Жизнь человечья

              СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ (Продолжение)
Куда идти? Во двор, где он жил идти не хотелось. Там всё пропахло предательством, а до темноты нужно найти себе приют.
Понимая, что все лучшие места заняты. Он напряжённо вспоминал, где может переночевать одинокая собака.
Рядом был огромный парк, почти лес и Ежи направился туда. Надо сказать, что у него стало развиваться феноменальное обоняние. Придя в парк, он сполна ощутил весь букет летних лесных ароматов. Еще за сотни метров, определяя где, в данный момент, люди устроили пикник, Ежи старался обходить эти места. Не то, чтобы ему не хотелось есть – ему не хотелось видеть людей. Казалось, что они все его избегают, как прокажённого, а это было очень обидно. Принцип – «Избегай общения с собакой, а то ещё привяжется» был очень унизительным. «Лучше я сам найду еду, пусть даже на помойке, но не стану терпеть притворство людей» - такой стала его позиция.
В глубине лесопарка были здания. Одно – этнографический музей, другое – хозяйственное помещение, а третье – было рестораном. Когда Ежи был подростком Егором, то частенько бывал тут с друзьями, а иногда и подругами. Надо сказать, что парнем Егор был симпатичным, но особой популярностью у девчонок. Для того, чтобы добиться их взаимности ему приходилось немало постараться. Когда он был подростком, то сильно страдал от этого, но, когда вырос страдать перестал. Не то, чтобы смирился, нет. Он просто перестал их добиваться, а вернее перестал спрашивать их согласия. Он стал всё, что ему нужно брать силой – а зачем напрягаться?
Происходило это так: весёлая компания, в которой находился Егор, приходила в диско-клуб или ресторан. В таких заведениях обязательно присутствовала одна, две компании одиноких девушек. Егор с ребятами подсаживались к ним, общались, выставляли им выпивку и увозили их, подвыпивших, на квартиру, которую снимали специально для таких целей. Как правило, подвыпившие девушки, и сами были не прочь плотнее пообщаться с парнями, с той, только, разницей, что для парней это было одноразовым общением, а девчонки надеялись на продолжение отношений. Ну а тем, кто вдруг начинал упираться, объясняли, что на них было потрачено время, деньги, и вообще, бесплатный сыр бывает только в мышеловке, вот они в неё и угодили – чего теперь упираться. Конечно они никого физически не насиловали, обходились, так сказать, убеждением. Правда был случай, когда одна девушка сильно заупрямилась. Тогда, тот парень, который положил на неё глаз, сказал:
- Хорошо. Не хочешь – не надо. Никто тебя насильно не держит. Иди. - а сам взял её шубу и намочил в ванной. На улице была зима. Стационарного телефона в этой квартире не было, а мобильные в то время были далеко не у всех. Вообще такси вызвать было невозможно, пешком идти в мокрой шубе – тоже. Короче, так он убедил её остаться.
Другой имел определённую тактику, у него в запасе было два козыря, на случай девичьих упорств, ими он успешно пользовался. Первый – жалость. Он говорил, что пару дней назад его предала жена, забрала у него любимого сына и кровью и потом заработанную квартиру, вот он и пьёт с горя. У него даже фотография сына имелась, который, на самом деле приходился ему племянником. Девушки в большинстве своём существа жалостливые и после такой истории пытались его всячески пожалеть – чего собственно он и добивался. Вариант номер два – просто споить свою «добычу». Но у этого метода были побочные эффекты. Если ты переборщишь и девушка перепьёт, то берегись. Пьяные юные дамы опасны для окружающих и самих себя. Они рыдают, рыгают, поют, дерутся и вырубаются внезапно, иногда в самый неподходящий момент. Пи этом совершенно не важно, что в данный момент у неё занят рот или она склонилась над унитазом.
Егор, в этом смысле был менее креативен. Он, как правило, ещё в начале знакомства, узнавал побольше про девушку, где учиться, кто родители, есть ли парень, и если она начинала упрямиться – просто угрожал ей, что расскажет о ней всем нелицеприятную правду. Как правило, тоже работало. Ну а в крайнем случае, он прибегал к силе, мог «навешать пару тумаков» не сговорчивой даме, ведь она для него в первую очередь была исполнительницей его воли и желаний, а не человеком, девушкой, чьей-то дочерью или сестрой.
Не смотря на всё вышеупомянутое, именно этот период своей жизни он считал самым романтичным. Именно об этом времени он иногда тосковал. Ведь это было время самоутверждения, новых знакомств и приключений, причём не всегда весёлых, а иногда и реально опасных.
Институт - побоку, родители – не авторитет. Хотя тех людей, что его воспитывали, родителями можно было назвать с большой натяжкой. Отец ушёл из семьи когда Егору было лет восемь, и почти сразу же куда-то уехал. Больше они не виделись. Мать, будучи и до этого особой истеричной, после ухода отца, окончательно распоясалась. Она стала зла на весь мир, все у неё были «придурки и идиоты», она щедро сыпала проклятьями по делу и без. Потом, постепенно, бросила работу, начала выпивать и приблизительно через год совершенно спилась. В этот период Егора воспитывала тётка, которая пока, что не была замужем. Воспитывала она его так, чтобы он не мешал ей налаживать личную жизнь. А это означало больше времени на улице и меньше дома. Он частенько питался дома у друзей по двору, ведь дома было «занято». Мать его, тётка иногда специально спаивала, чтобы та спала, а не шлялась с бурчанием по квартире, когда у неё кавалер.
Когда его пускали в дом, там, как правила была пьяная мать, скандалящая со своей сестрой, пустой холодильник и грязь. Так длилось почти год.
Но однажды к ним заглянула сестра бабушки Егора – тётя Вера. Тётя Вера была бывшим партийным работником, с твёрдым, жёстким характером и высокой причёской. Она пришла под вечер, в самый разгар скандала между сёстрами, чем, можно сказать напугала тётку Егора. Не взирая на отвлекающие манёвры тётки и выпившей мамы Егора, тётя Вера молча обошла квартиру, заглянула в каждый её уголок, даже в мусорник и, из выходя из квартиры сказала одно слово: «Понятно».
Через три дня Егор уже ехал отдыхать в детский спортивный лагерь «Спутник», где его пытали физкультурой, по три раза в день, три недели подряд. Вернувшись домой, он застал трезвую и аккуратно одетую мать, чистую квартиру, полный еды холодильник и тётку, которая стала встречаться с женихами вне дома.
Вскоре у матери появился мужчина. Это был человек военный. Его звали Виктор. Он относился к матери Егора с уважением и нежностью. В доме сразу починились краны, прибились, ранее свисавшие с петель, дверцы шкафов, а у мамы появились новые серьги.
С Егором дядя Витя тоже пытался наладить отношения. В воскресенье он повёл его в кино, потом на мороженное. После этого они возвращались домой через парк. И вот там-то и случилось то, о чём Егор очень жалел, когда вырос. Мальчику понравился этот правильный и добрый мужчина, но он, видимо насмотревшись «не тех» фильмов, решил вести себя холодно и строго. Неожиданно даже для самого себя, он вдруг сказал:
- А знаете, чтобы вы не делали, я всё равно никогда вас не признаю. И маме с вами жить не дам. Так, что можете не стараться!
Возможно, именно это и изменило жизнь мальчишки. Отсюда начался отсчёт, ведущий к последующей зародившейся в нём жестокости и подлости. То есть это было началом конца.
Виктор был человеком военным, и понимал всё с первого раза. Он поменялся в лице. Глухо процедил: «Понятно». И больше никогда не старался. Видимо его сильно обидели слова одиннадцатилетнего подростка. Он просто перестал замечать мальчика. Потом, позже Егор сам стал пытаться завоевать его внимание, но все попытки были тщетны. Дядя Витя, полностью игнорировал ребёнка. А ведь тогда в парке, он всё это сказал не потому, что на самом деле так думал, а потому, что считал, что так он «набьёт себе цену», в некотором роде «ломался», просил, чтобы его расположения и дальше добивались.
Время шло, у мамы и сожителя отношения были хорошими, а у сына и отчима – ужасными. Мальчик, сначала ревновал мать к дяде Вите, потом дядю Витю к маме, потом просто ненавидел их обоих, и, в итоге, решился на отчаянный шаг. По-правде говоря он и не рассчитывал на успех, но всё вышло именно так, как и планировалось.
У мамы были сбережения, она мечтала поменять квартиру на большую, с доплатой и разъехаться с сестрой. Егор знал где лежат деньги, но никогда их не брал. В этот раз он взял всю мамину заначку и, аккуратно завернув её в газету, положил в чемоданчик, с которым к ним пришёл дядя Витя. Через некоторое время, мама заметила пропажу и стала расспрашивать о них всех домочадцев. А Егор, небрежно, якобы размышляя, сказал:
- Когда в доме были только «свои» - деньги не пропадали. Может стоит у «чужих» поинтересоваться? – и в этот момент, его взгляд, демонстративно упал на дядю Витю.
Мужчина, поначалу даже рассмеялся. Но, каково было его удивление, когда, открыв свой чемодан, чтобы доказать, что не виноват, он обнаружил там деньги, аккуратно завёрнутые в газету.
Мать, растеряно смотрела то на Егора, то на своего мужчину. Скорее всего она сразу поняла, чьих рук это было дело, и вовсе не подозревала Виктора в краже, но Виктору это было уже не важно. Гордый и обиженный мужчина, молча выложил из чемодана деньги, за несколько минут сложил туда все свои немногочисленные вещи и ушёл. Навсегда. У двери он остановился, обернулся и сказал, обращаясь к Егору:
- Ну, гаденыш, ты далеко пойдёшь!
Потом хлопнул дверью и больше они его не видели. Мать подбежала к двери, и захлопнувшаяся дверь чуть не ударила ей по лицу.  Она остановилась, протянула руку к дверной ручке, но крутить её не стала. Так и замерла, лицом припав к закрытой двери. В доме наступила тишина. Это была «звенящая», зловещая, гнетущая тишина. Казалось, что всё зависло в воздухе – хлопок, мамина рука, время, обида и вина Егора.
Мать отошла от двери минут через десять. Мальчик тоже стоял недвижимо. Ему стало ясно, что он перегнул палку. Сначала Егор ждал, когда его начнут ругать. Но мать на него даже не взглянула, вернее сказать она провела глазами по нему так, как будто его не существует. И этот взгляд надолго остался в их общении. Он не верил, что это всё серьёзно, скорее считал, что мать и дядя Витя скоро помирятся, вот повоспитывают его немного и помирятся. Он долго ждал, когда же этот упрямый, но правильный человек вернётся. Но этого не произошло. Не проходил ступор и у матери. Она очень быстро из ухоженной холеной дамы, а именно так она стала выглядеть рядом с дядей Витей, превратилась в старушку. Сильно осунулась, похудела и помрачнела. Она стала молчаливой, лицо выражало апатию, было видно, что она чудом не уходит в запой и это даётся ей нелегко.
Понимая, что он причина маминых бед Егор пытался скрасить её будни. Он покупал ей цветы, экономя на своих школьных обедах. По субботам убирал в квартире и, даже научился готовить, но мать это всё не трогало. Она, как и прежде была холодна и безразлична. Свои материнские обязанности выполняла как-то бездушно. Только по прошествии полугода, мама стала общаться с сыном. Только разговоров о той ситуации она принципиально избегала.
Казалось, что всё налаживается. Но это только казалось. Мама, вдруг, привела в дом соседа. Это был неопрятного вида дебелый мужик с дурацким именем Эфрон. Он был холостяком. Работал электриком в ЖЭКе. Недалёкого ума и некрасивой внешности. Как оказалось позже – это был расчёт. Мать забрала к себе Эфрона, а в его однокомнатку переехала её сестра - тётка Егора. Эфрон, времени не теряя даром, сразу стал всеми командовать. Казалось, что он просто упивается своей властью над ними. Удивительно, но мать этому совершенно не перечила, напротив, если Егор пытался уточнить или опротестовать желание или команду Эфрона, она «отрезала»:
- Не спорь! Дядя Эфрон лучше знает.
И, совершенно закономерно, что через некоторое время Эфрон стал поколачивать и мать и сына. Мать получала от него тумаки с молчаливой стойкостью Зои Космодемьянской. Иногда казалось, что она упивается болью, как будто с помощью этого противного мужика наказывает себя за что-то. Этот необъяснимый мазохизм очень быстро оттолкнул сына от матери. Он совершенно ушёл в себя и, со временем, на улицу. Последняя, естественно, не пошла ему на пользу.
Кое как закончив школу, он попытался поступить в институт, но знаний оказалось недостаточно, а денег у него не было, поэтому пока не пришёл час призыва в армию, у него была куча свободного времени. И он им пользовался, как мог. Сначала он, вместе с друзьями со двора попробовал грабить ночные ларьки. Но, учитывая, то, что все они «крышевались» бандитами, этот заработок быстро прикрылся. И, надо сказать, что чудом, не привёл к серьёзным и плачевным последствиям для этих мальчишек. Немного передохнув, затаившись, мальчишки, снова бросились искать заработок. Имея кое-какие деньги, они могли позволить себе собираться в баре недалеко от дома. Там они приобрели новых знакомых, которые вывели их криминальный мир. Мальчишки научились тонкому мастерству карманников. Работали они по парам. Егор был отвлекающим. Пока он, в транспортной давке, отвлекал внимание на себя, его подельник вытягивал кошельки. Надо сказать, что мастерство карманника – работа очень тонкая, но и отвлекающий, должен быть очень убедительным, для того чтобы всё сработало. Иногда он разыгрывал буйного пьяного, который был раздражающим фактором для окружающих. Иногда ругался с рядом едущими людьми, рассказывая, что они его толкнули, а он только после операции. Очень действенной темой была тема политики, её можно было использовать почти в любом отвлекающем спектакле. Люди в этом разговоре обязательно участвовали. Причём, со временем, Егор научился так мастерски заводить людей, что иногда ситуация обращалась в драку. Естественно сам Егор в ней не участвовал, а тихо, под шумок выходил на ближайшей остановке.
Однажды, они «отработали» кошелёк у молодого и спортивного парня. Вовремя определив, что его обокрали, парень, не поднимая крика, чтобы не спугнуть,  вышел за ними на остановке, догнал подельника Егора (а именно он вытаскивал кошельки), профессионально скрутил его и отвёл в ближайшее отделение милиции. Надо сказать, что выходя из маршрутки злоумышленники сразу не объединялись. Какое-то время они шли порознь, и, только убедившись, что все, кто вышел из маршрутки на одной с ними остановке разошлись -  сходились вместе. Егор ещё не успел подойти к своему товарищу, в тот момент, когда его скрутили и потащили. Он и не стал этого делать. Во-первых, если их двое – это уже преступный сговор, а во-вторых – ему совершенно не хотелось в тюрьму. Нет, он конечно мог выждать момент и напасть на этого спортивного парня – вдвоём у них был шанс отбиться и убежать, но он не стал этого делать.  Причин было две: трусость – боязнь получит по шее от спортивного юноши и нежелание попасть в милицию.   Так он и остался, к этому делу непричастен. Подельника его посадили, а Егор ему ни как не помог. Конечно можно было собрать денег и, заплатив кому надо, уменьшить товарищу срок, но Егор был не из тех, кто старался помочь ближнему. Он просто «залёг на дно» на некоторое время, дождался приговора суда и, уже после этого, понимая, что сам по делу не проходит – стал вести прежний образ жизни. Правда все  их общие друзья от Егора отвернулись, но его это не огорчило. Он оправдывал это инстинктом самосохранения. Единственное неудобство в этой ситуации было то, что он теперь не сможет зарабатывать  привычным способом. Надо сказать, что он пытался в одиночку, но ничего у него не вышло. Во-первых, для работы в одиночку у него был разработан план – он ездил в транспорте до тех пор, пока какая-нибудь тётка не начинала возмущаться, и, тогда он тихо, но чтобы его слышали окружающие люди, говорил: «Мама, ну перестаньте! Мама, вам нельзя нервничать!» те, кто стоял рядом, пропитывались к нему доверием – ведь он едет с мамой, да ещё и за неё переживает. Поэтому он находился  вне подозрения и люди, окружающие его, расслаблялись. Он же пользовался моментом и  шарил по их карманам и сумкам. Была только одна преграда  - мастерство. Для того, чтобы незаметно вытащить чужую вещь, нужно уметь это делать, а он не умел. В итоге он оставил попытки краж и стал обдумывать дальнейший план своей жизни. 
 Пока он раздумывал, наступило лето - время вступительных экзаменов в институт в институт. Он бы не поступал, если бы не призыв. Просто очень служить не хотелось. В прошлом  году он поступал на экономический и  «провалился» - конкурс был огромный, а денег на взятку не было, в этом решил пойти на геодезию – менее популярный факультет. Расчёт оказался верным – на геодезию он поступил и стал недоступным военному, что не могло не радовать. Ещё один плюс от поступления – новые друзья. Они ещё не знали его с плохой стороны.
 На первой же практике, из первокурсников сложилась довольно крепкая бандейка, в неё входил и Егор. Учёба учёбой, а деньги зарабатывать было надо, ведь его по-прежнему ни кто не обеспечивал.
 С ребятами из новой компании они промышляли мелкими афёрами,  и, изредка «шипали» кошелки. Короче говоря, на жизнь хватало.
И где-то в это время в его семье произошли изменения. Внезапно умер Эфрон. Когда закончились поминки и люди разошлись по домам, в квартире, где остались только Егор и его мама, снова наступила «звенящая» тишина. Как тогда, когда захлопнулась дверь за дядей Витей. Но она не была такой гнетущей. Казалось, что мать вздохнула с облегчением, и молчит просто для того, чтобы перевести дух. Они вдвоём сидели на кухне, когда мама, вдруг подошла к Егору, обняла его и принялась рыдать.
- Прости меня сынок, прости! – много раз повторяла она, - Я виновата перед тобой. Я долго не могла тебе простить той выходки с дядей Витей и поэтому мучила тебя. Проклятый Эфрон! Он же издевался над тобой. А я поначалу упивалась этим. Дура! Всё думала тот отчим не походил, так на, получи другого. Какая же я дура! Бедный, бедный мой сынок! – голосила мать.
Честно говоря, Егор даже подумать не мог, что мама жила с этим чудовищем, для того чтобы ему отомстить. Он просто остолбенел, от неожиданной информации.  А мать продолжала выть:
- А ведь я сама виновата. Надо было, когда Виктор появился, сесть, поговорить с тобой, как с равным, может ничего подобного и не случилось бы. Какая же я дура!
В рыданиях Егор даже не заметил, как мама уже стояла перед ним на коленях. Она обнимала его и горючими слезами намочила его новые джинсы, оставив на них следы от туши. Егор поймал себя на мысли, что испачканные джинсы, огорчают его намного больше, чем мамины признания. Поэтом он, молча встал и вышел в ванную, где стал отстирывать «следы маминых откровений». Через некоторое время, выйдя из ванны, молча оделся и ушёл. Мать, в это время, еле-еле всхлипывала на кухне.
 Выйдя на улицу Егор вдохнул полной грудью, да так, что почувствовал вкус вечернего воздуха. Где-то в глубине, он ощущал, что это начало его новой жизни, жизни о которой он мечтал всё своё безрадостное детство. Только вот нужна ли ему уже эта запоздалая мамина любовь?
Вернувшись в квартиру, он застал мать, стоящую у входной двери. Её лицо выражало раскаяние и покорность. Когда он стал снимать обувь, мать подошла к нему сзади, обняла его за плечи, и сказала:
 -  Сынок, ты в праве меня ненавидеть, но знай, что я люблю тебя больше всех на свете! Просто я очень поздно это поняла.
 Егор развернулся к ней и хотел что-то ответить, но ком в горле сдержал все слова. Как рыба он беззвучно по открывал рот и, понимая, что ничего не выйдет, просто обнял свою маму. Так они простояли несколько минут. Нет, сын не плакал. Он вообще стыдился своих эмоций. Он был в шоке и растерянности, и хотел, чтобы эта немая сцена скорее закончилась. Выдержав паузу, Егор, вдруг, сухо сказал:
-   Я спать – поцеловал мать и уйдя в свою комнату, до утра не сомкнул глаз. Оставшись наедине с собой, он пытался понять, что всё это значит. Быть может мать, испугавшись одиночества, просто подстраховывается, пытается удержать его возле себя?  А может она боится, что я начну претендовать на жилплощадь Эфрона, которую он переписал тётке? Хотя, чего ей-то бояться? Перебирая в голове различные варианты, он удивлялся сам себе – почему бы ему просто не поверить в то, что мать его действительно любит и, пусть поздно, но осознала это. Тогда, ночью, он впервые почувствовал, что у него внутри, словно мозоль образовался. И этот мозоль не пропускает в душу любовь, раскаяние и отчаяние матери. И, самое страшное, что так желанная ранее, материнская любовь его не радует.
 А мать, после этого разговора словно подменили. Она изливала на сына всю свою ранее не реализованную любовь. Каждый вечер для него был готов шикарный ужин. По выходным, она тянула Егора на базар, чтобы купит ему какую-нибудь обновку. Постоянно подсовывала ему деньги, и, каждый вечер, когда он приходил и садился кушать, садилась напротив и расспрашивала его о чём-нибудь. А если он на контакт не шёл – рассказывала о том, как прошёл её день.
 Вскоре Егору это надоело. И он, стал всё чаще оставаться ночевать на квартире, которую они с институтскими друзьями сняли для развлечений. Приходя домой, на следующий день, он, как правило, заставал мать плачущей на кухне.
  Длилось это примерно пол года. Однажды, придя домой, он нашёл мать без сознания. Вызвал скорую. Её отвезли в больницу. Но в себя она так и не пришла -  умерла через три дня. Врачи поставили диагноз – инфаркт.
 Впервые за последние много лет Егор плакал. Плакал горючими слезами. Рыдал, понимая, всё последнее время, он просто издевался над собственной матерью. Выделывался, как тогда, в парке перед дядей Витей. Он понимал, что виноват в её смерти, и корил себя за это.
 Корил, но не долго. Девять дней он ещё  справил, а вот к сорока уже совершенно оклемался и, если бы тётка не напомнила, то даже бы и не справлял. Выпроводив гостей, после поминок на сороковой день, вздохнул с облегчением, понимая, что теперь сам себе хозяин. И отправился в большую, самостоятельную, взрослую жизнь с «сухарём» вместо сердца.