Дачные выборы

Председатель садоводческого товарищества давно  всех  не устраивал. Причин тому было много, но никто ничего конкретного назвать не мог. То людям не нравился рост взносов, то говорили, что он ничего не делает, а некоторых просто смущал его далекий от активного возраст. Приближались выборы, и дачное сообщество четко разделилось по ментально-возрастным параметрам.
Все  население товарищества сегодня делится на три категории. В первую входят старики за 70 лет, которые начинали осваивать некогда выданную под дачи поляну. Эти люди осушали болото, рыли пожарный пруд, ставили забор, работали на субботниках и первыми снимали со своих грядок урожаи клубники, картошки и  прочего «натур-продукта». Именно они покупали торф, навоз, рыли колодцы и всячески обихаживали  свое, тяжелым трудом нажитое добро. Они живут дачей, живут памятью о многих уже ушедших соседях и друзьях и пытаются  привить любовь к  своей малой собственности  своим детям и внукам. Вторая, маленькая, группа дачников – это те, кто, собственно, понаехал. Достаточно обеспеченные люди, на хороших машинах приезжают сюда как новые собственники, перестраивают старые дома, создают благородный ландшафт  и  наслаждаются жизнью. Они моложе всех основоположников товарищества лет на двадцать, для них дача – это уже собственность в новейшем понимании этого слова. Третья, и самая агрессивная категория –«молодежь». Граждане и гражданки около сорока лет по возрасту, как правило – дети основоположников дачного массива, которые  смотрят на дачу как на место отдыха уже своих детей, но которых категорически не устраивает некая пассивная позиция неучастия в деятельности правления, куда их попросту не пускают из-за репутационных рисков. Дело в том, что дачи эти давались научным работникам крупного союзного НИИ, и люди там не очень воспринимали  злоупотребление алкоголем и громкую музыку после десяти вечера. А вот молодежь исторически  не хотела тишины по ночам и всячески отрывалась в редкие выходные дни. Большинство этих ребят я знаю очень неплохо, и мне их искренне жаль, что  разменяв пятый десяток от роду,  они не сильно отличают желаемое и возможное, многие из них не реализованы в городе, а желание покомандовать хоть на даче – перевешивает здравый смысл.
Я вырос  на этой даче. Ее получил мой отец, тогда молодой инженер, который всю жизнь на ней вкалывал. Сначала это был период строительства. Потом – период благоустройства, потом – период поддержания себя и дачи, и наконец сейчас – период  морального наслаждения результатом своего многолетнего труда. К результатам многолетнего труда я отнес бы и детей с внуками, которые с удовольствием бегали на даче, когда были маленькими, и также с удовольствием жарят там шашлыки сейчас – уже степенные и загруженные городской работой. Дачная тема транзитом прошла через всю отцовскую жизнь. Он мог привести из дальней командировки какую-нибудь ветку редкого растения, он  абсолютно профессионально умеет обрезать лишние ветки у деревьев, прививать, поливать, и всячески создавать растениям условия для хорошего урожая. Я помню, как помогал ему менять фундамент при уже построенном доме, помню как он всячески противился, чтобы на даче был телевизор («от телека надо отдыхать!» - говорил папа), помню как он вручную строгал и прибивал доски,  и подаренный  ему уже  сравнительно недавно электрорубанок  как-бы стал символической наградой за его тяжелый ручной труд.  Из детства всплывает фигура отца, который идет в костюме с сумками продуктов из Москвы, а я на велосипеде его встречаю. Помню корзины грибов, ведра карасей из нашего пруда, батареи яблочных компотов и клубничного варенья, маринованных помидоров и соленых огурцов, словом все, что несла в нашу семью дача.
Но самое главное, что это помнит и мой отец, который в свои 76 летает на дачу любым транспортом, всегда с пятницы до воскресенья, всегда готовый выдвинуться  на свою любимую  дачу, хоть после реанимации, хоть после  поездки на Лазурный Берег Франции.
Возвращаясь к описанию обитателей нашего товарищества, хочется особо подчеркнуть, что именно такой, как у моего папы, любовью к даче могут похвастаться практически все старожилы. Он знает их всех, они знают его, они все  - интеллигенция, которой сейчас почти нет. Их родимым пятном являлась порядочность, которая всячески культивировалась обществом и профессиональной тусовкой. Пьянки, матерщина, драки и воровство никогда не были характерны для нашего дачного массива, а вот  в соседнем, где дачами владели работники автобазы, были немного другие традиции. Рафинированной интеллигенции не любит никто, но и откровенного «колхоза»  сообщество инженеров тоже не жаловало.
90-е и «нулевые» перемешали всех. Внутри одного дачного социума появлялись и выделялись разные люди. Однако, в разговорах стариков-инженеров  определение «прохвост», «болтун», «жулик», «обормот» все чаще касались то новых соседей, то членов правления товарищества. Генерация рожденных до войны не могла стерпеть откровенного цинизма, а хорошее советское образование не позволяло принимать идиотские инженерные и организационные решения, которыми так богата современная действительность. И пока другие товарищества спивались, попадали в банковские залоги и  годами не могли оформить своих законных прав – в нашей дачной среде все было тихо и весьма достойно. Похвастаться урожаем помидоров и поделиться рецептом  «подкормки»  огурцов по-прежнему было обычным поводом беседы знакомых лет по сорок заслуженных  людей.
Однако, вернусь к выборам правления и председателя товарищества. Народ собирался около дома сторожа, как и всегда, на общее собрание. Строгие тетеньки раздавали бюллетени и отмечали прибывших.  Старики и «оппозиционная» молодежь держались порознь, так как собранию предшествовала массовая обработка членов товарищества разными противостоящими друг-другу группировками.
Дом сторожа, или «сторожка», как ее все исторически называли, - это рубленная изба, которая  стояла еще в конце 60-х годов прошлого столетия напротив нашего дома в Москве. И когда частный сектор сносили, мой отец вместе с мужиками из своего НИИ, раскатали  прекрасный сруб и собрали его уже на дачной поляне,  создав в нем и сторожку, и дом для заседаний правления,  куда даже провели телефон для  экстренных звонков.  Думаю,  лет пятьдесят простояла эта изба в Москве, и лет пятьдесят – уже на дачной территории. Сейчас такие срубы уже не делают,  так как и дерева такого и рук таких умелых уже нет.
И вот, возле символа нашего товарищества, возле сторожки, появились лавки, стулья и стол.
Атмосфера собрания была подпорчена изрядно еще задолго до него. Старики, которые  побаивались  увеличения взносов, а заодно – всяких юридических закорючек с собственностью дорог, трансформатора и общественных территорий, попытались избрать в правление лояльных, понятных и не жуликоватых людей. Обмен мнениями до собрания носил не очень конструктивный характер, так как все было на уровне слухов и личных впечатлений, а сами многочисленные беседы были эмоциональны и провоцировали у переживающих за общее дело стариков скачки артериального давления. Однако, стоит сказать, что и молодежь готовилась к собранию. Собирались доверенности, формировалась инициативная группа. Но… от осины, как говорится, не родятся апельсины. Молодежь так и не поняла, что все ее устремления  будут заблокированы старожилами. Да, собственно, все представлялось весьма логично. Некоторое время назад, один из «оппозиционеров» слишком хищно и активно поучаствовал в решении вопроса электроснабжения товарищества. И прошел слушок, что новый трансформатор, он попытался оформить на себя. Этого слушка было вполне достаточно, чтобы «оппозиционер» заработал емкое определение «жулик» и стал в глазах общественности неприемлем заодно со всеми, кто с ним дружил.
Времена парткомов-месткомов, разумеется прошли, но старшее поколение прекрасно помнит, как за любые махинации, и даже за обычное жлобство и хапужничество, которые стали нормой последних лет, в свое время людей снимали с работы, наказывали по партийной линии, и все низменные качества не культивировались, а пресекались.  Исключения были всегда, но общий фон отношений в среде технической интеллигенции был вполне понятным и достойным. В почете был скромный труд, и дача являлась его частью, причем – весьма публичной.
Я наблюдал, как собрание стал вести старый папин знакомец. Он понимал, что если инициатива  ведения собрания будет перехвачена, то произойдет дворцовый переворот. Старая закалка старого хитреца дала свой результат – голоса считали «по принципу рукоподнятия» вручную, розданные бюллетени почти не пригодились, а кандидатуры членов правления были заранее подготовлены. Попытки «оппозиционеров» предложить новых людей – практически сразу блокировались. Юридическая корректность всего этого действа не выдерживала никакой критики, так как подсчитать поднятые руки на поляне, где собралось около 80 человек было непросто. Счетная комиссия считала грубовато и примерно.
Смотреть на это было смешно, но эстетика происходящего мне нравилась больше заумных речей  про юридическую корректность. Люди на собрании были очень органичны. Они голосовали, выбирали, обсуждали так, как делали это и сорок, и тридцать лет назад. Их человеческие чувства и понимание того, кто им нравится, а кто нет – были значительно сильнее всех вместе взятых правовых норм, всех вместе взятых протоколов и регламентов. Они так привыкли. Они были очень органичны в своем восприятии каждой из кандидатур. Человеческое перевешивало юридическое.
Про кого-то говорили, что пьяница, про кого-то говорили, что знаем его папу и маму, про кого-то ничего не говорили, а просто голосовали «за» или «против».  Все определялось репутацией человека. И с одинаковой скоростью пролетали кандидатуры и старых и молодых, в репутации которых что-то не устраивало. Люди выбирали тех, кто им почему-то нравился. Хотя у некоторых кандидатов в правление спрашивали, кем они работают, в надежде на самом деле услышать между строк ответ на незаданный вопрос  «чем можешь помочь?». Например, из этих соображений сразу прошел в правление бывший начальник одного правительственного хозяйственного подразделения. Конечно, по своей наивности, все это напоминало  детский сад перед Новым годом.
Каждый рассказывал о себе сам. Когда дошла очередь до представительной дамы, которая хотела войти в состав правления, она рассказала о себе так, что за нее проголосовали почти единогласно, хотя знали ее мало, а когда молодой парень известный всем и готовившийся выставить свою кандидатуру, не смог ответить чем занимается по жизни, кроме того, что он водитель крупного бизнесмена – за него  проголосовали единицы. Какие-то невидимые волновые колебания связывали всех участников собрания, и надо было поймать эту волну и попасть в нее.
«Оппозиция» составляла всего человек двадцать, и старики, понимая, что это их, может быть, последний шанс спокойно избрать спокойное контролируемое правление, держались монолитно и голосовали как в старые времена – молча глядя друг-на друга и поднимая красные бумажки – мандаты для голосования.
Собрание окончилось. Я шел домой, к себе на дачу, смотрел на приунывших «оппозиционеров» и думал о том, что не пройдя уровня собрания садоводческого товарищества, нечего делать на выборах в органы власти никаким политтехнологам и «оппозиционерам». У наших людей своя правда. После двадцати лет  метаний от нищеты к достатку, у старшего поколения произошел сдвиг от здоровья к болячкам. Стабильность превратилась из мечты  - в необходимость, чтобы просто подольше прожить.  И та социальная среда,  носителями которой являются пожилые люди,  по-прежнему славится своей активностью, потому, что им есть чего терять – кусочек достойной старости, поздней осени жизни. А вот молодежь, которая справедливо, несправедливо, алчно или честно рассматривает дачные вопросы как модель управления и модель бизнеса, так и не уловила главного «политического тренда», главного, что читалось в глазах и словах стариков на этом собрании  – «Это для Вас дача – или отдых, или  бизнес, а для нас – вся наша жизнь».