Коля, Колюнок, если бы ты знал...

КОЛЯ, КОЛЮНОК, если бы ты знал, если бы только знал, как всем жаль...               
 
Памяти брата - посвящение

Николай в большой дружной семье был предпоследним ребёнком. Родился он беленький, пухленький. Возрастал весельчаком и всеобщим любимцем.

Когда мальчика принесли из роддома в только что построенный дом, мать грустно посмотрела на мужа:
- Восьмой ребёнок, отец. Как поднимать будем?
- Не горься, мать, Господь дал жизнь, даст и долю!

Дети рождались здоровенькими. Росли, подгоняя друг друга, и помогая каждый следующему за ним брату или сестре.

Когда Коля был маленький и учился говорить, часто просился постоять на улице на крылечке дома:
- Мам, мо ке-ке таять, мам, мо?
Счастливая мать радостно смеялась, гладила малыша по головке и отпускала сыночка постоять на крыльце, подышать свежим воздухом:
- Теплее оденься и обуйся, да шапку не забудь  завязать. Никуда не уходи!
Первым транспортным средством Колюнка, как его все называли, был трёхколёсный велосипед. На нём  он рассекал по улице наперегонки со взрослыми ребятами. Отставал, конечно, но ни разу не пасовал, упирался до конца.

Каждую среду на уютную улочку, где люди дружили не домами, а всей улицей, приезжал на велосипеде или приходил пешком  фотограф. Его всегда с нетерпением ждали. Кто свои фотографии с прошлой среды получал, кто новые снимки заказывал, кто заново снимался. Многие приносили фотографии своих родичей, живших в давние времена, чтобы увеличить изображения.

  Колюнка в этот день тоже сфотографировали. Он долго позировал: и одним боком, и другим, анфаз и в профиль… Сохранившийся на фотографии Коля горделиво восседает на трёхколёсном велосипеде в коротких вельветовых штанишках с лямочками крест - накрест, в маечке с голыми ручками и босичком.  Радостно улыбается сжатым ртом, крепко держится за руль и позирует фотографу, сияя счастливым личиком с пыльным лбом и пухлыми щёчками. Так и запечатлела его черно-белая камера «Зенита». У детских велосипедов в те времена колёса были узкие, не то, что у современных. Как только он держался в седле? Ножки едва доставали до педалей. Но форс держал.

В детстве Колюнок рано научился читать. Его любимой была иллюстрированная книга «Маугли» Киплинга. На обложке был изображён висящий на ветке мальчик с бананом в руке, который пытался вырвать его у обезьяны. У него не получалось и мальчишка смеялся. Этот рисунок был любимым у Коли и он, глядя на обложку, тоже смеялся и начинал медленно читать про любимого героя. А когда текст выучил наизусть, «читал», не глядя на буквы, задерживая взгляд на картинках. Книга была старая, изношенная, затёртая, местами заклеенная. Откуда она взялась в доме, никто не знал, но на семнадцатой странице угадывались очертания штампа библиотеки, ликвидированной в двухэтажках на улице имени В.П.Чкалова. На месте библиотеки сейчас магазин, а книга, как музейная ценность, осталась в читаемой семье.

Когда Колюнок подрос, стал посещать танцевальный кружок  в Доме пионеров.
 Научился ловко, задорно выплясывать матросский танец «яблочко». Вместе с другими выезжал на концерты, не  раз вызывался танцевать на «бис». Это был его любимый танец, тем более, что в наставниках ходил сосед по улице Михаил Бескровный, который сильно гордился даровитым учеником и прочил ему сценическое будущее.

На подворье жилого дома располагался курятник с  дюжиной  кур и красавцем - кочетом. Куры спокойно разгребали навоз, выклевывали попадающиеся семечки и зерно. Время от времени отряхивались, кудахтали, искоса поглядывали на своего разноперого красавца кочетка с роскошными шпорами и бородой.  Он искоса  следил за каждой из подруг, время от времени топтал их, никого не обижал. Для порядка звонко кукарекал и грозно размахивал крыльями. Яйца в доме были всегда. Каков пастух таково и стадо.
Надо заметить, что петух был ревнивый и задиристый. Чуть что,  кидался драться, даже если повреждал клюв. Бился до победы.
Однажды семилетний  Николай, выйдя на двор, поделал свои дела и уже собрался уходить, как петух иcподтишка налетел на него и клюнул в попу. Коля резко повернулся к обидчику, тот ещё раз нанёс неожиданный клевок - прямо в обнажённую коленку. Да ещё в другую ногу добавил. Только после этого, нахохлившись и демонстрируя готовность к атаке на соперника, гордо отступил, высокомерно глядя на пацанёнка.
Коля забежал в дом и пожаловался матери, что его поклевал петух и показал  на ноге струйку алой крови. Мать обняла и пожалела мальчика, смазала ранки зелёнкой и спросила:
- Колюнок, что же ты не схватил палку, не отмахнулся?  Знаешь ведь, что петух драчливый.
Мальчик вытер слёзы обиды и молча вышел.

Через минуту вновь подходит к матери:
- Мам, а петух-то сдох!
- Как сдох? – мать обмерла.
- Я его палкой. За что он «клювал» меня? Я его не трогал, даже зерно курочкам  бросил!
Умная мать ещё раз погладила сына по головке и отпустила играть с ребятишками. В семье не принято было ругать детей, тем более наказывать. Да и за что?

Летом  ребятишки каждый день бегали на речку, что серебряной нитью тянулась от станции Кочетовка до реки Воронеж. По всей своей протяжённости она причудливо петляла, образуя заливчики и затоны. Им дали названия Котлован, Широкая, Пятиминутка, Горбатка, Вшивая и так далее.
Горбатка – самое удобное место для купания детей: широкое, не глубокое, с песчаным берегом и ближе всего к домам. Коля  лет до семи охотно бегал с  ребятнёй  на речку. Они ныряли, кувыркались, играли в догонялки, бросались яблоками из заброшенного сада.
В тот, навсегда запомнившийся жуткий день, было тоже жарко. Солнца видно не было, но парило, как к ливню. Даже  в небе время от времени мелькали причудливой формы яркие зарницы. В распахнутой рубашке и купальных трусиках Коля выбежал из дома, присоединился к ватаге сверстников.

Он долго не возвращался домой и мать, забеспокоившись, вышла на дорогу, стала всматриваться, не спешит ли её мальчик  домой.  Мария тревожно  расспрашивала людей, не видели ли они Колюнка. Матери никто ничего не сообщил и она пошла разыскивать ребёнка. Вновь без результатов. Вернулась  домой, чтобы разослать старших детей на поиски. День клонился к вечеру, а Коли всё нет.
 
Прошло ещё полчаса.
И вдруг в конце улицы показался Коля. Был он абсолютно голый и, заплаканный, бежал домой,  опустив голову.  Мать кинулась навстречу, обняла и спросила:
- Дитёнок, что случилось,  почему ты раздетый?

Сын вытер грязным кулачком заплаканные глаза и стал успокаиваться. Потом рассказал, что девочек на реке  не было, они с ребятами купались без одежды, чтобы не сушить вещи.

  Старшие ребята принялись шутить над ними, мальчишки разбежались. Анатолий Гурьев, по кличке Гурьяша, дразня его, одежду либо спрятал, либо бросил на глубину в воду, когда они купались. Одежек своих Коля не смог найти, просил взрослых ребят вернуть хотя бы трусы, но хулиганы отворачивались. Смеялись над ним. Идти домой голышом побоялся. Думал, что заругают, почему, мол,  без вещей да и было стыдно бежать нагим.   Спрятался и ждал, когда все разойдутся с реки. Вернувшись к Горбатке, вещей снова не нашёл.
Мальчик пережил глумление, ему было горько и обидно.
 
Для матери это событие тоже стало потрясением. Мудрая женщина, конечно, не подала виду, как тяжело она сама это восприняла. Согрела ребёнка, дала другую одежду, успокоила. Сказала сыну, чтобы без старших братьев и сестёр больше не ходил на речку, опасался взрослых ребят.

Доставая из шифоньера новенькую рубашку в коричневую клетку с чёрными перламутровыми пуговками, которую сама сшила несколько ночей назад, вздохнула:
-  Всё повод искала нарядить тебя в обнову, а повод-то вон какой вышел.

Коля посмотрелся на себя в зеркало и вовсе успокоился, приободрился даже и уже через минуту, крутя пальцами блестящую пуговку, попросился на улицу к одноклассникам.

Дети быстро забывают обиды, а в материнском сердце зацепилась горечь, жалость к неразумному ещё сыну.
А Гурьяша действительно воспитывался во вседозволенности, дома ему всё позволялось. Обижал людей. Был случай, когда он на проезжую часть  дороги подложил палки с набитыми в них гвоздями. Парни, ехавшие на велосипедах, разбились.  Гурьев мог плохо кончить. Мать хулигана, Клавдия, работая проводницей, торговала денатуратом, за что отбывала срок, - два года лишения свободы. Сын был предоставлен сам себе и делал, что вздумается. Но горькая судьба нашла и его – вернулись котищу мышкины слёзки:  Анатолия Гурьева, спустя несколько лет, убили в тюрьме, где он работал надсмотрщиком.

А пока он не уехал из города, крепко насолил одной из весёлых, славных подружек, Инне,  проживающей на его же улице,  старше его по возрасту года на два.  Собравшись  втроём, дружные подружки Инна, Валентина и Нина, договорились проучить хулигана.  Вечером в четверг, скорее всего после дождя, поймали его, повалили на землю, вымазали грязью лицо и напихали её в штаны и в рот, чтобы «людей обижать неповадно было».
 
После этого он притих на какое-то время. Да надолго ли?
Коля рос в большой и дружной семье. У него было три брата и пять сестёр.

Разница в годах у братьев Николая и Владимира -  два года, Вова - старший.  Спали они на деревянных палатях, пристроенных к русской печи под потолком. Семья  большая, старшие дети стали разъезжаться из дома. Когда все собирались, было тесновато, старшие  возвращались с улицы поздно и ложились спать на чердаке в душистом сене, а младшие в своих маленьких комнатках по 2 - 3 человека на одной кровати. Как вспоминал самый старший из детей, Валентин, им с Виктором приходилось спать даже на одной узкой кушетке. В тесноте. Не в обиде. Места хватало всем, даже подружки иногда оставались ночевать, если здорово  хотелось пошептаться о своём, девичьем.

Однажды вечером все улеглись, дети угомонились. Ночь.  Вдруг грохот, кувырок, падение, шум. Володя как заорёт благим матом.

Включили свет. Младший из  братьев, Коля, валяется на полу, спину почёсывает, а старший, Володька, заходится плачем  от испуга. Колюнок набегался за день, крепко заснул и упал с палатей. Брат продолжает голосить. Коля бока почесывает, а Володя всё орёт. Мать  его успокаивает. Наконец младшего водрузили на прежнее место. Братья обнялись, улеглись и вскоре уснули. В доме все стихло.

Некоторое время с ребятами спала старшая сестричка, да ей непривычно на  жестком ложе, перины там не было. Мальчишки - будущие солдаты, воины, можно сказать, «спартанцы». Им что,- набегаются и спят без задних ног,- не жаловались. Ребята так и ночевали на палатах до юности, пока не разобрали русскую печь. Выложили новую, маленькую. Деревянный настил ликвидировали. Освободилась площадь и появилась возможность выделить ребятишкам  отдельные кровати.

Дети в семье с ранних лет трудились и помогали родителям. За железнодорожными путями рабочего посёлка, где в 1953 году построили свой домик, держали огород, который, в основном, обрабатывали ребятишки с отцом: картошку сажали сначала под соху, а позже под лопату; пололи грядки, обирали смородину, яблоки и всё прочее. На зиму непременно надо было накопать не менее дюжины мешков картошки, чтобы родители не опасались, что на долгую зиму и до следующего урожая не хватит. Зима долгая и голодная, всё подберёт. Да на семена не менее двух мешков необходимо сэкономить.

В один из теплых летних дней мальчишки, в том числе и Николай, бежали на огород, чтобы быстрее поделать дела, указанные матерью, освободиться и сгонять на речку. Начали перебегать рельсы.   Откуда ни возьмись - мужик. Он пристально посмотрел на Колю и говорит:
- Ага, вот ты мне и попался! Это ты на посту Каменка по  трубам лазал, испачкался весь!
 Коля опешил и в ответ:
- Да нет, это не я, это Валек Сахаров! 
Они с Вальком оба рыженькие, походили друг на друга как братья,  часто вместе проводили время, в том числе и на речке Каменке. Николай и подумал, что их перепутали.  Мужик рассмеялся:
- Как не ты, а голову ржавчиной где выпачкал, видишь, какой медный стал?!
 Понял Николай, что мужик шутит и тоже подыграл:
- Я не рыжий, я - золотой!
Ребята посмеялись, перебежали через железнодорожные пути и скрылись. Мужик, ухмыляясь, тоже пошёл своей дорогой.
Николай подрос. Наступившая зима выдалась холодной, снежной, с трескучими морозами. Несколько дней кряду было ниже тридцати. Занятия в школе отменяли. Ученикам радость! Можно и фотографии проявить, и лобзиком попилить, и хорошую книжку почитать. Лепота!
 
Вечером засиделись, легли поздно. Небо вызвездило. Казалось, созвездия прогуливаются по небу в строгом своём порядке, привычно видном с земли. Мать плотнее прикрыла дверь. Дома только она, Николай и сестрёнка постарше. Отец, Василий Иванович, на дежурстве в ночную смену до восьми утра. Работал он по графику: день, ночь, отдых двое суток.

Уже за полночь, чуткий слух матери Николая, Марии Петровны, уловил глухие стоны и зов о помощи. Мать позвала детей, попросила послушать, что за звуки доносятся с улицы из-за деревянной стены дома:
- Кто–то зовёт, как будто просит о помощи: «Помогите, замерзаю…» Слышите?
Мать и дети спешно оделись, выбежали на улицу. Ясный, явный зов человека о помощи  раздавался с соседнего двора.
Сосед, Дурникин Василий, вечером поздно возвратился с работы. Его жена, видимо,  ушла на дежурство в ночную смену, закрыв дверь на щеколду, открывающуюся металлической баранкой. Работала она медсестрой в железнодорожной поликлинике у вокзала. Баранку хозяин либо не нашёл, либо выронил во хмелю в снег, поэтому открыть дверь не сумел и в дом не мог попасть.

Ночные спасители обнаружили замерзающего человека стоящим в огороде и державшимся за покрытую густым инеем яблоню.

  Летом за прозрачными сладкими яблоками с этого чудесного «белого налива» соседские ребятишки не раз забирались в соседский сад и радовались, какой хороший у Дурникиных каждый год урожай. Упавшие плоды выкатывали из под забора палками, что вовсе не уменьшало их ценности.  Да, яблочки были рассыпчатые, как картошка, душистые и сладкие. Их называли ещё почему-то «сахарный аркат».

Руки дяди Васи оторвать от дерева удалось не сразу. От страшной боли человек стонал и тихо скрежетал зубами. Пальцы скрючились на морозе, не желали распрямляться, тянули ветку за собой. Втроём, с трудом оторвав окоченевшего соседа от  дерева, где волоком, где на руках затащили в свой дом.

Мать с дочкой разрезали обувь на ногах пострадавшего и поместили посиневшие ступни в таз с подогретой водой. То же самое сделали с обмороженными руками. Сосед плохо разговаривал, но помощь подоспела явно вовремя.
Николай побежал вызывать скорую помощь. На улице в морозную ясную ночь было, можно сказать, светло. Яркая луна звонко освещала округу, Млечный путь показывал дорогу, белый сыпучий снег не мешал быстро передвигаться. Прибежал Коля к почте, а трубка у аппарата обрезана. Побежал в другую сторону, на железнодорожный переезд, а путейца нет, хоть окно выбивай, но мальчик не посмел. Побежал к детскому садику, расположенному недалеко от второй школы, где он учился, на другой конец посёлка.

Сторож не спал, смотрел в окно. Насторожился:
- Ты чего тут делаешь, мальчик? Добрый хозяин собаку не выпускает в такой мороз?!
Коля спешно рассказал, что случилось. Сторож хотел позвонить сам, но подумав, немедля пустил Колюнка в помещение, к телефону. Мальчик в трубку всё чётко изложил и добавил, что всё обегал, скорее приезжайте, «а то человек умрёт от мороза, руками ногами уже не шевелит, как муха без лап! Сердце его может умереть!»

Не успел мальчик возвратиться домой, скорая уже стояла возле калитки. Пострадавшего погрузили в машину. Медсестра скорой помощи пошутила-погрустила:
- Ты сам-то не замёрз, спасатель? Ушанка инеем покрылась, едва живой, пострелёнок! Ишь ты, муха без лап, сердце умрёт!
- Мне что! Я ловкий, всю дорогу бегом, жарко даже. Дяде Васе помогите, уж больно яблоню он хорошую вырастил, всем хватало.

Сосед долго лежал в больнице. Руки и ноги у него уже не работали как должно. Жена жалела своего Василька, как она его всегда называла, выхаживала, но долго ему пожить не довелось, всё же сильно остыл он в ту жуткую, звенящую жгучим холодом, неспокойную  ночь.

Николай вырос стройный, ловкий и красивый. По  жизни его вела прирождённая доброта и смекалка. Было с Колей всегда легко и просто. С любым находил общий язык. Кому помочь, вёдра с водой донести, потолковать. По дороге из магазина охотно угощал ребятню конфетами, мог соседке отлить масло из бутылки, поделиться мёдом, присланным сестрой Анной. Порой и последнее отдавал.
 
До армии у парня случилась горячая любовь с девушкой из параллельного класса, Татьяной. Многие любовались на красивую пару: высокого, стройного Николая и пухленькую симпатичную Танюшу.  Она забеременела и влюблённые поженились. Молодого мужа призвали в армию. Служил в Ленинградской области в десантных войсках.

Служба в армии, не мёд, как известно. Трудно было всем одинаково. О дедовщине тогда не  слыхивали, её, видимо, и не было. Как – то, после демобилизации, у него спросили, трудно ли было служить,  ответил:
- Как всем, так и мне.
- Дедовщины не было?  - уточнил кто-то.
- Нас, по прибытии на место службы, разместили в бараках. Полы мыли по очереди.

 Прошло время и вышла ситуация: деды стали супиться. Я захожу и смеюсь: «Ребята, какие проблемы? Полы помыть? Я мигом». В ответ рассмеялись: « ты, золотой, недавно полы мыл, а вот Женёк волком смотрит, пусть он и драет». Все находящиеся в казарме  засмеялись. Женёк поплёлся полы мыть. Старикам что ли этим  заниматься?
В период службы случались и интересные события.

На шестом месяце службы  перегоняли технику в Капьяр. Николай всегда на самом ответственном посту. Проезжать надо было через Волжский, Волгоградской области. Николай попросил командира каравана тормознуться на привал:
- В Волжском  старший брат живёт, сбегаю проведать. Я мигом.

  Ехали муторно долго, устали, запылились, отдохнуть не помешает. Непривычная для центральной чернозёмной зоны сыпучая пыль, суховей, песок, вредная мошка во все места набилась, даже в носки залезла.

Объявили  привал.
  Солдат - где бегом, где на попутках, где пёхом, добрался до тысячеквартирного  дома одного из старших братьев, Виктора. Короткая встреча была неожиданной, радостной и волнительной. Чай попили, расцеловались и солдат бегом, назад к сослуживцам направился, предварительно договорившись о возможной рыбалке на обратном пути, если повезёт. Встретил командир.  Пошутил:
- Ты как молния, мы не успели ось из колеса вытащить, а ты тут как тут! Орёл!
Технику доставили, отличники боевой и политической подготовки отстрелялись на  пятёрку.

На обратном пути, святое дело, малым крюком свернули в пойму Ахтубы. Брат Николая, Виктор, уже ждал обоз. Наваристая уха дымилась на всю округу. Служивые расположились на привал, всласть отведали ухи:
- Сроду такой вкусноты не едали!
- Виктор перед  приправой 100 граммов водки в котелок заливает, иначе уха не уха!
- Век живи, об этом не догадывался,- заметил командир, - пора в путь дорожку!
 Искупались, передохнули, натёрли бляхи. Кое-кому довелось  удочки забросить. На блесну щучка попалась.

- Хорошенькая!
Тепло попрощавшись, отбыли восвояси. Николая ещё больше зауважали.

Командир пошутил:
- Николай, вот ты в самоволку не ходишь, к тебе жена приезжает, а я тебе и самоволку простил бы за отличную службу.
Бравый, подтянутый солдат засмеялся:
- Как иначе! У меня и деды служили, и дядья,  отец - участник войны; старшие братья – офицеры. В армии все служили, как по - другому? С отцом по вечерам его любимое произведение «Василий Тёркин» Твардовского до дыр зачитали. А вы, товарищ командир, про нарушение дисциплины!
  Пока Николай Родине долг отдавал, родился сын Виталик. После демобилизации из армии появилась дочка Наташа. Души в ней не чаял. Жизнь затянула. Учиться в институте не пожелал, хотя учёба в школе давалась легко, всё делал шутя. Ещё до армии окончил профессионально-техническое училище. Работал сварщиком, овладел и другими востребованными профессиями, обслуживая Мичуринский локомотивно-ремонтный завод, (Милорем), хозяева которого в дальнейшем огромную свинью рабочим подложили.

Семьёй из четырёх человек проживали в одноэтажных бараках,  которые давно списаны, без элементарных удобств. Квартиру обещали четверть века подряд, но так и не дали; тянули - манули, на дачу взяток намекали, но где такие деньги взять? Да и зачем ИХ поощрять? Так и барахтался Николай, что-то пристраивал, улучшал, расширял, но всё сыпалось и сыпалось. Много гороха из навоза не натрясёшь.

Мать, Мария Петровна жила через две улочки от него, в своём доме. Проживала одна, дети разъехались, хозяин в восьмидесятом году покинул этот мир. По вечерам Николай ежедневно прогуливал сначала сына, дочку, а потом и внучку. Он с потомством придёт к матери, угостит шоколадкой, поговорит о том  о сём и снова к себе домой. Если матери не оказывалось дома, шоколадку оставлял на видном месте. Мать знала и радовалась; гордилась, что сынок заходил.

За железнодорожным переездом рабочего посёлка у Николая была скромная дачка. Дачка не дачка, а маленький домик для отдыха после работы был кстати. Успевал обрабатывать грядки.

 Росли тут яблони разных сортов, летние, осенние и для лёжки в зиму, груши, сливы, абрикосы, боярышник, другие кустарники. Парник соорудил, землянику рассадил. Всё было ухожено. Жена работала почтальоном, но не смотря на это, располнела. Находится за день, не до огородов ей. Вот муж  с сыном и занимались посадками - получалось неплохо.

Как-то в пост, перед петропавловским праздником, в июле месяце, с работы Николай пришёл пораньше, наспех перекусил, прихватил с собой топорик вырубить кусты, поросль, ещё не предполагая, как он ему пригодится, и отправился через нижний котлован к дачам.

 Поднимаясь на насыпь железнодорожного полотна, задумался о своём, но услышал глухие стоны, звуки борьбы и пыхтение. Мужчина перескочил рельсы: на дороге в пыльной низине двое неопрятно одетых парней свалили с ног пожилую, ещё не старую женщину, дёргают её за волосы, одежду и бьют, нанося удары по всем частям тела. Николай Васильевич кинулся к отморозкам, на ходу обнажил топорик, освободив его от мешковины, и заорал срывающимся от волнения голосом:
- Порублю! Оставьте мать, ублюдки, порублю насмерть!

Бандиты от неожиданности развесили челюсти, рты раскрыли, свирепо переглянулись и во всю прыть кинулись в кусты на подъёме, где, видимо, и поджидали свою жертву.

  Николай помог подняться перепуганной насмерть женщине, проводил её до огородов, куда она шла в одиночестве, никак не ожидая такого страшного  нападения:
- Всю жизнь, считай, ходила, никого не боялась, сама бывшая спортсменка, в школе физкультуру преподавала, а тут такое приключилось…

Прошло дня три. Идёт Николай той же дорогой. Видит, гравий под рельсами разбросан, болты вывернуты, шпала свободно болтается. Мужик обомлел. Кочетовская электричка должна идти минут через 15, точно авария случится! Он бегом в будку к путевому обходчику:
- Ты что спишь, б…? Звони моментально, пути разобраны, поезд может с рельсов сойти! Смотреть надо за полотном, работничек!
 Быстро дозвонились. Приняли экстренные меры: задержали электричку и товарняк на Мичуринск - Воронежский. Прислали дрезину, отремонтировали пути, и движение возобновилось. Николаю Васильевичу выписали премию аж 30 рублей!
Вечером пришёл друг детства, Валёк, был выпивши:
- Колян, забери деньги, остались от зарплаты. Пропью или друзья сдоньжат, спрячь, буду приходить - выдавай мне понемногу, а то дня за два всё спущу, жить на что?
Николай пересчитал остатки былой роскоши, расстроился:
- Валёк, тут крохи от заработка остались, когда же ты успел спустить всё? Ладно, оставляй.

В половине одиннадцатого вечера - звонок. Пришёл дружок и просит ещё немного денег. Николай выдал. На следующее утро, ни свет ни заря Валёк прибыл уже с фингалом:
- Колян, умираю, трубы горят! Дай похмелиться.

Николай выдал следующую партию.
В гости приехала старшая сестрёнка Анна. Николай подарил ей бутылку красного виноградного вина со смешным интересным названием, что-то про воды голубого Дуная. Распить его сразу не пришлось, Анюта оставила бутылку в новом, построенном напротив дома матери кирпичном доме, прямо на полу, с другими вещами, и про неё забыли.
Пока сидели за чаем, разговаривали, пришёл Валёк с друзьями:
- Коль, надо.
Сестра вмешалась:
- Николай, зачем ты его опекаешь? Он так и будет вас беспокоить, а если дома одни девочки останутся, тебя не будет, а он с пьяными друзьями в любое время суток?
Николай вернул слёзные остатки Вальковых денег, заработанных с таким трудом:
- Сам за собой следи, не маленький. Погибнешь, алкаши гуртом за тобой ходят.
Валёк ещё годика два-три «попился» и сгорел от спиртного. Нашли остывшее тело в «позе эмбриона», помогать ему было поздно.

Параллельно дачным огородам, где была Колина усадьба, в глубоком овраге, протекал ручеёк, который впадал в более широкий ручей, под названием «Дунай», разделяющий  рабочий посёлок на две части.
 
Недобросовестные люди стали валить в ручей мусор, хотя вода из земли сочилась ключевая, били роднички. Надо бы только почистить. Николай попросил друзей с завода, пригнали трактор, прочистили территорию и через какое-то время на месте свалки образовался глубокий водоём. Запустили туда рыбы для развода. Кто хотел, приходил сюда порыбачить.

 Николай тоже  раза два был,  неплохие рыбины попадались. Но тупоголовые упрямцы снова стали засорять пруд. Кто остатки стройматериалов бросит, кто проволоку, ненужную проводку, бутылки. Пруд стал зеленеть.

Ранним утром, до рабочего дня, Николай решил сбегать на огород,  пополоть грядки, пока не жарко, полить огурцы. Огурчики у него завсегда ядрёные, ранние, ни у кого ещё нет, а у него - пожалуйста вам! Всех угощает и на закуску остаётся.
 
Идёт через посадки. Слышит женский крик и возню. Выбегает на шум. Тщедушный высокий мужик остервенело рвёт с девушки верхнюю часть платья и наносит удары, пытаясь свалить её на землю. Девушка сопротивляется и истошно зовёт на помощь.

Физически крепкий Николай, в порыве внезапно возникшего гнева, с лёгкостью схватил за шиворот насильника, с силой отбросил в сторону. Тот особо и не сопротивлялся. Им оказался младший Капронов, который неоднократно привлекался за «энто» дело. Вместе с пострадавшей, в случившейся ситуации неожиданно активно сопротивляющейся девушкой, племянницей зятя, мужа старшей сестры (а это оказалась она - земля круглая!), отволокли бандита в людное место, вызвали милицию. Для порядка поддали ему хорошенько вместе с прибежавшим родственником. Девушка всегда здесь ходила на работу, сокращая путь, особенно не опасалась. Их семью, как она полагала, все знали, и не боялась ходить одна.
 
Капрончику, как и должно быть, пришлось чалить шесть лет лишения свободы где положено и КАК положено.
 
Мать и отец Капрона, люди работящие, растили трёх сыновей, старались, всё делали для детей, а вот ведь слепили выродка. Как его земля носит? Откуда жестокость? Родители были положительные, отдавали сыновьям последнее, из себя выгадывали. А может, не надо было для них так стараться? Как узнать? Братья его в тюрьмах не сидели, а всё пьянствовали, не работали; один погиб, задохнувшись с любовницей в машине, второй тоже умер в молодом возрасте, отчего, - неизвестно. Не повезло родителям с сыновьями. А дочек Господь не дал.

Время летит быстро, Капрон отбыл от звонка до звонка, вернулся из колонии.  Передвигался слегка вихляющейся походкой. Сильно сдал. Туберкулёз у него давно был, от прежних приземлений. Может, ему больше не потребуется жертв? Жил в доме с немощной старухой-матерью. С кровати она давно не поднималась. Её пенсия у него в руках. Когда сын-насильник сидел, старушка обижалась на Николая: из – за тебя его посадили. Надо было отпустить, не вызывать милицию, соседское, мол, дело. Когда же «сынаня» отбыл срок и освободился из колонии, вернулся в родительский дом. Бедная женщина на людей обижаться перестала. Стала сама искать защиты от сына-бандита и просить поддержки у людей. Спустя года три после освобождения, насильник умер от туберкулёза. Мать вздохнула свободно и доживает век одна, под присмотром социальных служб.

В один из выходных, тёплым летним вечером, мужики из Николаева двора расположились на лавочке под клёном. Кто в домино играет, кто анекдоты травит. За кем-то жена дитё прислала:
- Мама велела домой идти, хватит языки чесать.

Расходиться мужикам не хотелось, не часто таким кругом собираются.
Сосед  Витёк, продолжая рассказ про удачную рыбалку, раскрытыми ладонями с растопыренными пальцами показал, с какими огромнымы глазами поймал рыбину, на остальные размеры размаха рук не хватало. Уж так положено у рыбаков – трое с ней едва управились! Иваныч, житель угловой квартиры, сообщил, что осень ожидается дождливая, предположил, что грибов  по осени будет море, косой коси:
- Обязательно в хоботовские леса поеду, корзину сам сплёл из чищенной тополиной лозы. Как игрушка получилась, но вместительная!

 Николай про свои достижения тоже решил поведать:
- Я на даче рябиновую настойку дегустировал, ни у кого такой нет. Цвет – загляденье, красота необыкновенная, а вкус… смак! Первый раз такая получилась. И с боярышником пробовал, и со смородиной. Никогда такой прелести не выходило.

Рассказав об этом, он, правда, не сообщил, что настойку домой принёс, а то ещё разливать придётся, а её осталось - кот наплакал.
Мужики порадовались друг за друга, побалагурили  ещё немного о том, о сём и разошлись каждый по своим домам-делам.
Наутро Николай, как обычно, пошёл дачку проведать, свежих огурчиков к окрошке собрать.
Ещё не подойдя к своему участку, забеспокоился… Забор был сломан, двери у дачки с корнем выломаны, под кроватью всё перевернуто, даже полы вскрыты.
- Гады, наливку искали,- подвёл итог хозяин,- язык мой – враг мой, а ведь  все свои были!

***
Дня через два Николай пошёл проведать мать. В зале, возле иконостаса возились, пришедшие проведать мать, старшие брат и сестра.
- Что случилось? – спросил Коля.
Расстроенная мать рассказала, что ночью неожиданно рухнул иконостас, дети вновь развешивают иконы по своим местам.

Дочка, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорила между делом, что гвоздики, вероятно, ослабли, ниточки перетёрлись, вот иконы и попадали. Лет тридцать, поди, висели, надо было раньше проверить. Иконостас установили на прежнем месте в привычном порядке и об этом больше никто не вспоминал. Только доводы и объяснения детей не погасили тревогу в сердце и глазах матери.

***
В «Милореме» стали происходить непонятные вещи: кто-то проворовался, кого-то посадили. Акционировались. Перепродали, перекупили. Верхушка  въяве обогатилась. Начались массовые сокращения работяг, переводы на другие места. Перестановки. Руководители успели отдохнуть по нескольку раз за бугром, понастроили особняков. Зарплату рабочим сначала помаленьку платили, а потом и вовсе перестали, «какое вам  ещё молоко за вредность?» Николая предупредили, что переводят на паровозоремонтный завод. Главный бухгалтер вызвала его, потребовала принести ей именные акции, иначе, мол, не станет оформлять документы и не отдаст трудовую книжку:
- Дивидендов нет, акции  тебе ни к чему, завод в дерьме.
 
Николай по наивности своей полагал, что так оно и есть, так и надо. Взял акции с собой, показал. Главбух вырвала ценные документы из его рук и они молниеносно исчезли с глаз. Выпроводила рабочего на все четыре стороны. Справка, что он является акционером, у передовика производства, правда, сохранилась.

Решил Николай Васильевич дойти до юриста. Попросил сестру Анну сходить с ним, поскольку сильно стеснялся и боялся идти один. За своё, тяжёлым тридцатилетним трудом заработанное, опасался спросить у узаконенных воров! Записался на приём в юридический отдел. В день приёма  долго ждали в коридоре, где даже стулья не предусмотрены, пока юрист освободится. Наконец  сподобила.
Юристом оказалась Аверкина, на год ранее Анны окончившая Саратовский юридический институт. Анна воспряла духом: получится помочь брату. Николай доложил вопрос, с которым пришёл. Рассказал, как главный бухгалтер вырвала у него документы, предъявил имеющуюся на руках справку о наличии именных акций. Аверкина, нагло глядя в глаза потерпевшего, пожала плечами:
- А зачем вы ей акции отдали?
- Я же объясняю, она их вырвала у меня из руки, грозила не отдать трудовую книжку…
- А от меня вы что хотите?

Было понятно, что аудиенция окончена. Сокурсницу она «не узнала».
Николай с Анной вышли не солоно поемши…
Анна предложила брату обратиться в суд. Николай просил не делать этого:
- Не привык я по судам ходить. Да и вам проблемы создавать, а самое главное они дочку Наталью могут с работы уволить, мне уже пригрозили, если буду нос совать… Ничего не надо. Богато не жили, пусть они будут сыты… Опять вроде все на Канары собираются, корпоративно… Дочка устроилась вагоны мыть, хоть так на хлеб зарабатывать, а то вовсе без работы.

- Сходи хоть к прокурору.
 Пошёл он со справкой к прокурору. Прокурор, играючись, позвонил на завод, пошутил, посмеялся, ничего не сделал и отправил бедолагу восвояси. Меж тем в разговоре обратился с личной просьбой,  что, чепуха мол, «пустяки, 18 листов шифера покрыть оку государеву гараж, к вечеру с завода завезти надо». Заулыбался. А через паузу:
- Тебя, кажется, Николай Васильевич зовут, и ты сварщик? Понимаешь, какое дело, строюсь. Надо лестницу приварить, сделай!

Можно ли отказать? Произвёл Коля сварку, прокурор спешно принял работу, прыгнул в машину, только его и видели, даже сварочный аппарат назад не отвёз, спасибо не сказал.  Очень торопился: занятой больно, от успехов на всех фронтах ног под собой не чует. Есть поговорка «реже, а то упадёшь», но прокурор до поры до времени её не знал. Может и сейчас не знает. Привязал трудяга сварочное оборудование к раме двухколёсного велосипеда и поплёлся домой в свою латаную  перелатаную лачугу.
 
Вскоре директора  «Милорема» выгнали, чуть не посадили. Но не посадили!  Правда, прокурор тут не причём, директор со столицей перестал делиться. Как жил королём, так и ходит козырем. Главный бухгалтер, если жива, пусть будет здорова. А если уже там, рассчитается под пуховой землёй. Не один он, кого облапошили.

Прокурор тоже - где Макар телят не пас. А толку? Свято место не пусто, другой что ли работу ищет, за интересы униженного трудяги радеет? Первая заповедь - послать…

Коля-Колюнок! Если не ты золото, не ты главное богатство твоей страны и народа, то о чём тут говорить? Однако, сладкая жизнь достаётся другим - проходимцам и прохиндеям, взяточникам и доморощенным шишкам. О тебе же лишь красивые слова говорят на митингах, фальшивые стихи пишут о загадочной русской душе. Не любит наша власть хорошего человека, он ей на совесть давит. Забегая вперёд, нужно отметить, что до сих пор две вдовы и две сироты в списанных бараках живут. Продажные власти улицу Федеративную даже в списки   по планам переселения из ветхого жилья их не включили, недосуг… О переселении эти, с позволения сказать, власти, слыхом не слыхивали.

В наступивший выходной, 20 мая, настроение у Николая было тяжёлое. Но на огородах хорошо, приятно, всё в бархатной зелени, свежий воздух. На растительности молодые побеги, почки распускаются… Невдалеке родные паровозы  пыхтят, посвистывают,  электрички пробегают.
…Утро ужасного не предвещало.

В десятом часу Николай пошёл на свой участок. Никто бы не встретился, а то хоть в милицию на службу иди. Кто и поможет женщинам? У самого дома жена, дочь, внучка, мать, сёстры и целый клан родни с детишками. Хочешь не хочешь, всем помогай.
 
Грусть не оставляла мужчину.

Томимый горечью предчувствия, решил сходить к сооружённому когда-то пруду. Удочки всегда наготове, вот только снова набросали там всякого хлама, ноги порежешь! Надел солдатские десантные ботинки с крючками, накопал червей, взял давно надутый баллон от тракторного колеса и пришёл на старое место. Зашёл в воду, забрался на круг, отгрёб от берега и сам себе:
- И чего Володька не велит тут рыбу ловить, ругается,  матери грозится  пожаловаться. За червонец, говорит, что ли не купишь? Не рыбак он…

…На обед  хозяин домой не прибыл. Не появился  и к вечеру. Жена попросила сына  Виталия сходить за отцом на дачу. Парень вернулся ни с чем:
- Двери открыты. Отца нет. Звал, звал,- бесполезно. Никто его не видел.
…На задах, за огородами, кричала женщина:
- В воде, кажется, голова человека!

Набежали мужики, вызвали милицию. Из воды, с водорослями на груди, вытащили неживого Николая. Недобрые вести распространяются мгновенно. Тут  же прибежали его домочадцы. Поднялся крик, плачь.
Виталик водрузил на плечи тяжёлую горькую ношу и понёс поникшее тело отца по узкой тропинке через кустарник к дороге, где ждала скорая. Необходимости в ней уже не было.
 
Для сына это была дорога на Голгофу. С неподъёмным крестом за плечами.

Когда Виталий спустил отца на траву, окаменевшее от горя белое лицо, казалось, ничего не выражало. Был он словно живой труп, только стоял на ногах.

На похоронах многие задавали друг другу вопрос:
- Почему? Почему именно с ним это произошло?
Сестра Николая, Анна, после случившегося видела во сне, как брат упал в воду с мокрого надутого баллона от шины трактора. Крючки от десантных ботинок зацепились за моток  провода в воде. Брат нырнул, чтобы распутать ноги, а воздуха  не достало и он не смог выбраться из пагубного омута.  Так ли было на самом деле – никто уже не ответит. А беды пошли чередой.

Десятого сентября того же года, в тёмное время суток, в ненастную погоду, не имеющая опыта вождения женщина, насмерть сбила своим шикарным автомобилем шедшего по обочине дороги Виталия. Органы следствия виновницу не нашли. До сих пор ищут, а она ездит, как и раньше. Ей тоже здоровья, если она ещё на этом свете. А если нет, то пусть земля ей будет пухом. Виталия уже не вернуть, а желать смерти даже виновному человеку никто не вправе.
 
Через 110 дней после смерти, отец забрал к себе сына, так говорила жена Николая Татьяна, а она знала, что говорила.
При жизни мать предупреждала Николая:
- Сынок, я слышала, что какая-то женщина на твоём производстве хвалилась, что у вас с ней большая любовь проснулась. Это грех. Муж и жена должны быть непорочны друг перед другом. Плотский грех тяжёлый, Господь может не потерпеть этого.
***
Незадолго до гибели Николай с мужчинами выезжал отдыхать к реке. Фотографировались. На одном из снимков Коля чистит рыбу, а на  него  в упор пристально смотрит неземной лик, образованный проводами от аккумулятора, пристроенного для освящения в тёмное время суток…
А может кто-то не хотел, что бы накапливались грехи? Люди ничего не знают о роке, а он есть у каждого.

Две фотографии: трёхлетний малыш Колюнок на трёхколёсном велосипеде и Николай Васильевич под наблюдением неземного существа, хранятся в альбоме как напоминание о земных мгновениях всеобщего любимца. Как жаль, что они с сыном ушли из земной жизни, словно чужие грехи замаливать.

На сороковой день после гибели Николая Васильевича сестра Анна вспомнила про бутылку вина, подаренную братом:
- Принесу Колино вино, помянем.

 Поднялась в комнату, где оставила подарок. Откупоренная бутылка лежала на полу. Красное вино, как кровь, растеклось по некрашеному полу… Кто открыл? Кто пролил?

Ах, Коля-Колюнок, если бы ты знал… Если бы ты только знал, как всем жаль…

2011 год