Лихов переулок гл. 16

Глава 16. ЯПОНСКАЯ АНТОЛОГИЯ



–  Князь, дай почитать японскую антологию, – сказала я.
– Не дам, – ответил князь. – Ни за что не дам! Кукишь тебе.
– Да что вы в самом деле, Юрочка. Это, наконец, возмутительно, – сказала племянница католикоса.
– Я учу ее держать удар, Идочка, – сказал князь. – Ништяк, Приша! Как говорил один разведчик одному контрразведчику, в борьбе со мной вы сформировались как личность.
– И, как говорил один дипломат другому, перестаньте глупо ухмыляться,  – ответила я.
– И на всё есть ответ, – сказал князь. – Просто Ленин какой-то.
– Дай японцев. Зараза.
– Не дам. Я обещал вернуть её Катьке Толстой. Слово дворянина.
– Весь клан Толстых смердит, как и ты.
– Что в глаз ей попадало, то в рук она хватала, – сказал князь. – Что ты понимаешь в поэзии?
– Где нам дуракам чай пить, – сказала я.
– Поэзия как любовь, – сказал князь. – Что ты понимаешь в любви?
– Где нам дуракам чай пить.
– Клянусь Веласкесом, я её счас убью! – сказал князь. – Это, – он поднял книгу, – это высший пилотаж. Нешто ты понимаешь высший пилотаж?
– Дай сюда п;ртфель, гад, – хрипло сказала я.
– Хулиганы! – придушенным голосом отозвался князь, но тихо, чтобы милиция не услышала. – Бьют человека в общественной уборной!
– Дайте Прише книгу, – распорядилась Ида.
– На. Читай. Прочитала? Закрой. Давай назад. Ущучила? Умопостигла?
– Да ведь вы любите друг друга, – сказала Ида.
– Еще чего, – сказала я.
– Вздор какой, – сказал князь.
– Короче. Еще короче, – сказала я. – Если из пяти строк можно сделать три, – делаем. По принципу индейского вождя. Сказал – и заткнулся.
– Верно.
– Никаких мыслей. Никаких чувств. И вообще ничего не изображать.
– Верно. Пишешь с разорванным сердцем. Тогда получается. Начинай, – сказал князь. – Вот сейчас и начинай. Плавно.
– Экспромт? – сказала Ида.
– Сразу. Пошла. Представь, что ты самурай. А самурай и есть. Войди в образ.
– Я самурай?
– Ты самурай. Быстро. Пошла. Эскадрон, к бою! – рявкнул князь. – Учебной рысью – марш!
– Лето или зима… – сказала я неуверенно. – Лето или зима…

                Лето или зима,
                Счастлив или несчастлив…
                Всё равно я – с мечом в руках.

– Неплохо, – сказал князь. – На первых порах. Уф, сердце болит, водки просит. Твое сочинение? – спросил князь. – Или спёрла? В том-то и дело, что неплохо.
– Да! – сказал Юрий. – Да. И лежит у меня на ладони незнакомая ваша… нога. – Он удивленно посмотрел на свою ладонь.
– Юрочка!  – сказала Ида.  – Да что же это такое, в самом деле!
– Да что я такого сказал? – возмутился князь. – Это русский фронтовой вальс, русская народная песня. Народ поёт. Подлец народ. И лежит у меня на ладони… – он внимательно смотрел на ладонь.
– Включите, пожалуйста, телевизор. Сделайте одолжение, – сказала Ида.
На экране возник государственный мужчина.
– Надеюсь, – сказал он, – в следующем году общеваловой национальный продукт будет выше.
– Надейся, падло, – сказал князь.
– Встань, Пришка, – скомандовал князь. – Сейчас я буду посвящать тебя в диссиденты. Встань, убогая. Стой, не качайся. Богема проклятая. – Князь взял со стола серебряную ложечку. – Я дурь-то марксистскую из тебя повыбью. Я-те мозг-то прочищу.
– Посвящается раба Божия… как тебя звать? Посвящается раба Божия Пришка в рыцари Круглого Стола, – князь коснулся ложечкой моего лба, правого и левого плеча. – И вот что я тебе скажу. Стреляй. Даже когда я умру, – сказал князь печально, – стреляй, стреляй и стреляй!
– Само собой.
– И не промахнись.
– Ну так.
– Поправка на ветер.
– А то.
Прошла минута в молчании.
– А ведь у меня был пистолет, – вспомнила я. – Отцовский. Да мать отнесла в военкомат. Зачем-то. О нём и забыли, а она отнесла.
– Жаль, очень жаль! – сказал князь. – Просто очень жаль.
– А мне-то как жаль, князюшка, – сказала я. – Патроны-то можно достать, у мужичков… – бормотала я.
– Господа! – сказала племянница католикоса. – Я вынуждена остановить вас.
– А между тем твоя фамилия, Пришка, встречается в истории Византии. Шестнадцатый век, при дворе Палеологов. Знаешь, где Византия?
– Алжир, Тунис, Марокко, где это, чёрт побери? – сказала я.
– А всё-таки напрасно вы, Юрочка, упомянули Катю Толстую, – сказала Ида.
– Почему? – удивился князь.
– И весь клан Толстых, – сказала я.
– Приша вам этого не забудет.
– Не забуду, – сказала я.
– И не простит.
– Сицилийская мафия не прощает, – сказал князь. – Подлая, мерзкая. Окаянная. Ну, я пошел. До свидания, Идочка Власовна. До свидания, Приша.
– Катись, – сказала я. – Проваливай. Дуй отсюда.
Князь даже зацепился в дверях своим портфелем.
– Ты подумай, стервь какая! – сказал князь. – Змею вскормили на груди своей.


Тихо-тихо, под сурдинку, гитара. Вроде как играет мой оркестр, означенные рыла, тихо так, утешительно, все на гитарах. Издалека. Прелесть. Да хоть всю ночь играйте. Играйте, братаны.