Маленькая интриганка

         Если  вам  кажется,  что  трёхлетние  дети  глупы,  то,  скорее  всего,  у   вас  проблемы  с  IQ  ...   Многие,  став  взрослыми,    не  помнят  своих  мыслей  той  поры,  некоторым  везёт,  и  они  вспоминают  занятные  вещи...   
               Жили  мы  тогда  в казарме.  Это  было  тяжёлое,  послевоенное  время.  Папа  был  командиром  роты,  которая   располагалась  в  длинном  бараке  с  двухярусными  солдатскими  койками.    В  конце  барака   нашей  семье  выгородили  апартаменты – поставили  перегородку    из  необрезной  доски  или   даже  из   горбыля,  сложили  печку,  побелили  всё  это  извёсткой,   втиснули  туда  четыре  железные  солдатские  кровати,  дощатый  стол,   тумбочку,  покрашенную  суриком,  пять  табуреток  и  прибили   обрезок  доски  с  крючками – вешалку...   Табуреток  было  пять,  как  и  членов  семьи:  папа,  мама,  бабушка,  старшая  сестра  и  я.   Прожили  мы  в   этих  хоромах  совсем  недолго,  месяца  четыре,  пока  не  освободилась  иная  жилплощадь,  однако,  я  их  и  теперь  помню  во  всех  деталях.    Кроме  того,  я   чётко   помню  несколько  историй  нашей  казарменной  жизни,   а  мне  тогда,  по  определению,  не  могло  быть  более  трёх  с  половиной  лет.   Лично  меня   в  таком  житье  всё  абсолютно  устраивало,  кроме  одного   досадного  обстоятельства...   Если  бабушка  не  успевала  к  папиному  приходу  домой   вынести  мой  горшок,  отец  требовал,  чтобы  я  сама  это  делала.    Иногда  бабушка  умела  меня  отмазать   такими  аргументами:  «Там  скользко»,  «она  ещё  маленькая»,  «упадёт,  ещё сотрясение  мозга  получит».   Конечно,  солдаты  слышали   дебаты,  но  были  всегда  на  стороне  отца,  и  когда  он  одерживал  победу,   ждали  моего  выхода,   чтобы  ехидно   поинтересоваться:  «Что  это  у  тебя  в  кастрюльке?»   и  даже  тянули  руки  приоткрыть  эту   ненавистную  кастрюлю... 
                Так   вот,    однажды,  как  бабушка  за  меня  не  билась,  а,  надо  заметить,  что  я  всегда  умело  подыгрывала  ей,   например,  начинала  обувать  валенки  «не  на  ту  ногу»,   прятала  свои  варежки -  создавала   причины  не  выполнить  приказ    или    всячески  демонстрировала:   «Я -  маленькая!!!».  Но  в  тот   раз  отец  остался  непреклонен.   Я,  вооружившись  зверским  лицом,   пнула  дверь  и   пошла  между  рядами  солдатских  кроватей  со  своим  горшком.   Выйдя  на  действительно  скользкий  порог   осмотрелась,  поняла,  что  никто  меня  не  видит,  швырнула   горшок  на  ступени,  подождала,  пока  его  содержимое  не   остановится   на  определённом  месте,    и   повалилась  с  диким  рёвом  (предусмотрительно  подальше,  чтоб  не  испачкаться).   На  мой  крик  немедленно  выбежал   босой  отец,   подхватил  меня  на  руки  и  понёс  домой...   Мой  мозг  сотрясался  от  негодования.    Видимо   я   долго  не  хотела  замолчать,  и,   по  бабушкиному  настоянию,   папа  побежал  за  военврачом  в  соседний  барак...     Мы  тогда  служили  под  Улан – Удэ,  и   нет  ничего  удивительного,  что   врач  был  бурятом.      Моя   бабушка  же   всю  прежнюю  свою  жизнь  прожила  в  глухой  деревне  под  Воронежем,  и   никаких  других  людей,  кроме  своих,  деревенских   да    оккупантов – немцев,  мадьяр,  румын  и  итальянцев    не  видела...   Но  пришло  ей  в  голову  пугать  меня  бурятами...  Когда  врач  пришёл,  я  уже  устала  плакать,  во – первых,   а  во – вторых,   мне  надо     было   выяснить,  что  такое  «сотрясение  мозга».    Разговаривая  с  доктором,  я  поглядывала  на  отца – он  притихший  сидел  на  краю  кровати  и  очень  виновато  себя  чувствовал.  Бабушка  носилась  бы,  как  фурия,  если  бы  позволяло  пространство.  В  «воздухе  пахло  грозой»...   Я  была  абсолютно  уверена,  что  больше  не  буду  выносить  свой  горшок,  но  жаждала  мести...   Под  конец  визита,  когда  врач  уже  сказал: «Ничего  страшного»,    я  сказала: «Дядя,  ты  бурят,  а  я  тебя  не  боюсь!»  и  торжествующе  посмотрела  на  отца...    
P.S.    Здесь  должна  оговориться,  что  не  имела  даже  смутного  представления  о  национальной  политике  и  национальностях  вообще,  а  сказала  так  исключительно  потому,  что  знала:  отцу  будет  стыдно!!!