Русские в небе Судана. Дропперы или танцы на рампе

Русские в небе Судана. Дропперы или танцы на рампе.

- Шура, с твоих слов я понял, что работа в Судане на миссию ООН для экипажа Ил-76 была буквально на износ. К тому же довольно жаркий климат и спартанские условия бытия. Почему ты с таким удовольствием вспоминаешь те времена?
    Сейчас мы сидим с командиром в довольно комфортных условиях. Тихо работает кондиционер, остужая общую комнату для отдыха и питания экипажа,  играет музыка «Авторадио» с сети. Мы пьем сухое красное вино, а потому рассказы о суровых миротворческих буднях в африканском небе не вполне вписываются в настроение момента.
- Маркус, ты провел почти пять лет на Балканах до прибытия в Конго, я же летал три года в Судане, - отзывается Шура. - Мой экипаж работал по контракту на  “World Food Program ”. (Кто не знает, это одна из многочисленных ООНовских дочерних структур).
    Александр достает «мальборину», закуривает, потом продолжает:
- Наша профессиональная деятельность по своей сути была эксклюзивной. Ведь практика сбрасывания многотонных грузов с такого самолета, как ИЛ-76, сегодня не имеет аналогов в России (военные десантирования во внимание не принимаем, в авиации ВС РФ специфика и задачи). К тому же очень мало КВС  имеют сертификаты на подобный род деятельности.
- Хм, что ж такого сверхъестественного вы делали в небе, что вашу работу приходилось еще и сертифицировать?
- Сверхъестественного ничего не совершали, - невозмутимо поясняет командир. – Но если оставить в стороне гуманитарный аспект миссии по спасению оголодавших кочевых племен Судана, то доставка-сброс грузов в труднодоступные районы страны не имела прежде такой практики, ни в самой ООНии , ни за пределами ее миротворческих миссий.
- Да ладно тебе загибать. А на Северном полюсе, российским полярникам каким образом прежде доставляли и сейчас доставляют топливо, продукты, механизмы и прочие необходимые в хозяйстве вещи?
  Сашка усмехается с видимым превосходством профессионала.
- Встречал я, встречал «спецов» с той конторы, таскающих грузы на полюс. «Широкая общественность» страны никогда не узнает, сколько же бочек солярки, тракторов и мешков с продуктами утонуло-исчезло, рассыпалось в прах на просторах Арктики. Хотя квадрат для сброса - приема составляет во льдах 1200 на 1200 метров.
- А у вас в Судане?
- Всего лишь двести на двести метров. С небольшими допусками. Тридцать тонн продовольствия в мешках наш экипаж должен был положить на отмерянный на земле участок, часто среди нескольких близлежащих деревень, как в копеечку.
- Наверное, на дропе (сбросе) у вас были специально обученные люди?
- Да ну, что ты…. В основном, мастера или КМС  парашютного спорта, давно отошедшие от дел (соревнований). У них, фактически, атрофирован страх перед высотой. Больше никогда в своей летной карьере мне не доводилось видеть, как они шарахались, пританцовывая, в районе открытой рампы без всякой страховки, не смотря на скорость самолета и воздушные завихрения. Из кабины в грузовой салон высунешься и буквально замираешь от удивления, наблюдая как дроперы «танцуют» в самом хвосте, на открытой рампе в потоках горячего ветра.
-  А какие нормативы вам давала ООНия на проведение одного сброса?
- Вполне приемлемые. Тридцать тонн в указанном квадрате мы должны сбросить за пятьдесят минут летной операции. Естественно, со всеми мерами безопасности. Т.е. не зашибить ни одного из сотен зевак, собиравшихся со всех окрестных деревень посмотреть, как еда в огромном количестве сама падает к ним с неба. Типа, милость аллаха в лице русских летчиков, хе-хе...
- Узнав твой азартный нрав, могу предположить гораздо более скоростные результаты «продуктовой бомбежки».
   Санька потупил глаза. Но я уверен, что тоже «попал в точку».
- Восемнадцать минут рекорд нашего экипажа, осуществлявшего сброс всей партии карго, - скромно замечает капитан. – Причем, тридцать тонн, практически, укладывали в еще меньший квадрат, примерно пятьдесят на пятьдесят метров, т.е. почти в кучу. Потом с двухсот метров высоты сброса уходил на пару километров вверх и «отдыхал», наматывая круги на своем  эшелоне. Топливо халявное, мы никогда его не жалели.
- Это лишь твое визуальное наблюдение результатов работы?
- Зачем же так? На земле в заданном квадрате сидел корректировщик от летной службы ООН. Он и докладывал по рации, как лег груз на точке.
- Неужели за все время не допустили ни одного «косяка»?
- Куда же без них? – вздыхает мой собеседник. – Было дело, несколько мешков ушли в сторону, чуть не накрыв сборище старейшин местных племен. Нам сделали замечание за такую «неаккуратность». Больше подобных ошибок впредь не повторяли.
- Думаю, ваш борт не в гордом одиночестве осуществлял сбросы в Судане? Кто еще с вами работал на дропе? Из каких стран собирались коллеги-пилоты?
- Французы, канадцы, юаровцы. Но это все «воробьи», - уточняет Шура. - Конкурентов для Ил-76 по грузоподъемности не было и сейчас нет. Америкоские «Геркулесы» преимущество работают на своих военных, в Ираке или в Афганистане. В системе ООН аналогичных по грузоподъемности ИЛ-76 машин больше не представлено.
    Лично мне всегда интересно слушать наших летчиков. Да,  в их полетах нет ничего героического, если не считать каждодневной борьбы с изношенностью техники и необходимостью всеми силами поддерживать ее в адекватном для работы состоянии. Но, может быть, в этом феномене тоже заключается суть русского характера – никогда не сдаваться там, где поднимут в бессилии руки западные специалисты? 
   Еще и в лидерах умудриться зарекомендовать себя в неравных условиях технического оснащения авиационных компаний, представленных в небе Африки.