжённо, но терпеливо ждём.
 - Не хочу вас обманывать: немцы на факультете русской литературы – явление нежелательное (думаю  - это не его позиция, таковы реалии 1949 года).
 Мы с отцом, грустно переглянувшись, тихо, по-английски, покидаем кабинет, чем, думаю, облегчаем ректору всю эту процедуру.

И вот с августа 1949 года я в инструментальном цехе Шарико-подшипникового завода № 5, в войну эвакуированного из Москвы.
На шлифовщицу выучилась быстро. И года не прошло – у меня 5-ый разряд и ученик – хиленький  анемичный парнишка.
Но и эта работа оказалась для немцев слишком хорошей. Завод начал от них избавляться.  Мой час пробил в декабре 1950 года.
Что делать дальше?
Работы нет, нет настоящего образования. Хожу, уже как чумная, из двери в дверь – ничего.
ДЕПРЕССИЯ.
И вдруг -  сразу два приглашения организовать музыкальную самодеятельность (до войны успела закончить 3 класса музыкальной школы по классу фортепиано, а в Томске со мной занимался папа на аккордеоне, даже для практики посадил в свой эстрадно-джазовый оркестр).
Очень сомневалась, но пошла, и  на первом же смотре мой хоровой коллектив завоевал 2-е место по городу. Меня полюбили и дети и весь педсостав. На лето меня пригласили музруком в пионерский лагерь за 25 км. от города. Много было хлопот у меня и администрации, чтобы мне позволили выехать.
 На праздник «Открытых дверей», когда приезжают родители, хотелось всех порадовать хорошей музыкой (магнитофонов тогда ещё не было), и потому я прошу папу приехать со скрипкой.
Вот что по рассказу мамы из этого вышло:
«В воскресенье утром муж взял скрипку и поехал в лагерь. Вечером он рассказал, как всё было хорошо. Почти целый день звучала музыка. Дети пели и танцевали. Им было весело. Родители были благодарны – после войны всем хотелось веселья.
На следующее утро прозвучал грозный окрик: немедленно явиться к коменданту. Он кричал: «Где ты был вчера?»
Муж всё рассказал. И про радость детей, про благодарность родителей, но на людей в форме НКВД это не произвело никакого впечатления.
 -« Вы арестованы" - был ответ.
Пришлось бы старому скрипачу сидеть в тюрьме, если бы в тот вечер в клубе не был назначен концерт. Билеты давно были проданы.
Заведующему клубом грозил скандал, поэтому он обратился за помощью к директору завода. Вместе им удалось уломать коменданта. Но он приказал: «В таком случае заплатите штраф 100 рублей за нарушение общественного порядка».
100 рублей в ту пору  были месячным окладом мужа, но другого выхода у нас не было.
До последней копейки я собрала все деньги и заплатила. Даже квитанцию мне дали. Эту квитанцию муж берёг много лет и взял с меня обещание – положить её в гроб. Но обещания своего я не выполнила, зная, что у каждого из моих соотечественников таких квитанций в памяти и сердце хранится великое множество.
Пусть они хоть покойников не тревожат. А живущие смогут ли забыть?

А с осени 1951 года  я – студентка Томского музыкального училища. Не бросая работы, учусь на «5».
Только на дипломном курсе я передала свой любимый хор более младшей студентке, которая через год его благополучно развалила.
А меня школа не забыла, приглашала на все важные события, праздники. А ещё радость: новый комендант разрешил папе отмечаться за меня.
И вот дипломный концерт. Программу я готовила самостоятельно, хористы-студенты относились ко мне уважительно. В приложении к диплому ни одной четвёрки, но на госэкзамене моя солистка                из  профессионалов сделала помарку.
 Тут надо оговориться: за ошибки профессионалов никто, никогда и нигде не наказывал студентов-дипломников (за 36 лет моей работы в музучилище это правило соблюдалось свято), но для меня тогда сделали исключение, и «Красный» диплом «тю-тю».
1955 год…
Два радостных события в моей жизни: сгинула моя Голгофа, и я заканчиваю училище.
Хмельная весна молодости и свободы!
Выпускной бал в школе, где меня помнят и любят.
Я чуть-чуть старше выпускников, но это не бросается в глаза.
Думается, что недурна собой и прекрасно танцую. Недостатков в кавалерах нет. Особенно упорен один, явно не выпускник и не учитель.
Строен, высок, статен, чуть ли не с военной выправкой.
Наш вальс, как первый поцелуй весны с ласковым шёпотом распускающейся листвы. Дурманит сладкий аромат сирени у меня в руке.
 - Вы явно не школьный. Как попали на этот бал?
-Моя мама работает в этой школе, и я здесь ради Вас.
(Во мне расцветает прекрасная мелодия!)
Я вообще всё о Вас знаю и давно наблюдаю за Вами без смелости признаться в этом.
(Чувствую, как от удивления расширяются мои глаза).
Но объяснения не избежать, и я не уверен в Вашей реакции.
Я – ваш бывший комендант.
Мой вальс вдруг затих, тело напряглось, лишившись свойственной ему лёгкости и пружинистости... Ещё миг. И я, вырвавшись из объятий вальса, стремительно выбежала вон.

Уезжать из Томска не очень хотелось, но совсем не было сносного жилья, да и тяжёлые воспоминания давили.
Уехала в небольшой городок под Пермью – Краснокамск. Музыкальная школа без жилья. Пришлось дополнительно взяться за совершенно новую работу музыкального работника в детском саду Нефтеперегонного завода.
Дали комнату, но ещё  загрузили двумя самодеятельностями.
Все соки из меня выжимали и почти бесплатно.
Работала по 25 часов в сутки, и в какой-то момент поняла, что больше так не потяну.
В августе 1957 года, как в омут головой, без подготовки, села в поезд и поехала в Алма-Ату, в консерваторию, даже не успевая на консультации.
Бог милостив!
Поступила!
Алма-Ата одарила меня образованием, уважением и любовью, жильём, работой, друзьями.
Что ещё желать!?
И вот он, через пять лет, город в устье каменных гор.
И здесь всё складывается очень неплохо.
И я уже было решила, что эхо депортации оставило меня в покое.
Увы…
Достало и даже очень существенно.
Занимаясь много популяризацией музыкальной культуры, я понимала, что вариться в собственном соку – не лучший способ творческой работы: нужнО общение с соратниками по перу, да и адекватную возможность публиковаться я имела не всегда ( на культуру в газетах вечно места не хватает).
 Друзья, желая мне помочь, посоветовали сделать попытку получить членство в Союзе композиторов Казахстана (отдел музыкальной критики). Совет был принят, письмо написано. К нему приложен список главнейших опубликованных материалов. Ответ руководителя Союза был незамедлительным и очень доброжелательным, содержащим совет отправить лучшие материалы непосредственно в отдел критики. Всё готовилось с величайшим тщанием и отправлено.

Прошло долгих два года…

Нахожу свою папку девственно нетронутой в пыльной столярке училища: сын столяра (никогда ничего не публиковавший) был членом Союза. Ему поручили передать мне отказ и мои публикации.
Как видите, сделал он это весьма оригинально, как, впрочем, и сам Союз.
Естественно, что после такого пинка, приобщаться к какому-либо Союзу у меня желаний не осталось.

Жив, жив, курилка-ЭХО!

2012год.

 В У-К образовано региональное отделение С.С.К.  Руководительница отделения, Светлана Апасова, талантливый и очень милый человек  вновь «кличет» меня в Союз.
(К тому времени у меня вышли уже две книги, одна из которых «Время, пером сохранённое» - картина музыкальной жизни города за последние 40 лет, сотни статей, рецензий, сборник романсов…
Я категорически отказываюсь, поведав ей о своей прежней неудаче.
Светлана огорчена, очевидно справляется в Алматы о причинах подобного конфуза.
 А через несколько дней она повторяет приглашение, добавляя:

 «Тогда Вас не приняли из-за Вашей репрессированности (80-е годы!!!)

 –  - А что во мне изменилось сегодня?

И я вновь отказываюсь категорически: поздно, мой поезд ушёл.

Вот такое вот вышло «ЭХО» - с завидным упорством, достойным лучшего применения.