Лихов переулок гл. 19

Глава 19. ПОРУЧИК



– Пришка пишет роман «Застрявшие в терновнике», – сказал князь. – Уже написала. Приступила и уже заканчивает роман «Братья Карамбековы», в десяти томах. У нее там три брата. Один с ножичком ходит, другой с пистолетом, третий автомат таскает. Все братья, все Карамбековы. Дело происходит в деревне Старый Ишак, в Рязанской области. Четвертый брат, незаконный, не Карамбеков, в хлеву сидит, пиротехнику делает.
Ида не выдержала и засмеялась.
 – Но главный труд, труд всей жизни впереди, «Записки», что ль, или «Заметки». Верно?
– «Размышления о воспитании догов», – сказала я. – Доги всё-таки мне ближе, чем борзые. Да борзых я никогда и не любила.
– О чём головушка многодумная думает? – спросил меня князь. – О своём, о девичьем, о заветном. Поведай.
– Юрочка, – предупреждающе сказала Ида.
– Россия думает, что она большая, – сказала я. – А это не так.
– А как? – сказала Ида.
– Россия думает, что она главная. А это не так. Россия думает, что она пуп земли. Неверно. Пуп земли находится в Монголии, и я даже знаю, где.
– Где? – спросил князь.
– Не скажу. Из Монголии твою Европу и не видать, – сказала я. – В смысле, мелкий объект.
– Так. А что же там видать, из просторов, из пампасов-то? – спросил князь.
– Из Сибири не видно Россию. Зато виден Китай, вот он перед тобой. Россия думает, что Сибирь – это Россия, а это не так. Сибиряки думают иначе. Они думают, что Сибирь – это Сибирь. Дайте карту, – сказала я.
– Дайте карту комбригу.
– Вот железная дорога, ветка из Читы вниз, на юг. Всего-то шестьсот километров, ну семьсот, и вот Манчжурия. По ней еще бежала белая армия и казачество. Раз – и они в Харбине. Далее Пекин – Шанхай – Канада. Но сейчас меня не интересует КВЖД. Меня интересует Китай. Триста миллионов китайцев, не имеющих работы и не нужных Китаю, стоят на границе. Триста лишних миллионов.
– Ну? Уже стоят? – сказал князь.
– А по сю сторону границы сидят тридцать бурят и русских, все каторжане, и играют в карты.
– Ваше превосходительство, не знаю, как обратиться… возьмите меня к себе в штаб, – попросился князь.
– Знаю одно твердо – Сибирь не Россия, – сказала я.
– Ваше превосходительство, уточните диспозицию, – сказал князь.
– Так изгадить прекрасную страну, покрыть ее радиоактивными озерами, отстойниками, покрыть ее костями…
– Вот вроде белая армия была убита, – сказал князь. – А ныне она возрождается вновь.
– Мне нравятся их мысли, – сказала я.
– Но каков же вывод, товарищ  генерал?
– Как вы смеете называть меня товарищем? Вы что, поручик, с ума сошли?
– Виноват, ваше превосходительство, простите ради Бога, запамятовал.
– Думаю, – сказала я. – Что Россия уже никому не нужна.
– А вот это серьезно, – сказала Ида.
– И должна вам сказать, поручик, неважно, генерал я или адмирал, но во всяком случае не товарищ.
– Отлично, Приша, чёрт тебя побери!
– Поздравляю вас, господа! – сказала Ида иронически.
– Где будет располагаться штаб? – спросил поручик.
– В станице Атамановке, под Читой, – сказала я. – А всё же дайте карту, господа.
– Надо познакомить тебя с моим отцом, – сказал князь. – Он такой же хам.
– Надо просмотреть Транссибирскую магистраль, – бормотала я. – Если дорога перегружена, то рядом Нерчинский тракт. Вырвемся, пробьемся…
– Какую карту вам дать, ваше превосходительство? Карту Сибири? – спросил князь.
– Да давай уж карту мира, чего там, – сказала я.

– Как вы сами понимаете, поручик, прежний тон уже невозможен. И недопустим, – сказала я.
Князь во все глаза с минуту смотрел на меня.
– Позвольте предложить вам кресло, – сказал он.
– Наконец-то! – сказала Ида. – Давно бы так.
– Ваше превосхо… миледи… а, чёрт!
– Поручик, князь Барятинский, – мягко возразила я. – Вы тоже можете сесть. Ваши ребяческие выходки в прошлом не соответствуют вашему теперешнему статусу и званию офицера и, надеюсь, никогда не повторятся. Соблюдайте субординацию, – сказала я.
– Вляпался я! – сказал князь. – Да кто же… да как же… как вас теперь называть? – растерялся князь.
Ида смеялась.
– Да называйте как хотите, – легко сказала я. – Хоть зеленым крокодилом! Но соблюдайте субординацию.
– Пришка… а ты полностью доросла до звания офицера?
– Вполне.
– Итак, князь, – сказала я, раскладывая рукоделие на коленях, – какие новости из Английского клоба? Вы были вчера на балу?
– Был. И в покер резался, – сказал князь ошеломленно, но ему понравилось. – Осмелюсь предложить вам чашечку кофе. Дорогая Идочка Власовна! – обратился князь к Иде. – Не оскорбил ли я вас вчера своими глупыми и легкомысленными замечаниями, чёрт меня побери! Если так, простите великодушно!
– Нет, нет, Юрочка, что вы! – сказала Ида. – Смотрите, Приша бисером вышивает.
– Тысяча чертей! – сказал поручик.  – Дышло мне в ребро!
– Да на тебе же эполеты, придурок, – сказала я. – Отныне и навсегда. – Князь приосанился.
– Дошли. Доехали. Докатились, – сказала Ида, впрочем, благосклонно. И очень долго смеялась.
– А князь хорош в эполетах, – сказала я.
– А он вообще красив, – сказала Ида.
– Порода. Рюрикович этакий, – сказала я.
– А мундир-то как хорош, – сказала Ида. – Загляденье.
Передо мной стоял блестящий поручик. Матерщинник, правда. Чёрт, какие изменения. Не будь я генералом… – подумалось мне.
– Не могу поверить. В звании тебя, что ли, повысить. Чёрт тебя побери, князюшка.
– Много, много чертей, – отозвался князь.
– Глаз не отвести, – сказала Ида.
Белая гвардия стояла передо мной. Зачем так издеваться над бедной девушкой. Зачем потрясать.
Черты лица стали твёрже. Подбородок изменился, стал твёрже. Исчезла гнусная ухмылка. Выпрямились плечи. Серый насмешливые глаза смотрели прямо, спокойно. Изменилась осанка. Изменилось всё. Хорошая благородная голова, так похожая на старые фотографии офицеров. Те же спокойные и твердые черты лица. То же достоинство. И мужество. И верность слову. И какая-то старинная изысканная красота. Ах ты, боже мой. Чёрт меня побери. Чёрт меня побери.
– Князь, э… да ты… вы вообще откуда? – спросила я.
– Только что из Английского клоба, – чуть сощурившись, ответил князь.

______________________________________

В этих фотографиях было удивительное спокойствие души. Какое-то гордое спокойствие. Вот так и пошли на Соловки. Еще и там смеялись.