Крошка первая

*   *   *
Он узнал меня – продавец из книжного магазина Barnes and Noble. Узнал и сбился со своего быстрого шага. На секунду страстное до горечи желание близости оживило его лицо - постное, ничем не примечательное, словно присыпанное пылью лицо с совершенно правильными чертами.

Взгляд этот выдал все его мучительное существование, сделав на секунду живым и особенным. Таким он и был вчера, когда силился понять объект и предмет моего исследования, когда вел меня из зала в зал, когда справлялся о наличии книг, взбирался по лестнице к верхним полкам, паковал пакеты с покупками...

Но сейчас, едва начав осознавать всю свою тоску по человеку и общению, - он вдруг спохватился, вернув на лицо маску благовоспитанного юноши без особенностей и примет, - тех, что только и могут вызвать любопытство и заинтересовать женщину. Спохватился - и прошел мимо.

Я всегда вспоминаю этого продавца из магазина Barnes and Noble, что в Сиэтле, когда вижу таких же дорожащих своим одиночеством, стеснительных,  людей, - молодых и старых, мужчин и женщин, - не решающихся нарушить священный ритм внутренней гармонии. Как же высока должна быть цена того, чем они страшатся пожертвовать даже во имя любви! И что это такое, чем так боятся они рискнуть? Достоинство? Покой? Самоуважение? Возможно, они владеют какой-то тайной, как-то иначе умеют смотреть на жизнь, чем-то иным дорожат, что нам, нестеснительным и бойким, неведомо. Они слушают какой-то внутренний ритм, созерцают свой покой, хранят верность себе и готовы платить одиночеством за ритма этого нерушимость?

Может быть, это поэты, даже если они не пишут стихов?...
 
Мы бежим, а они молча следуют...

Мы ритмы рвём, они ритмы - как виноделы - вина - настаивают...