Вело-удача

(переработка с Конкурса Копирайта-К2 март 2013г.)
С благодарностью ко всем, кто остался неравнодушен и помог советами:
Людмила Федосеева, Николай Григорьевич Малахов, Иван Невид, Джо Бомжо, Анн Диа, Лев Рыжков, Лазарь, Нелли Искандерова, Марина Добрынина, Ильти, Наталья Алфёрова, Рия Алекс, Евгения Шапиро, Софья Шпедт, Ваша Шаша.



        - О, Боже! Вы шо?! Вам не знать Костю-одессита? Вы откуда есть, дорогие мои?

          Такой вопрос в Одессе может даже оскорбить. Одесса гордится и помнит всех своих знаменитых личностей, несть им числа: кто-то здесь родился, кто-то поселился, кто-то приблудился, а кто-то и умереть умудрился. Но, ступив даже ненадолго на эту землю, они внесли свою лепту в историю черноморского города. А вдохнув морского воздуха – они уже никогда его не забывали, и пронесли воспоминания о нём через всю жизнь: кто в прозе, кто в стихах, живописи, музыке – ведь не стать творцом, побывав в Одессе, НЕВОЗМОЖНО. Ну, или, в крайнем случае, предпринимателем.

          - Да, таки про шо это я? Ах да, Костя. Ну, я конечно, не о том Косте веду речь, который «шаланды полные кефали в Одессу приводил». Мой кореш, Константин Борча, дорогие мои, имел к Одессе, скажу вам, весьма опосредственное отношение.

                Родился он, в своё время, недалеко от этого портового города, километрах в трёхстах. Это там у них на Западе триста км – это о-го-го! А по нашим-то, эсэсэсэровским меркам, это – и не расстояние вовсе. Когда Костя, опять же в своё время, пошёл в армию, то один из сослуживцев, откуда-то из Сибири, брякнул ему: «Я так рад, что со мной служит настоящий одессит!» Такое заявление моего друга о-очень обидело. Дело в том, дорогие мои, что Одессу он возненавидел ещё с детства, когда все от садика до школы обзывали его, истого молдованина, Костей-одесситом. Короче, Одессу Костя не любил, но работать подался, в своё время конечно, именно сюда. Правда, тут он сделал финт: устроился матросом на флот. Так что, пробежав по одесской брусчатке и заглотнув на ходу достаточную для «отуземливания» порцию воздуха, не останавливаясь, махнул дальше, в Европу.
               
              Определили новоиспечённого моряка на белый пассажирский теплоход. Но, не зря говорят, «белый теплоход – чёрная жизнь»: вкалывать здесь приходилось, действительно, по-чёрному. С раннего утра и до позднего вечера Костя и другие моряки, под бдительным взглядом боцмана, замывали, зачищали, грунтовали, красили, драили, таскали, разгружали и загружали – короче, обеспечивали на судне комфорт и сервис для туристов. Прошло какое-то время, и Костю-одессита, так его, само собой, звали и на флоте, как вполне справляющегося с обязанностями и перспективного, перевели из палубной команды на несение вахты. Повышение по службе выразилось в следующем: теперь, вместо того, чтобы в робе и «со товарищи» вкалывать от перекура до перекура, или от кофепития до чаепития, он должен был, отутюженный и начищенный, в форме «от иголочки», стоять по стойке «смирно» у трапа. Кроме того - встречать и провожать гостей, оказывать им помощь, открывать двери и, при этом, мило улыбаться и здороваться на «ихнем» языке.

               Единственный плюс, который Костя нашёл в своём новом положении, был нормированный рабочий день. Отстояв положенные четыре часа вахты, получаешь целых восемь часов свободного времени! Теплоход каждый день заходил в различные порты по маршруту, и для молодого парня, вырвавшегося за границу, всё было интересно и манило «на посмотреть». Причалы обычно находились далеко от города, и туристов увозили и привозили автобусами. Для членов экипажа, имевших возможность и желание сойти на берег, существовало несколько вариантов: чесать до города пешаком, что было не так легко и быстро; взять такси, что было не по карману; или взять один из велосипедов, имевшихся у команды на борту. Большая часть экипажа работала на судне годами, и приевшиеся прелести зарубежных городов не так часто срывали их с места. Обычными были только вылазки до ближайшего магазина «Duty-Free» на территории порта. Редко кто отваживался оседлать колёсного коня и ускакать в город: давала себя знать и усталость от работы, возрастная леность, необходимость несколько километров крутить педали по шоссе, незнание иностранного языка.

                Короче, Костя ездил в город, по большей части, один. Он и не любил брать с собой попутчиков, за которыми надо смотреть в оба, чтоб не отстали или не вляпались в какую-нибудь историю, или под вкусы и интересы которых приходилось подстраиваться. Костя ещё не был обременён семьёй, торгонавтом пока тоже ещё не заделался и потребности в посещении лавок и распродаж для закупки товаров на перепродажу не испытывал. Куда больше его интересовали местные достопримечательности: хотелось всё увидеть и узнать, чтоб потом рассказывать друзьям и подругам, где довелось побывать. А возможностей круизный теплоход предоставлял более чем надо. Лайнер прокладывал путь из города в город, из страны в страну. Костя колесил на байке из порта в город и обратно, щёлкая на память достопримечательности Черноморья и Средиземноморья, успев «покорить» Грецию и Италию, Турцию и Израиль. Везде было что посмотреть, все страны оставили в памяти уйму впечатлений. Но порой воспоминания были и не совсем приятными, даже курьёзными.

                Так, к примеру, совсем не манит к себе больше Костю «берег турецкий». Три раза выходил он на «захват» Стамбула, и каждый раз его вылазка заканчивалась печально. В первый раз он прельстился турецкой кухней, ароматами которой пропитан весь порт, пролив, сам город со всеми жителями и домами. Запахи специй, мясных и рыбных блюд струятся из несметного числа кафе и ресторанчиков, сочатся из магазинов и базаров, поднимаются из окон и дверей жилых домов, стелятся по внутренним дворикам и выбираются на тротуары, конкурируя с ароматом кофе. Для простого моряка, не избалованного кулинарными излишествами и месяцами довольствующегося сомнительным профессионализмом кока, искушение – выше сил обычного смертного. Не удивительно, что Костя не внял советам бывалых товарищей и поддался вакханалии вкусов и ароматов. Удивительно, что он всё же успел добраться до судна до того момента, как непривычная восточная кухня стала искать выход из его организма. Благо, что судовой врач был опытен, а Костя оказался его отнюдь не первым пациентом с пищевым отравлением.

                Во второй заход Костя был уже научен горьким опытом и не стал искушать судьбу: он отправился в город с единственной целью – нащёлкать фоток на память. Но Турция, видать, оказалась злопамятной: стоило Косте направить фотоаппарат на какого-то бродячего циркача с медведем на берегу, как тот замахнулся на него палкой и стал требовать денег за съёмку. Напрасно бедный Костя пытался всеми доступными ему нелингвистическими способами объяснить циркачу, что не успел щёлкнуть ни разу, и не намерен это делать за деньги – тот стоял на своём и поднял крик на всю пристань. Это надо было видеть! Вся команда высыпала на палубу и покатывалась со смеху, пока Костя, преследуемый циркачом с медведем, ретировался на судно.

                Казалось бы, после такого турецкого «гостеприимства», Костю уже не выманишь на берег в этой стране. Но не зря говорят, что «бог любит троицу». Решил ещё раз испытать судьбу и Костя. Плотно пообедав, чтобы избежать кулинарных искусов, и оставив камеру на борту, он пошёл просто прогуляться. Сначала всё шло хорошо и спокойно, казалось, что все уготованные Турцией испытания Костя уже прошёл. Насмотревшись на мечети и Золотой базар, расслабившись, он решил зайти по пути в кофейню и выпить настоящего кофе по-турецки. Но судьба, а может рок, уже ждали его здесь: они заложили капкан в виде обилия восточных сладостей. Костя правильно рассудил, что от этих засахаренных вкусняшек плохо ему вряд ли будет, но забыл, что в Турции тоже есть пчёлы и осы… Короче, в увольнение ушёл Костя-одессит, а вернулся Костя-кореец. Долго ещё экипаж припоминал ему дегустацию турецких сладостей и хохотал над заплывшими глазами.

         - А в Марселе с ним другой гембель вышел… Но, об этом как-нибудь в другой раз, дорогие мои, а то так и не доберёмся до того, про шо хотел сказать: о похождениях Кости в Румынии.

                Именно Румыния была для Кости комфортнее всего. Здесь он почувствовал впервые, что знает хоть какой-то иностранный язык. Молдавский, его родной язык, оказался вполне понимаем и воспринимаем местным, румынским населением. Поэтому, когда судно время от времени заходило в Констанцу – большой румынский порт и курорт на Чёрном море, Костя чувствовал себя в своей тарелке.

        - Ну да, так именно в Констанце и произошла, дорогие мои, эта, ставшая притчей во языцех, история, вызвавшая зависть всего Черноморского флота. Так вот, слухай сюда…

                Как обычно, отстояв утреннюю вахту и наскоро перекусив, Костя оседлал верного колёсного скакуна и отправился в город. Он понравился ему ещё с первого посещения: с одной стороны, как бы небольшой и провинциальный, а с другой – крупный современный транспортный, индустриальный и курортный центр. Констанца чем-то напоминала Косте его родные, южноукраинские порты с такими же узкими улочками в старой части города, средневековыми одно- и двухэтажными кирпичными домиками, часто покрытыми ещё чуть ли не турецкой черепицей, небольшими лавками и базаром, пляжем и обилием отдыхающей публики. Что касается публики – это особая тема. В прибрежной зоне, на набережной и пляжах Мамаи и Эйфории, так называются пригороды курорта, кажется, что ты находишься в древнем Вавилоне. Здесь звучит речь со всех уголков мира, и можно встретить туристов со всего света. Костя любил кататься по более тихим тенистым улочкам Эйфории, где по большей части располагались дачи и дома отдыха для «верхотуры». Заезжал он временами и в Мамайю, растянувшуюся по косе, где вся набережная представляла собой сплошную череду пансионатов, санаториев и кафе, над которыми ползли вагончики подвесной дороги.

                Так и в этот раз, насмотревшись на отдыхающие здесь народы мира, Костя решил под конец проехаться по центральной части старого города. Там тоже было на что взглянуть. В прошлый раз он успел уже посетить местную достопримечательность – краеведческий музей и собрание мозаики из археологических раскопок. Теперь по пути Косте встретилась древняя мечеть и православный храм, остатки, вернее руины древнего городища. Свернув вдоль набережной и проехав небольшой базарчик, где местные торговали различными ракушками, кораллами и засушенными морскими звёздами - «дарами моря», разносившими специфический духан по округе, Костя вырулил к знаменитому Казино. Это здание, везде рекламируемое как жемчужина Констанцы, действительно было красивым: стоявшее в одиночестве на небольшом выступе берега, открытое всем ветрам и волнам, оно как чайка бросало вызов морю. Бросало оно вызов и обществу – поэтому от казино осталось одно название, в здании располагались бар «для всех» и ресторан «для избранных». Что касается моря, пытавшегося уже второй век слизать этот белёсый раздражитель, то и на него тоже нашлась управа: весь берег в районе казино был завален огромными бетонными глыбами, о которые и разбивались руки Посейдона, не дотягиваясь ни до белоснежных стен, ни до ступеней, ни до террас.

              Костя долго бродил вокруг этого здания, заглядывал в его огромные, узкие и высокие окна, пытаясь разглядеть в просветах занавесок убранство ресторанных залов. Фрески, тяжёлые хрустальные люстры, столы и стулья, покрытые белыми накидками – залы были готовы принять высокопоставленных посетителей в любой момент. Залюбовавшись этим памятником архитектуры, Костя и не заметил, как быстро пролетело время. Спохватившись, он вскочил в седло и стал что есть мочи налегать на педали. До причала, где стояло его судно, было довольно далеко: надо было проехать не один квартал по извилистым улочкам старого города. Костя крутил педали, часто поглядывая на ручные часы. Опоздать на вахту и получить нагоняй ему было совсем не с руки. Мимо проносились покосившиеся местами заборы и оградки, затянутые плющом. Дома с прогнувшимися крышами напоминали мезозойских ящеров, ощетинившихся черепичной чешуёй. Улицы становились всё уже, местами дорога и тротуары сливались в одно целое. К тому же, весь асфальт был в выбоинах и ямах. Косте приходилось постоянно вилять, чтобы не попасть колесом в одну из них. Благо прохожих в этом районе города почти не попадалось. Создавалось впечатление, что большинство местных жителей сейчас на работе где-то там, в туристической зоне, а сюда они возвращаются лишь переночевать.

             Эта мысль показалась Косте интересной. Он на миг задумался, и чуть не влетел колесом в очередную расщелину в дорожном покрытии. Резко свернув в сторону, заметил краем глаза мелькнувший силуэт, почувствовал толчок – и вылетел из седла. Дело было летом, на Косте были только шорты и футболка, и жёсткое приземление на шершавый асфальт оказалось малоприятным. Но о своих болячках пришлось вмиг забыть, когда, подняв голову, он увидел лежащую рядом с велосипедом пожилую женщину. Говорят, что у умирающего перед глазами проходит вся жизнь. Костя, наверное, собирался ещё пожить, потому что перед его мысленным взором замелькали картины ближайшего будущего: вот приезжает полиция, бабку накрывают простынёй и уносят, а его под белы рученьки препровождают в тюрьму.

              - И чё ему было делать? А, салаги? Вы бы, небось, дёру дали? Да поскорше, куды зенки глядят!... Нам-то легко рассуждать, а Косте каково было? Вокруг никого – только велосипед и тело валяются посредине дороги. А тело то - шевелится и мычит! Это отрезвило Костю, подбежал к бабке – та как глянет на него! Делать нечего – почувствовав укор совести, Костя, что есть мочи, колотит в ближайшую калитку. На грохот выходит румынка. Костя ей на старушку указывает, та сразу врубилась и скорую вызвала.

                Из нескольких домов показались местные жители, они по-соседски перетирали происшествие. Время для Кости остановилось, он сидел на корточках возле лежащей и постанывавшей время от времени старушки. Одной рукой она придерживала другую, на которую, видимо, и упала. «Прилично одета, не похожа на местных» - отметил про себя Костя. Подъехавшая карета «скорой» не стала долго возиться. Бабулечку без лишних слов положили на носилки и погрузили в фургон. Фыркнув хриплой сиреной, и моргнув синим огоньком на прощание, автомобиль скрылся за поворотом. Костя, не успев и опомниться, остался на улице один. Постоял ещё немного, опешившим взглядом оценивая ситуацию – никто, вроде, не собирался его арестовывать, любопытствующие соседи разошлись, на улице вновь не стало ни души.

                Не ощутив больше никакого интереса к своей особе, Костя поднял велосипед (благо тот остался на ходу) и помчался на судно. Там, как и положено, его ждал нагоняй за опоздание. Но долго задерживать на трапе вахтенный не стал, так как Косте ещё предстояло переодеться и сменить его. Минут через пяток, запыхавшийся и раскрасневшийся, Костя уже стоял на своём посту. О произошедшем, само собой, он предпочёл не распространяться, объяснив своё опоздание техническими проблемами с велосипедом.

              Время на вахте, как всегда, тянулось медленно: разморяюще светило солнце, тихо плескалась о борт волна, пискливо кричали чайки. Костя встречал и провожал пассажиров, открывая дверь и не забывая им улыбаться. Всё было как всегда до того момента, пока к трапу не подкатила полицейская машина. В этом, в принципе, тоже не было ничего особенного: полиция постоянно патрулировала вдоль набережной, временами власти наведывались на судно, как бы для проверки, а на самом деле – чтобы выпить «чашечку кофе» в баре за счёт капитана. Вот и в этот раз из авто вышли два офицера в форме. Поправив фуражки, они открыли заднюю дверцу – и… Костя не поверил своим глазам, зрелище было ужасно: на причале стояла ТА САМАЯ бабка. Костя узнал бы её в любой толпе, тем более с загипсованной рукой в перевязи. Паника охватила бедного матроса, он не знал что делать: или бросать вахту и бежать на все четыре стороны, или прыгать за борт, или кидаться с покаянием в ноги старушки. «Как? Откуда они смогли узнать, что я моряк, и именно с этого судна?» Мысли вихрем пронеслись в голове, пока старушенция, поддерживаемая с обеих сторон заботливыми стражами порядка, поднималась на борт. Навстречу им уже выскочил директор круиза, с тревогой и участием в голосе, ставший расспрашивать о происшествии. Костя стоял сам не свой: он всё ещё держал открытой дверь и наблюдал, как процессия, к которой присоединились судовой врач и отель-менеджер, медленно удаляется по коридору. «Что делать?» и «Как быть?» - эти вечные вопросы русской натуры двумя строчками азбуки Морзе прочертили лоб несчастного матроса.

               Напрасно Костя терзал себя, что же теперь будет - ничего страшного не произошло. Он достоял свою вахту, так и не дождавшись выхода полицаев или старушки. Как вы уже, наверное, поняли, дорогие мои, пострадавшая оказалась туристкой этого теплохода, и полиция просто доставила её из больницы на судно. Конечно же, никто и близко не догадывался, кто был виновником травмы. Но Косте от этого было не легче - это надо же было иметь такое счастье, чтобы в городе, который кишмя кишит гостями всех цветов кожи и разреза глаз, сбить пассажирку именно своего судна.

               Сперва у Кости вертелась в голове мысль пойти к бабульке и повиниться, но по мере того, как вахта подходила к концу, а никто его не искал и не вызывал, напряжение спадало. Да и на каком языке ему было с ней общаться? К тому же, Костя вспомнил, что завтра утром туристам всё равно предстояло покинуть борт судна – их ждал перелёт на родину из Бухареста. Эта мысль совсем успокоила провинившегося матроса, и на высадку поутру он вышел со спокойной, хорошо выспавшейся совестью.

                Посадка и высадка туристов на судне – это ещё тот дурдом. Носящиеся по коридорам очумевшие туристы; проходы, заваленные чемоданами, сумками, рюкзаками и прочим багажом; каждоминутные объявления по трансляции о прибывающих автобусах и такси, убывающих группах и потерявшихся родственниках; отель-менеджер, безуспешно собирающий ключи от кают и сейфов и раздающий паспорта; бортпроводницы и рецепционисты, пытающиеся навести в этом аду хоть какой-то порядок – вот неполная картина маслом. Костя, уже мореман со стажем, окунулся в эту бушующую стихию с храбростью и отвагой человека, которому нечего терять, кроме своих чаевых. Как обычно, он получал указания от боцмана, какие чемоданы, из каких кают, куда следовало относить. Не особенно обращая внимание на туристов, он старался побыстрее вернуться за новой порцией багажа для очередной ходки. Именно в такие моменты наиболее очевидным становился смысл изречения «Время – деньги»: ведь чем больше пассажиров удавалось обслужить, тем большим к окончанию высадки оказывался навар.

              Костя носился как заводной с палубы на палубу, когда, после очередной порции доставленных чемоданов, сумок и баулов, получая заслуженные чаевые, услышал обращение в свой адрес на молдавском (а может – румынском) языке: «Это Вам, молодой человек. И,.. спасибо, что оказали мне помощь… вчера!» Костя поднял глаза – и остолбенел: перед ним стояла его жертва. «Я… я … виноват, простите» - начал он, заикаясь. «Да я тоже хороша – ловила ворон, засмотрелась, задумалась… Я ведь родилась в этих краях,.. - бабулька улыбнулась, – А ты, всё равно молодец – не убежал, вызвал врачей и сидел со мной до их приезда!» Старушка озорно потрепала Костю по холке. «Kostja» - прочитала она на его бейджике – «Ну что, Костя, давай прощаться – может, если будем живы, когда снова и увидимся!» Она зашла в автобус, а Костя так и остался стоять с открытым ртом, забыв, что его ждут чемоданы и чаевые. Автобус медленно покатил от причала, в окне здоровой рукой ему махала добрая и не злопамятная туристка.

             - Ну, и как вам такой расклад судьбы будет, дорогие мои? В принципе, на этом история могла и закончиться. Но судьба Кости-одессита оказалась не столь прозаичной.

                Прошёл год. И в один прекрасный день на посадке в немецком Бремерхафене на него с радостным криком «Kostja» и распростёртыми объятиями бросилась из толпы вновь прибывших туристов пожилая женщина. Слегка оторопев, Костя узнал старую знакомую. От смущения он вновь не знал, что ей сказать. Но старушка взяла инициативу в свои руки. Все последующие дни круиза она буквально не отходила от «душегуба». Она стояла все вахты рядом с ним, они сидели подолгу вместе на палубе, даже пару раз выходили на пару в город. Бабулька с удовольствием щебетала на своём родном, но слегка подзабытом румынском языке. Косте тоже было интересно с ней общаться – впервые ему удалось установить непосредственный контакт с кем-то из туристов. Отсутствие познаний в английском или немецком, мешавшее ему ранее, теперь вполне компенсировалось родным языком. Раскрепостившись, он стал щебетать под стать бабульке. Туристы и экипаж с удивлением наблюдали за живо беседующей на непонятном для всех языке странной парочкой: восьмидесятилетней немкой и двадцатилетним русским. А они, не обращая внимания ни на кого, рассказывали друг другу о своей жизни, о семьях, о планах…

               Их дружба и общение продолжались несколько лет. Старушенция ходила ещё несколько раз в круизы, присылала Косте регулярно письма, открытки и посылки к праздникам, приезжала навестить, когда его судно заходило в порты Германии. А потом… Потом её не стало. Куда-то пропал с флота и Костя.

            Через пару лет я встретил его случайно в Одессе. Оказывается, бабулька оставила ему кое-что по завещанию. Он обосновался в «нелюбимой» Одессе, начал свой бизнес и неплохо раскрутился. Вот так вот, дорогие мои!

                - Ой, таки вы и впрямь знать не знаете Костю-одессита? Хм, а хто навострил велотуры по Одессе для туриков? И хто даёт такой солёной голытьбе велики, шоб смотались в город между вахтами? То-то! Так шо, по коням, салаги! - Боцман открыл фальшборт, выпуская стайку вело-матросов, отправляющуюся в увольнение.

         - Время пошло! И смотрите мине, куды едите, дорогие мои, не кипешуйте! – добавил он, усмехаясь, вслед разъезжающимся молодым матросикам, жадно высматривающим и выискивающим что-то в припортовых закоулках.