Вандалы

— 1 —

Матвей Васильевич Драконов, председатель Зубовского сельсовета, валялся на диване и читал книгу Шолохова "Поднятая целина". В этом романе его особенно привлекал образ Андрея Разметнова — его коллеги времен коллективизации. Будучи председателем сельсовета, этот Разметнов имел, однако, верующую жену. Драконов вникал весьма усердно в методы антирелигиозной борьбы, практикуемые в старые добрые времена. В шолоховском произведении говорилось о том, что "Марина потянулась к Богу, стала богомольной, говела весь великий пост, на третий день ходила каждодневно молиться в бубянскую церковь, исповедалась и причастилась. Она смиренно и молчаливо встречала упреки Андрея,  на его ругню не отвечала,  все больше помалкивала и не хотела "осквернять причастие". Андрей, придя как-то поздно ночью, увидел, что в горенке горит лампадка, не долго думая, он прошел в горницу, снял лампадку, вылил деревянное масло на ладонь и тщательно смазал им свои задубевшие сапоги, а лампадку разбил о каблук. Свой деликатный поступок фанатичный сельсоветчик сопроводил комментарием: "Ить сказано было дуракам неоднократно, что все это есть опиум и затмение мозгов. Так нет же! Все молятся деревяшкам, масло жгут, воск на свечи переводят. Эх, кнут по тебе. Маринка, плачет! Неспроста ты что-то в церкву зачала ударяться".

У Матвея Васильевича перехватило дыхание. Он вспомнил о своей богомольной теще. Пожалуй, было бы здорово проделать то же самое с ее религиозными учебниками и наглядными пособиями. И даже еще радикальней, что называется, "взять быка за рога". Эх, разрушить бы само "осиное гнездо" церковников — их молельный дом! — размечтался Драконов. Очнувшись от атеистической летаргии, он вернулся к книге. Вскоре он уже восхищенно проглатывал пламенную речь председателя колхоза Давыдова,  возмущающегося, если так можно выразиться,  "бунтом на корабле" социализма: "Как считать, граждане, такое выступление, когда замки с амбаров посбивали, меня избили, а Разметнова сначала связали, посадили в подвал, а потом повели в сельсовет и по пути на него хотели крест надеть? Это — прямое контрреволюционное выступление! Арестованная мать нашего колхозника  Игнатенка  Михаила  кричала,  когда  вели  Разметнова: "Анчихриста ведут! Сатану преисподнюю!" — и хотела при помощи женщин надеть на его шею нательный крест на шнурке, но наш товарищ Разметнов, как и следует коммунисту, не мог на такое издевательство согласиться. Он фактически говорил и женщинам и вредным старухам, которые одурманены поповщиной: "Гражданки, я не православный, а коммунист! Отойдите с крестом прочь!" Но они продолжали приставать, и только тогда оставили  его  в  покое,   когда  он   перекусил  зубами  шнурок и активно начал отбиваться ногами и головой..."
Драконов остановился на этом эпизоде, восторгаясь несгибаемым мужеством своего коллеги, не желающего вроде Христа мученически брать крест и шествовать с ним на свою Голгофу. Ему вспомнились лермонтовские строчки:

Да, были люди в наше время, —
Не то, что нынешнее племя,
Богатыри — не вы:
Плохая им досталась доля...

Особенно во времена другого культа — "культа личности" троглодитского "отца народов". Заодно с попами им пришлось вкалывать на Колыме. А наши современные коммунисты тайком и церковь идут и детей крестят. А речи с трибун красивые толкают! Всем речистым коммунистам стыд и срам!
Увы, теперь нередко случается, как в стихотворении Сергея Смирнова:

У атеиста в комнате икона.
Мораль: он носит званье незаконно.

Чтение шолоховской книги настолько увлекло Матвея Васильевича, что он не заметил, как добрался до 37-й главы, соответственно 37-му году кульминации сталинских репрессий, где рассказывалось о делегации верующих, пожаловавших к председателю колхоза с просьбой: "Дозвольте попа покликать, помолебствовать". Давыдов поинтересовался, для чего? Завязался диалог:
— Известно для чего, чтобы Господь дожжечка дал.
— Ну, уж это, дед... Ступай, дед, и больше так не говори.
— Мы вас понимаем, товарищ, вы Бога не признаете, вас мы и не просим с хоругвой идтить, а нам позвольте: мы верующие.
— Не позволю. Вас колхозное собрание послало?
— Нет. Сказать, мы сами, старики, решили.
— Ну, вот видите:  вас  немного,  а  собрание все  равно  не позволило бы. Надо, дедушка, с наукой хозяйство вести, а не с попами.
Вскоре на горизонте появился секретарь партячейки Макар Нагульнов. Он поспешил прийти, услыхав про делегацию верующих. Когда старики вышли из кабинета Давыдова, следом за ними шагнул в сенцы и Нагульнов. Он плотно притворил дверь в комнату председателя и шепотом сказал:
— Вы, ветхие люди!  Ежели самовольно привезете  попа  и броситесь в поле, я следом за вами поеду с пожарной командой и до тех  пор буду вас  из насосов  полоскать,  пока вы  мокрее воды сделаетесь. Понятно вам? А поп пущай лучше и не является. Я  его,  волосатого  жеребца,   при  народе  овечьими  ножницами остригу. Остригу на страм и пущу. Понятно?
Когда же Давыдов подозрительно спросил его, о чем он шептался со стариками, Макар, не моргнув глазом, ответил: "Про погоду гутарили. Ну и решили они твердо не молебствовать. Говорят: сознали, что религия опиум..."
Драконов жадно впитывал в себя слова того же Нагульнова, говорящего Давыдову на прощание:
— Ты скажи этим крещенным чудакам, что Христос только древним людям сыпал манную крупу в голодный год, да и то раз за всю жизнь, а казакам Он сена на зиму заготавливать не будет, пущай на Него не надеются! Одним словом, развей там на полный ход антирелигиозную пропаганду! Жалко, что я с тобой не поеду, а то бы я мог тебе большую пользу в антирелигии принести. Оно, конечно, может, не такой уж сильный я оратор, но зато, брат, кулак у меня при случае на любую дискуссию гожий! Как разок припечатаю, так мой супротивник и возражать мне не сможет, потому что возражать хорошо стоя, а лежа — какие же у него могут быть возражения? Лежачие возражения во внимание не принимаются (ч. 2, гл. 12).

Председатель сельсовета вскочил с дивана и энергично треснул кулаком по стене.
— Мотя, что ты там творишь? — окликнула его теща.
— Доказываю, что Бога нет! — злобно огрызнулся зять.
— И чем, то есть, каким образом?
— Кулаком!  Для вас, богомольцев,  лучшего аргумента  не придумали! Впрочем, Маяковский в крайнем случае рекомендовал: "Ваше слово, товарищ маузер!" Ну и молоток этот Шолохов, всю вашу братию на чистую воду выводит!
Заряженный нагульновским энтузиазмом, он стал усиленно заниматься физкультурой, готовясь к борьбе с воображаемым противником. Затем как тюфяк снова повалился на диван. Продолжая свое знакомство с поднятой целиной, Матвей Васильевич заострил внимание на выступлении деда Щукаря, пытающегося объяснить свою религиозность: "И я бы давно уже в партии процветал и, гляди, уже ходил бы с портфелью под мышкой, но дорогие гражданы и дорогие старушки, скажу как перед Господом Богом, пока ишо не удостоенный я наший партии... А почему спрошу я вас? Да потому что леригия меня заела. Чуть чего где-нибудь на высоте гром резко вдарит, а я уже шепотком говорю: "Господи, помилуй меня, грешного!" и тут же сотворяю крестное знамение, молюсь и Иисусу Христу и деве Марии, и "Богородице дева, радуйся" и всем, как есть, святым, какие под горячую руку попадаются, подряд молюсь и даже на прицыпочки приседаю от такого неприятного грома".
— Эй, теща, — знаем мы теперь, откуда ваша вера в Боженьку происходит — от страха! Две книги я уважаю: "Поднятую целину" Шолохова и "Целину" Брежнева!
— Многознание уму не научает, — возразила старушка. — Так в Евангелии сказано. А от страха перед людьми скорее всего неверие возникает.
Председатель сельсовета хищно заскрежетал зубами.


— 2 —

— Входите, Матвей Васильевич. С чем пожаловали?
— Да покою нет от этих попов, одурманивают народ опиумом и все  им с рук  сходит.  Как вы думаете,  Иван  Иванович: не слишком ли много для этих тунеядцев иметь два храма на территории моего сельсовета?

Иван Иванович Козлюк, первый секретарь Калужского райкома партии Ивано-Франковской области, возбужденно зашагал по кабинету.
— Как бы ты меня под монастырь не подвел с этой затеей, товарищ Драконов. Мы и так жестко прижали церковь в твоей епархии  и убрали  оттуда  священника.  Не  забывай,   что храм построен на средства верующих и в свободное от работы время.
Председатель сельсовета был цветущим мужчиной средних лет, плотного телосложения и с цепким взглядом. В данный момент он был настроен весьма воинственно, даже агрессивно. Он производил впечатление стервятника, готового немедленно броситься на обнаруженную им жертву и растерзать ее. Сердце Козлюка дрогнуло и затрепетало: дрожащими от волнения пальцами он извлек из кармана таблетку и заглотнул ее.
— Иван Иваныч, будьте уверены: мы экспроприируем храм так, что комар носа не подточит.
— А под каким предлогом и каким образом вы провернете эту авантюру — вы подумали? Ведь дело "пахнет керосином".
— Разумеется. Но вся операция разработана тонко: поводом послужит антисанитарное состояние церкви.
Первый секретарь схватился сначала за голову, а потом за сердце:
— Как? Ведь верующие заботливо ухаживают за храмом и даже круглосуточно дежурят в нем, бескорыстно охраняя свою святыню?
— Это не беда, не стригите всех верующих под одну гребенку. Там у нас есть свои люди, которые пропустят кого надо в церковь для организации антисанитарии. В дальнейшем товарищи из санэпидемстанции заактируют ее.
— Ну, допустим, это сойдет гладко, — оживился заинтригованный райкомовский секретарь, — а дальше что? Каковы ваши действия?
— Потом,  Иван  Иваныч,  мы  перепрофилируем  церковь в "Дом гражданских панихид" под предлогом перестройки. Скажу вам как секретарю по секрету: наши ребята уже даже трафарет заготовили. Как-никак, от перемены мест слагаемых сумма не изменится: церковь по-прежнему будет выполнять функции похоронного бюро. Мы можем и отпечатать  пропуски в  Царство Небесное, дабы общественность не возроптала.
— Это было бы совсем оригинально. Впрочем, здорово вы все придумали!
— Тогда благословите нас, Иван Иваныч.
Секретарь, шутливо описывая в пространстве крест, изобразил контуры пятиконечной звезды и кощунственно провозгласил:
— Во имя Маркса, Энгельса и Ленина...
Председатель сельсовета неожиданно приостановился перед выходом из кабинета:
— И  еще одна просьба:  чуть было не забыл  —  совсем рассеянный склероз замучил. Надо, чтобы на этом мероприятии присутствовал представитель райкома: так будет оно торжественней.
— Хорошо, вас будет вдохновлять заведующий нашим идеологическим отделом товарищ Антихристов. Гвозди бы делать из таких парней. Подходит?
— Спасибо. Дай Бог, вам здоровья, Иван Иваныч.
— Не Бог, а валидол, — поправил ретивого сельсоветчика партийный руководитель.
— Простите, я не совсем расслышал ваше последнее указание: вы сказали "вали дом", имея в виду молитвенный дом?
— Вам  не  мешало  бы  провериться  у ЛОР-врача, Матвей Васильевич. Я сказал: валидол. Его я выпиваю от сердца. И только благодаря сосанию этих таблеток я обретаю здоровье. Так что пойми меня правильно и иди с Богом! — возгласил на прощанье райсекретарь.


— 3 —

На следующий день в райотделе милиции было шумно. В "красном  уголке"  дружно  собрались краснопогонники.  Уголок жужжал как встревоженный пчелиный улей. Начальник отделения милиции Дроволомов собрал своих подчиненных на оперативку.
— Ребята! Товарищи по оружию! — возвысил он свой трубный голос. Мы живем в тревожное и ответственное время. Преступность увеличивается потому, что разоблачив "культ личности", мы не ударили по служителям культа. Эти агенты империализма безнаказанно отравляют сознание трудового народов. В связи с этим партия поставила перед нами задачу: искоренить религию! И то, что завещал покойный — земля ему пухом! — Никита Сергеевич, мы должны осуществить. Отправим религию на свалку истории и как допотопного динозавра покажем последнего верующего по телевизору! Пусть поглазеют на него все, кому охота!
Воодушевленный аплодисментами, оратор разгорячился еще сильнее:
— Многие  родственники  наши  навещают  церковь  и  бьют там,  товарищи,  поклоны.  Они употребляют там опиум. Нельзя оставаться равнодушными к этому, товарищи. Покончим с наркоманией религиозных предрассудков! Спилим сук, на котором примостились  мракобесы!  Разрушим  их  осиное гнездо!  Что  я хочу сказать этим, товарищи? Наши революционные предки на месте храмов сооружали отхожие места. Мы же пойдем другим путем: превратим церковь в похоронную контору! В бюро добрых, извиняюсь, ритуальных услуг! Мужество и ненависть к классовому, идеологическому врагу — вот, что должно вдохновлять нас! Итак,  завтра  сбор  на  8-00.  Будем  штурмовать  средневековую Бастилию мракобесия! Все как один на баррикады, товарищи! Нас поддержат дружинники! Да здравствует наш народ — разрушитель капитализма!
Блюстители порядка, воспламененные столь яркой "демосфеновской" речью, с аплодисментами покидали красный актовый зал.

…Был теплый майский день. Село Зубовка утопало в изумрудной зелени. Храм Рождества Христова был похож на космический корабль, расположенный на живописной стартовой площадке и нацеленный в небо. Солнце ласково играло на его позолоченных куполах.
В эти послепасхальные дни настроение прихожан было приподнятым. Повсюду слышались приветствия "Христос воскрес!", словно пароль сопровождаемые отзывом "Воистину воскрес!"
Аналогичной фразой поздравила Драконова его набожная теща, однако в ответ прозвучало: "Христос — миф, а вот Ленин жил, жив и будет жить!"
— В Мавзолее, Мотя, будет, но неизвестно, как долго.
— Бредни,  — возмутился зять, — Ленин и теперь живее, всех живых — наше знамя, сила и оружие! И его идеи живут! Так Маяковский писал.
— А Библия говорит, что Христос воскрес и нам дает жизнь вечную. И  христианский   мир  живет Его идеями! А церковь является ковчегом спасения для погибающего человечества.
— Не церковь, а  партия  —  "ум,  честь и  совесть нашей эпохи!" — отрезал Драконов, процитировав содержание плаката, повешенного на здании сельсовета.
— Обижаешь, Мотя.  Выходит, что остальные люди,  кроме "партейных", без ума,   бесчестные   и   бессовестные?  Как бы не наоборот?
До слуха собеседников донесся мелодичный колокольный звон. Это подлило масла в огонь ожесточения Матвея Васильевича.
— Ничего, — заскрипел он зубами, — будет и на нашей улице праздник.
Он вышел из дому, демонстративно хлопнув дверью.

Вскоре к храму подкатило множество милицейских машин, из которых дружно высыпали блюстители порядка. Служба уже закончилась. Служителя храма, исполняющего обязанности сторожа, схватили за горло в буквальном смысле слова:
— Где ключ? Гони нам ключ! — потребовали у него.
— Люди добрые, не душите меня. Я не глотал ключа, поверьте, — взмолился старик.
— Отдавай по-хорошему, дед, и не засовывай нам фуфайку в уши!
— Прошу вас, начальники, можете убить меня, но не творите насилия над храмом Божиим. Это вам даром не пройдет. Кто разрушит храм — того покарает Бог!
— Ах  ты,  старый  плут,  ты   нас  еще  пугать  будешь?   — вознегодовал начальник милиции Дроволомов и коротко приказал: "Обыщите!"
Дюжие ребята заломили старику руки за спину, усердно вывернули карманы, разорвали рубашку. "Эврика!" — истошно завопил один из них, — нашел! Вот он — ключ!" Находчивый сыщик сорвал ключ с шеи сторожа не без надежды стяжать медаль за свой подвиг.
— Аккуратней, ребятки, может статься, это ключ от Царства Небесного? — съязвил член райкома Антихристов.
На шум сбежались прихожане, большей частью женщины, которые грудью заслонили двери храма. Однако храбрые молодые люди геройски хватали за волосы стариков и старух, грубо отталкивали женщин и в итоге, ворвались в храм. Там, к возмущению верующих, было ужасно грязно, как в конюшне, что незамедлительно зафиксировали в протоколе работники СЭС. Из оцепенения присутствующих вывел дикий вопль председателя Драконова:
— Бей, круши религию! — заорал он и ударил по иконостасу кулаком.
— Бог будет бить тебя, стена подбеленная! — заявил ему пожилой мужчина и пояснил окружающим:  "За все время советской власти безбожники ни одного камня на дорогу не уложили, а церковь приехали ломать. Варвары и антихристы!" Начальник милиции взбеленился:
— На кого этот хулиган бочку катит? На родную власть? В кутузку его, ребята!
Мужчину бесцеремонно поволокли к "воронку". Дурной пример председателя сельсовета оказался заразительным: вандалы в погонах и без оных разламывали иконы и выбрасывали их на улицу. В этот момент подъехал священник из соседнего храма. Ему кто-то сообщил о погроме.
— Что вы делаете, товарищи? Побойтесь Бога, люди! Ведь Бог  поругаем  не  бывает.   Остановитесь  и  покайтесь,   пока   не поздно!
— Тамбовский волк тебе товарищ,  батюшка, — вмешался шеф милиции. — Брось нам пудрить мозги своими угрозами. Караем мы  — органы  власти. А твой Бог — это бабушкины сказки!
— Начальник, имей в виду: что посеет человек, то и пожнет!
К разговору подключился представитель райкома, до сих пор пребывавший в тени:
— Мы-то в курсе дела, как сеять и жать, а вот вы попы — дармоеды и тунеядцы: ничего не сеете, только языком мелите, а пожинаете то, что народ посеял. Чей вы хлеб едите? А ну-ка, мальчики, — обратился Антихристов к милиционерам, — дайте ему!
Те доблестно принялись избивать священника. Райкомовец злорадно расхохотался:
— Да не торопитесь вы! Я хотел сказать: дайте ему понять, что Бога нет... идеологическими аргументами! А вы буцаете святого отца вроде футбольного мяча.
— Бесполезно, — процедил сквозь зубы один из избивающих, — таких врагов только могила исправит.

По указанию Драконова все ценности погрузили в грузовики. Их было загружено три. Строптивого батюшку как бревно швырнули в милицейский "воронок" — за сопротивление властям. Нескольких женщин подвергли переписи и обещали ухудшить их материальное положение посредством штрафов. Посреди храма разорители поставили ящик, обтянутый красной материей. На  двери   укрепили   вывеску  с   надписью: "Дом гражданских панихид".
— Зачем вы это делаете? — допытывались у руководителя сельсовета.
— Видите ли, у нас много партийных, которые хотят, чтобы с ними прощались в церкви, — нагло ухмыльнулся он.
Начальник милиции Дроволомов обратился к своим подчиненным:
— Спасибо за службу, ребятки. И бицепсы размяли, и преступников изловили. Молодцы! Так держать!

В тот же день вспыхнул и соседний храм. Бюрократическая волокита  с  тушением пожара способствовала   невосполнимому ущербу, нанесенному этими антицерковными акциями. Разумеется, безбожники неистово ликовали по этому поводу...

(Этот рассказ из цикла "Интересные истории про времена застойные" был опубликован в альманахе «Новые нивы», №1, 1991, окончание следует)