Записки Дикого Лиса. Когда моё сердце взорвётся

"Когда моё сердце взорвётся"

Когда моё сердце взорвётся, над Землёй пронесётся вопль и стон.
Когда моё сердце взорвётся, тысячи маленьких детей остановятся в смятении перед тем, как купить себе стаканчик мороженого. Дети почувствуют на миг, на очень короткий миг что-то новое и одновременно старое в своей жизни - и это чувство будет совершенно новым и необычным для этих ребят.
Мир вокруг каждого ребёнка остановится лишь на считанные миллисекунды. Остановится так, как останавливается поезд, прибывающий на платформу номер пять, где-то в Париже, готовясь выстрелить заснувшими пассажирами на перрон. А когда этот поезд, со звуками скрежета и свиста от контакта своих колёс с провалившимися рельсами, наконец застынет, то остановка всей машины даст движение другому миру. Миру людей.
Детям станет видно, какие на самом деле яркие панели у рядом стоящего дома или какая на самом деле яркая вывеска весит у них над головами, закрывающая им Солнце; как вихри вокруг летевшего по тратуару мяча красиво завиваются и направляют материю по заданной троектории, или как мама посылает своей дочери энергетический шар Любви, просто улыбнувшись и поймав взгляд своего ребёнка. Дети в почувствуют необыкновенную внутреннюю свободу, искреннюю, давно забытую радость; они воспарят в воздухе...
Но затем всё померкнет. Серость закроет своим колпаком умы детей, которые встрепенутся, моргая глазами, думая, что они, наверное, перегрелись сегодня на Солнце. Продавщица, не видевшая того, что видели дети, с недоумением посмотрит на ребят, возмёт монеты из протянутых рук и обменяет их на кусок серого хрустящего сахара.
Вечером, вспоминая прошедший день, дети обозначат это странное чувство ещё не совсем ясным для них словом "дежавю".

Когда моё сердце взорвётся, матери мира почувствуют еле уловимый стук в своём сердце, рядом с их сердцебиением. Они подумают, что, может, это новая жизнь рождается там, внизу, ниже диафрагмы. Но это будет не так.
Когда моё сердце взорвётся, отцы вспомнят о своих сыновьях. О тех, кто сейчас воюет на невидимой войне, поливая своей кровью выдуманных врагов и вскрикивая, когда очередная жертва вешается на своей же одежде, не выдержав давления и натиска железных цепей. Вскрикивая, когда эта же жертва тут же рвёт своей массой одежду, убедившись, что уходить из жизни, не сев на поезд, идущий домой, бесполезно...
Когда моё сердце взорвётся, какому-то президенту вручат очередную медаль за новые достижения в политике. Известному спортсмену - новую награду. Певице - очередной Грэмми. Писателю - золотую медаль имени писателя, писавшего раньше него. В магазинах хлеб подорожает на пару единиц, в то время как тысячи свободных рук будут лишь подметать улицы и искать ответы на свои обретённые и несуществующие профессии.
Когда моё сердце взорвётся, я, естественно, погибну. Хотя, ведь я могу жить как с сердцем, так без него. Но без сердца мир станет добрее к гордым...
Когда моё сердце взорвётся, сладкая истома прольётся по всему моему телу. Капилляр за капилляром в теле начнёт трескаться, разноситься на куски, как огромный металлический каркас небоскрёбов 11 сентября 2001 года. Кровь с рёвом, не слышимым для окружающих людей, станет заливать брюшную полость, печень, желудок, затапливать и глушить мои мысли. С невыносимой болью я войду в состояние эйфории, мой мозг парализует на какой-то совершенно в тот момент бесполезной мысли. Рука нервно дёрнется в сторону груди, чтобы сделать попытку подправить сердце... Влево, вправо, но...
Всё моё внимание раствориться на мягком и уже медленном мышечном расслаблении, на чувстве, как кровь через трикуспидальный клапан переходит от правого присердия в правый желудочек, чтобы наполнить себя порцией кислорода. Кислорода, который мне уже не понадобится. Мне тем временем уже будет всё равно, дойдёт ли кислород, наполненный запахом ландышей, сирени, туберозы и фрезии до задней доли гипофиза, или до нейрогипофиза, чтобы отрегулировать водный обмен в надпочечниках.
Давление в сердце исчезнет. Не то, обычное, физическое, а то, которое было со мной столько лет, что усиливалось и слабело в зависимости от времени суток и количества выпитого вина. Это давление, что не позволяло чувствовать мне покой ни днём, ни ночью, уйдёт вместе с кровью, разойдётся по организму, даря свободу сердцу. Свободу от вечной работы.
Это будет невыносимо красивая палитра чувств, от которой из моих глаз брызнут слёзы. Рядом стоящие подумают, что мне очень больно, тогда, когда я уже буду чувствовать рай внутри себя от полученных ощущений. За миллисекунды в моём теле и мозгу образуется и сгорит такой набор гармонов, что эффект будет аналогичен сильному наркотическому веществу, введённому обезумевшему скидальцу в психбольнице через шприц с силой в вену, дабы успокоить его и сделать смерть, пожирающую его своим горящим языком, иллюзией рая.

Было бы лучше, наверное, чтобы окружающие не видели в тот момент моего взгляда из моих открытых глаз. Мой взгляд в тот момент будет невероятно красочным, настолько, что если, например, Вы, поймаете его - то сразу же погибнете от перегрузки информацией своего мозга. Погибнете так же быстро, как и я.
Забавно, что при вскрытии признаков ишемической болезни сердца у меня не обнаружат. Материалисты будут искать причину в мясе, пытаться объяснить свидетелям, что смерть произошла по понятным причинам, но... Будет лучше, если Вы не увидите моего взгляда.
Может, смерть от такой информации, нисходящей сверхбыстрым потоком из моих глаз в Ваши и переливающейся миллионами оттенков красок, на самом деле - красивая, приятная, как разрыв миокарда? Не знаю. Во всяком случае, она такая же болезненная поначалу. Жгучий, быстрый поток...
Смотреть или не смотреть - за доли секунды всё решит Ваше подсознание. Вы даже не опомнитесь, как Ваши глаза автоматически встретятся с моими.

... А я в тот момент не смогу закрыть глаза сам, даже если бы всей душою хотел, чтобы окружающие остались в живых. Я просто не успею...