Заветы Ильича

Вот я всегда не мог запомнить, что раньше идёт: Правда или Заветы Ильича. Нет, ну если ехать со стороны Москвы, то раньше Заветы. А если ехать со стороны Александрова, то Правда. Или наоборот? Но всё это точно сразу после Пушкино.
Пригорок Пушкино горбил
Акуловой горою,
А вдоль горы посёлок был,
Кривился крыш корою.
Маяковский.
Выходить из электрички нужно было направо по ходу движения. И потом, мимо того, что кто-то не очень удачно назвал «станция железной дороги», пройти через небольшую деревеньку. Пыльная дорога, жухлая трава вдоль обочин, кривые заборы системы «плетень». За ними деревянные дома, если их так можно назвать. Но в них точно жили люди, если их так можно назвать, крестьяне. Извините за гиперболу. Домов немного, штук по десять с обеих сторон.
После этого начиналось то, что кто-то не очень удачно назвал околицей. То есть окраина села «Заветы Ильича». Околица плавно переходила в поле, а поле в лес. В лесу, как это ни странно, росли деревья лиственных и хвойных пород, грибы, цветы.
А вообще, к чему это я? Мы приехали из Одессы к моей тёте, ктороая живёт в Заветах. Не всё так просто. Надо ехать сначала на поезде, который паровоз. После такой поездки нужно неделю мыться. Потому что паровозы топят улём. А уголь дымит, когда его сжигают. А я люблю выглядывать из окна купейного вагона, особенно, когда поезд идёт на поворот. И шлейф угольного дыма бьёт прямо мне в морду, пардон, в лицо.
Но это невозможно, в смысле помыться. Потому что после того, как поезд пришел на Киевский вокзал столицы нашей бывшей Родины, нужно было ещё ехать и ехать. Сначала на метро. По дороге мы с мамой и папой зашли в магазин около вокзала. Что купить поесть: колбасы, кончно нарезать, сыра, нет, голандского, конечно нарезать. Ну, и, там, водки — селёдки. Мне — конфеты — шоколад.
Забегаловка была та ещё. На прилавках самые обычные продукты: черная икра в килограммовых консервных банках, снатка, пиво-воды, сгущёнка, колбаса. Ну, и прочее разное. Но нам надо только то, что надо. Лишнего не берём.
Потом спустились в метро и доехали до станции «Комсомльская». В метро пахло подвалом, железной дорогой и потом мосвичей. Поезда пролетали из тоннеля в тоннель сквозь перрон станции с кратковременной останвкой. Внутри вагона метро чисто и светло, как в фойе театра кукол. Куклы сидели по бокам прохода спиной к окнам лицом друг к другу. Вышли на кольцевой поднялись наверх и вошли на территорию Ярославского вокзала. Купили билеты до Заветов. Ехать не долго, по сравнению с тем временем, которое мы потратили, чтобы доехать от Одессы до Москвы.
Ехать в электричке от Москвы до Заветов минут пятьдесят или час. Зависит от количества остановок. Мытищи, Монино, далее везде, как любил пошутить мой папа. В чём была шутка? В том, что Монинро — это конечная станция и вообще по другой дороге. Нам от Мытищ на Клязьму, а Монино это в сторону.
А в этих Заветах даже приличной платформы нет. То есть без парашюта не сдесантируешь. Без лифта на первую ступеньку не попадёшь. И дальше сквозь деревню через поле в лес. Потом опять поле, потом речка. На берегу — барак. В нём и жила моя тётя, учительница в соседней школе — интернате, который она же сама и закончила и куда пришла работать.
Она после войны закончила педучилище и её направили поработать по направлению. Недалеко от Москвы, в Молдавию к гагаузам. Крупный город Чадыр Лунга. Справа Молдавия, слева Измаильская область, впереди то ли Румыния, то ли ещё что. Она там проработала недолго. Сбежала. И правильно сделала. Вернулась в родной интернат. Там ей дали работу и квартиру. То есть комнату в бараке.
Что есть барак? Длинное деревянное строение с коридором вдоль всего стоения и комнатами по обе его — коридора — стороны. Я точно не помню сколько там было комнат, врать не буду.
На тридцать восемь комнаток
всего одна уборная.
Высоцкий.
Барак стоит параллельно речке. Между ними метров пятьдесят. И сама речка в ширину три метра, ну, или четыре. Но не больше пяти — шести. На той стороне реки и до самого горизонта — лес. В нём грибы и ягоды. На берегу речки мостки для стирки белья. На мостках сидит кот уличной наружности и мутит лапой воду. Речка в этом месте не глубокая, муть со дна поднимается быстро. И рыба не выдерживает кислородного голодания, всплывает. Тут её кот хватает своей загребущей лапой. Охотник, блин. Нет, нет, рыбак.
А ещё говорят, что коты — существа неразумные. А комната у тёти была небольшая, я не понимаю, где мы там все размещались. Она, её муж, дочка и нас трое. Но плохо не было. А в комнате стол, стул, шкаф, на шкафу балайка. Говорят, на ней играл дядя Валя, муж тёти. Ни разу не слышал. Сам пробовал, посбивал пальцы, не извлёк ни одного звука.
Москва, как и её подмосковье места северные. Девять месяцев зима, остальное — лето, лето, лето. Поэтому надо ловить момент. После дождичка в четверг. Вы компроне? Нет? Что бывает в лесу после дождичка, не считая мокрых веток и грязи? Правильно, грибы. Вчера вечеров прошел дождь, поэтому сегдня мы идем в лес по грибы. Это надо перейти по мосту через речку, потом через луг на том берегу — в лес.
В лесу мы станем собирать грибы. Белые, опята, лисички, сыроежки. И тщательно избегать всяческих поганок. Каждому взррослому выдали по корзинке для грибов и ножик. Оказывается грибы нельзя просто так срывать, их нужно срезать аккуратно ножичком под корешок. Это такое правило хорошего тона у грибников.
Ещё выдали плащи, чтобы то, что может упасть на тебя сверху, в смысле водяных капель, не измочило вконец наши сухие тела. И мы пошли. Я шёл рядом с тётеё. Мам с папой отдельно, дядя Валя сам по себе. Мою двоюродную сестру Таню оставили на тётю Маню в бараке. Пап сказал сразу, что собирать он будет только белые грибы, потму что они самые правильные, по нашему, по теперешнему, самые крутые. А я так думаю, что он, кроме белых никакие другие грибы не знал.
Тетка пыталась научить меня различать грибы, хорошие от плохих, то есть, полезные от вредных, я имею в виду, съедобные от несъедобных.
– Вот видишь, говорила тётя, - если перевернуть гриб и посмотреть на его шляпку с обратной стороны...
Высшая математика грибного дела. Мне это не доступно. Результатом этого факультатива было то, что я стал собирать только лисички. Они жёлтенькие, и по форме напоминают трубу от граммофона. Трудно перепутать.
В результате проведенных изысканий в чаще леса, было собрано три корзинки грибов.
В чащах юга жил бы цитрус. Да, но фальшивый экземпляр.
Проверочный тест для телеграфных аппаратов.
По приходу в барак, то есть, я хотел сказать домой, предстояло привести все эти грибы в съедобное состояние. Пап набрал белых, я набрал лисичек. Тётя и её муж дяд Валя набрали всяких — всяких грибов. Это и спасло положение. Потом моя мам и её сестра, а моя тётя, училка младших классов в месотной школе — интернате, сели чистить грибы. Они их почистили, помыли, и стали готовить. Лисички жарили.
– Они больше ни к чему и не пригодны, - сказала тётя.
Потом был шикарный ужин, всё с грибами: суп, картошка. Зелёный лук с ихнего огорода, который располагался тут же, за бараком, только с другой стороны. Не с той, где протекала река. Папе очень нравилась их манера срывать зелёный лук с грядки. Они срезали зелёные перья, оставляя клубень в земле. Он смеялся потом в Одессе над этим их обычаем до слёз. Мы, южане, к такому не привычны.
Конечно, взрослые выпили водки, размякли и разговорились. Танька, сестричка, воровала у меня с тарелки жареную картошку прямо своей маленькой ручкой. Я делал вид, что не замечаю. В общем, отдохнули по полной. Как говорят современные молодые люди: пати на хате удалось.
Вот, никогда я не мог запомнить, что важнее, Правда или Заветы Ильича.  Но навсегда запомнил: барак, речку, кота — рыболова, заливные луга под Москвой. Девять месяцев зима, остальное — лето. И грядки с зелёным луком и укропом за окном барака. Счастливое было время. Мы с сетрой до сих пор вспоминаем, ка она воровала жареную картошку у меня из тарелки.