Безразличие Звезд

БЕЗРАЗЛИЧИЕ ЗВЕЗД.

1
Ты смотришь на них… смотришь на них и не можешь перестать смотреть. Они так далеко. Они так холодны. Они мигают совсем не приветливо.
Они безразличны.

2
Холод света ламп супермаркета позволял хорошо рассмотреть ее – неухоженное создание с маленьким вздернутым носиком, потерянным взглядом и пышными черными волосами, которые не были причесаны, но тем не менее вымыты. Когда-то белая осенняя куртка стала светло-серой. Куртка расстегнута, виден порванный по краям внутренний карман. Черные облегающие джинсы, сверху на которые одета выляневшая практически до бела джинсовая тонкая юбка, вся в коричневых разводах грязи. И при этом – идеально вычищенные черные сапоги на высоком каблуке.
Девушке на вид лет 20. Она зашла в магазин и как-то сразу виновато поникла, слегка сгорбившись. Охранники уже привыкли к  ней – тут девушка была частым гостем.
Они смотрели на нее и презрительно улыбались, а когда девушка проходила мимо, инстинктивно отстранялись, как от прокаженной. Как будто образ ее жизни, ее психологический крест мог передаться им от одного прикосновения, одного касания.
Девушка прошла к овощам и взвесила один помидор и один огурец, а на кассе взяла пакетик кофе «3в 1».
Двери ярко освещенного супермаркета закрылись за ней…

3
…выводя ее, подобно шлюзовой камере на космической станции, в темноту позднего дождливого вечера черно-серого города, освещенного желтыми и белыми фонарями.
Девушка прошла, как призрак, в скобу одного из домов, открыла дверь в подъезд и поднялась к себе на этаж. Достала из порванного внутреннего кармана куртки ключи и открыла дверь в пропахшую сырыми обоями и пыльными диванами маленькую однокомнатную квартиру. Включила свет в коридоре. На обшарпанном полу валялось две длинные доски с торчащими из них ржавыми гвоздями. Откуда эти доски? Она не помнит.
Девушка сняла сапоги и прошла в комнату. Включила свет и там. Стол со стоящей на нем тарелкой, в которой была какая-то сгнившая серая масса – очевидно, раньше это была еда. Ободранное кресло, ободранный и отсыревший диван с постельным бельем, которое не меняли несколько месяцев. Старый телевизор на грязно-желтой тумбе. Но телевизор давно не работает.
В дальнем углу комнаты стоит старая детская кроватка, пара досок с одного бока выломаны. Старое, не менянное белье, по которому медленно ползают два земляных жучка.
В кроватке лежит грязный сверток каких-то пеленок, простыней и темно-зеленого клетчатого одеяла.
Девушка подходит к кроватке, разворачивает сверток.
В куче тряпья лежит наполовину истлевший и мумифицированный трупик младенца. Кожа почернела, губы почти сгнили, обнажив с одной стороны крошечные десны. Теперь уже все черные. Трупик похож чем-то на мумию египетских фараонов в миниатюре, а эти грязные тряпки – его вечный саркофаг.
- Вот мамочка и пришла, мой сладкий. Соскучился, мой хороший? – девушка улыбается, а глаза из запуганных становятся мечтательными, словно она представила далекий и солнечный морской берег.
Девушка целует труп ребенка в остатки губ, прижимается щекой к истлевающему лицу.
- Сейчас мама тебя покормит, - и она обнажает свою красивую грудь, и вкладывает свой сосок в рот мертвого младенца.
Минуту она сидит на диване с трупом на коленях, потом шутливо хмурит брови:
- Не хочешь молочка мамы? А кто у нас будет вкусный тертый огурчик?
Она кладет трупик обратно в колыбель, идет на кухню, моет купленный огурец, трет его на ржавой старой терке, берет чайную ложку и возвращается в комнату с тертым огурцом в тарелке. Набирает полную ложку и, наклонившись над колыбелью, засовывает ее мертвому ребенку в рот.
- Вкусно, солнышко? Ну, улыбнись же маме.
И губы девушки расплываются в счастливой улыбке.

4
Холодные звезды так и продолжают безразлично мигать в небе над городом.
Они мигали так миллиарды лет, и будут делать это еще столько же.