Над всей Лаконией безоблачное небо

ABRAXAS


Голодом и страстью всемогущей
Все полны, - Летящий и Бегущий,
Плавающий в чёрной глубине...

Николай Гумилёв


Над всей Лаконией безоблачное небо.
Взяв из дому с собой вина и хлеба,
Царица Спарты Леда, не спеша,
Идёт купаться, дивно хороша.
Скромна в быту, как в давнюю эпоху
Гомера жёны Спарты все, неплохо
Умея обходиться без рабынь,
Идет на речку, в самую жарЫнь.
На лбу Фестиды диадима блещет,
Под тонким полотном слегка трепещет
Тугая грудь, на шее жемчуга
Сверкают. Вот речные берега,
Поросшие зелёною осокой
И тростником, царицы черноокой
Предстали взору, наконец. Еврот
Прохладен и к купанию зовёт.
Лучами Гелиоса жаркими палиму
Главу освободив от диадимы,
Когда с реки повеял ветерок,
Сандалии совлекши быстро с ног,
Повесив узелок на ветку ивы,
Одежды сняв, она в поток бурливый
С разбегу окунулась с головой,
Из ледяной воды едва живой
От холода, с весёлым визгом вновь
На берег выскочив. Сильней по жилам кровь
У Леды от купанья заструилась.
Но вот что с нею после приключилось.
Огромный лебедь Леде вдруг предстал,
Когда она, налив вина в фиал
И разведя его водой Еврота,
Собралась выпить. Страхом отчего-то
Фестида преисполнилась, и пить
Ей расхотелось. Лебедь же трубить
Стал громко. И от криков дивной птицы
Затрепетали чресла у царицы
Холмистой Спарты, золотой фиал
В испуге уронившей. Лебедь стал
К ней приближаться на кожистых лапах,
Какой-то резкий, необычный запах
Распространяя. Чтобы не смотреть
На птицу, Леда - впору умереть
От страха было ей! -, встав к лебедю спиною,
Искать поспешно принялась рукою
Дрожащею хламиду и хитон.
В её ушах стоял немолчный звон,
Как будто где-то били тамбурины,
Звенели систры...Слыша лебединый
Призывный клёкот, и едва жива -
Так у неё кружилась голова! -
Царица Спарты сил совсем лишилась
И в страхе на колени опустилась,
Держась за ветви ивы. Лебедь вмиг,
Очередной издав призывный крик,
Ей перси сзади охватив крылами,
Стал их ласкать. С раскрытыми устами
И затаив дыхание, она,
Как бы в беспамятстве или во власти сна,
В объятиях Гипноса иль Морфея,
Стояла молча на коленях, млея.
Соски её набухли, перси ввысь
От возбужденья остро поднялись.
Пернатый же проник ей сзади в лоно
Нежнейшим клювом, исторгая стоны
Из Лединой груди, и языком
Лаская Леду в сокровенном том
Укромном, дивном, потаённом месте,
Желанней став ей, чем жених - невесте.
Когда достигнут возбужденья пик
Был, Леда испустила громкий крик,
А лебедь сзади овладел царицей,
Изнемогавшей под неутомимой птицей.
Чудесный лебедь шею изгибал
И сверху Леду в губы целовал,
От страсти пересохшие. Руками
Она хватала воздух, и устами
Искала нежный лебединый клюв,
Как будто юный отрок-аколуф
С ней сочетался, а не лебедь-птица -
Ведь надо же такому, БЛИН, случиться!
Да, я нарушил стиль, помилуй Бог!,
Но удержаться, БЛИН, никак не мог!
Казалось Леде, будто улетает
Она куда-то ввысь. Что умирает,
Она кричала, на себе власы рвала,
Кусала руки, мать свою звала.
Из Леды выйдя, лебедь белокрылый
С такой в уста вошёл ей мощной силой,
Что много громче зашумел Еврот,
Когда Фестиде он извергся в рот.
В изнеможении спартанская царица
В траву упала навзничь. Чудо-птица
Раздвинув бёдра ей умело и хитрО,
Входить царице стала медленно в нутро.
Сначала медленно, потом - быстрее, чаще
(Сатиров, нимф смех долетал из чащи)...
В неистовстве прижав его к себе,
Фестида покорилася судьбе
С ликующим и полным муки криком
Менады - и пронзительным, и диким...
Придя в себя на шёлковой траве,
Она погладила по белой голове
Пернатого с усталою улыбкой
И по змее подобной шее гибкой...
Рассказывают, будто через год
Царица Леда принесла приплод -
Снесла яйцо -, но многие детали
По-разному рапсоды излагали:
Откуда именно снесла яйцо она -
Разверзло ли оно ей ложеснА,
По-женски, или снесено по-птичьи
В поруху было царскому величью.
Гласит легенда: важное лицо
С Олимпа помогло снести яйцо
Царице (может, не одно, а два) -
Вместить такое вряд ли голова
Обычного сумеет человека,
Но ведь чудес случается от века
Немало в славной Греции у нас!
На этом я закончу мой рассказ
(Заинтересовавший вас, надеюсь).
А рисовал (с натуры) Ориклейос.