Закрытие сезона радуг

Первой замечает жена Егорши. Она восторженно вскрикивает:
- Зацепилась!
Вглядываемся: точно, засасывает РАДУГУ, и совсем недалеко от нас, в Оленьем болоте. Мелко трясется она от страха, словно в капкан угодила; налилась багрянцем от злобы или обиды; тянется вслед за грозовой тучей и не может вырваться; дергается что есть силы радужной плотью, тужится, но от того еще прочнее увязает.

- Километров десять будет, - прикидывает Семен, - если резво помчимся, то можем успеть.

А нам собраться, что голому подпоясаться. С прошлого выезда не успели инструменты и снаряжение обсушить и окропить.

Заглядываем в шатер, где жены для нас накрыли праздничный стол в честь завершения юбилейного сезона. Выпиваем на дорожку и, перекрестившись от души, грузимся в УАЗ - в "буханку", карету, так сказать, "Скорой помощи". Этот вездеход Лешка, на правах главврача сельской больницы списал на себя еще в конце девяностых.

Едем молча.Тщательно осматриваем экипировку.

Нас четверо, но постоянных и опытных "смертничков" только трое. Егорша проходит испытательный срок первым сезоном, и что у него на уме, никто из нас не знает. Но знаем точно, что жена Егорши довольна до соплей - вряд ли позволит ему выйти из команды.Ну, если только сама не рассорится с нашими женами при дележе, что случалось уже не раз, но с другими, давно вычеркнутыми из нашей памяти женщинами. Не все могли спокойно снести колкости, например, жены Семена...

Едва догоняем возле Ведьминого Лога крупные капли убегающего дождя, как "буханка" глохнет и замирает, подавившись собственными выхлопами сизого дыма - так неожиданно вяло отбрыкивается от нас РАДУГА. Ну, с этим "взбрыком" справляемся привычно просто: поворачиваем козырьки кепок к затылкам - мотор заводится, и мы скатываемся к Оленьему болоту.

Дальше - сами не налюбуемся своими быстрыми и отточенными телодвижениями, доведенными до автоматизма.

Семен выскакивает первым из "буханки"; ощупывает воздух руками; показывает Лешке, как лучше поставить машину, чтобы красные кресты на борту эффективно включились в работу, и прочерчивает приблизительно диаметр радужного столба.

Повезло! Действительно, дуга оказалась на редкость узкая и плотная.Видно, как она в отчаянии пытается вырваться из зарослей дикого шиповника.

Егоршу, как самого неопытного, используем в качестве кнехта. Пока он, упираясь спиной в воображаемый им столб, кряхтит и выламывает себе руки, Лешка вколачивает в землю 16 металлических скоб и 17 костылей. Такое число определил Семен.

Мне кажется, хватило бы и десяти, чтобы основательно по краям приколотить РАДУГУ. Но я молчу. Мне не следует в данный момент распылятся на всякие споры и пререкания.

Я вынимаю лопату из ведра с соляркой, пробиваю плотную мякоть и проникаю в утробу радужного столба. Легкое головокружение не мешает мне провести успешно спектральный анализ и определить на ощупь теплоту желтой световой полоски.

Я вонзаю лопату под корень торчащего из земли луча и слышу нарастающий звон в ушах. Значит, угадал!

Я подаю условный знак Семену и начинаю усердно копать - снимать торфяник слой за слоем. Времени у меня в обрез, если за пару минут не успею что-нибудь нарыть, то дальше оставаться  опасно!

Семен кричит мне:
 - Вся нечисть с округи сбежалась! Ух! Не отвлекайся, сейчас кадилом окурим! - и бежит к машине.

Лешка с последней скобой не может справиться: бьет по ней кувалдой, а она пружинит и одним острием заходить в землю никак не хочет.

- Ты ДЕДУКУ прибил к кочке! - сбивая дыхание, кричу я Лешке.

  Мне, в отличие от Лешки, внутри столба все видно и слышно.

  КЛАДОВИК визжит от возмущения и по траве рукой шарит, пытается ухватить черенок лопаты.

- Отпихни его в сторону! - советует мне Лешка.

-Ни, ни! Копай, не отвлекайся! - приказывает Семен, зажигая на ходу кадило: - Сейчас выкурю, засранца! 

 Он бежит от машины, но неожиданно спотыкается о ногу сухонькой, страшненькой старушенции, которая в это время уже сосредоточенно сует за шиворот Егорше огромных черных пауков и шершней.

Егорша извивается, трется о куст шиповника, плюет в старуху, но стойко продолжает удерживать радужный столб.

- Что же ты, Дедука, здесь растележился? - тяжело дыша, говорю я, но скорее себе, расшвыривая в стороны липкий торф.

- А ты, будто не знаешь? - с ехидцей отвечает КЛАДОВИК, сует длинную руку в прорвань своей синей рубахи и начинает скрести ногтями грязную, волосатую грудь.

 Хрустит у него грудь, как снег под ногами в лютые морозы:

 - Мне ваши рожи уже за всяким кустом мерещатся. Почитай, каждое лето, с Ивана Купала шастаете здесь, разрыв-травой трясете перед нежным оком моим. Все именные клады повыкапывали... Ой! Что-то печет мне зад!...

А это  Семен уже окуривает нижнюю половину КЛАДОВИКА там, снаружи, вне столба. На запах паленых штанов КЛАДОВИКА ползут Навьи, кричат душераздирающими голосами, выдыхают мертвечиной...

Еще сильнее подзадоривает их звук лопаты, бьющей в металлические скобы сундука.

Я закидываю в рот "кость-невидимку" и шепчу:

"За болотом немного положено - мне приходится взять. Отойди же ты, нечистая сила, не вами положено, не вам и стеречь".

- Трижды... Трижды прочти! - напоминае Семен. Будто из далека кричит, а на самом деле - в метре от меня. В паузах успевает лупить по башке кадилом огромную черную собаку с фиолетовыми глазами оборотня.

Краешком глаза ухватываю картинку: Омутник с прилепленными к нему злыднями забрался на плечи Егорше и гонит его к Припекало в гости.

Слышу мучительные стоны Лешки. Мне даже боязно глянуть в его сторону. В клубок там сплелись упыри, червеобразные подземники и катают Лешку по болотным кочкам.

Я "отчитываю" трижды клад и рву жилы, вытягивая неподъемный ларь за периметр радужного столба.

В это мгновенье раздается громкий треск: со скобами из земли летят ошметки РАДУГИ, и столб света обрызгивает всю нечисть, всю тустороннюю силищу, пытавшуюся минуту назад загрызть в злобном азарте нас.

РАДУГА со злобным шипением  уносится за грозовой тучей, оставив после себя развороченный и порубленный в мелкую крошку торфяник.
 Лопнула, точно перезревший гриб-дождевик, и осела бежевой пылью на траве вся мерзкая нечистая сила.

Лешка сидит в позе Лотоса, разминает себе шею. Слава Богу, живой! Ему досталось не меньше, чем Егорше. Кажется, черти били Лешку его же кувалдой. Он стонет:

- Ну, и ради чего мы?...

Я пальцем тычу в КЛАДОВИКА, который, поджав короткие ножки, восседает последние минуты хозяином на ларе и мелко трясет куцей бороденкой.

- Дедука, ты чего сегодня такой отчаянный? - спрашивает Лешка у КЛАДОВИКА: - Чуть не ухайдакали меня твои товарищи по партии, черти лысые. Было хоть за что?

- Еще бы! - хмыкает Дедука и бьет ладонью по ларю: - Мужики, но вы не забывайте об уговоре...

- Никто не забыт и ничто не забыто. Четыре пятых - нам, одну долю оставляем тебе, - читает Семен по памяти пункт четвертый уговора за номером 3 от 12 июня 2003 года: - Одну заначку дважды не выкапываем...

- Хорошо, - довольствуется услышанным КЛАДОВИК: - В таком случае, я бы даже сам к вам в машину за мешком сбегал, да вот кресты там нарисованы не к месту.

Егорша приносит мешок, и мы все вместе начинаем составлять опись отвоеванного нами клада. Процедура муторная, но необходимая.

- Монеты чеканные, с изображением, - отчитывается КЛАДОВИК, - 94 кругляша. Значит, от ста отнимаем шесть и делим на пять, итого: двадцать шесть монет оставляем в сундуке, остальное великое множество - вам, паскудам. За лето уже четвертую заначку вскрываете. Не стыдно?... Три ковша и четыре блюда "хрустированных", - продолжает ревизию КЛАДОВИК: - На пять не делится, и от ста не отнимается. Беру себе один отседа, и одно отседа, и еще одну оставляю себе...

-Э-э, Дедука, не борзей! - слабо пытается возразить Егорша и тянется к блюду.

КЛАДОВИК вопросительно смотрит на Семена.

Семен по специальности юрист, и в трансфинитных числах разбирается лучше всех нас, вместе взятых. Он и выносит приговор:

- Дедука прав! Ты, Егорша, не жадничай. У нас еще с прошлого раза  одна ассигнация  екатерининской эпохи в сто рублей сохранилась. Этой бумажкой и выкупим у Дедуки весь его хлам.

- И я о том же баю, - подхватывает КЛАДОВИК и ставит в упрек Егорше: - Рядиться со всякими не желаю. Пущай у меня кладов, как насрано в лесу, но уговор, он - закон. Сильнее уговора только другой уговор. Да и куда вам столько моего добра?

- А мне-то что? Мне-то зачем? Мне эти клады не нужны. Вот, например, три кубка золотых. Да я вообще пью только из стеклянной посуды... Вот, библия, обложенная какими-то камушками: я и читать-то на церковно -славянском не умею, - с сожалением говорит Егорша и незаметно складывает все к нам в мешок: - Бабы это. Все - они. Всюду виноваты. Они нас подстрекают... 50 рубленых кусков серебра, мониста - на хрен мне сдалась мониста? - ожерелья золотые с гранатом - шесть. Все -ей, ненасытной, - их тоже - в мешок под шумок.

- И то, правда, - в глубокую задумчивость впадает КЛАДОВИК, задетый за живое.

 Женщины для него - больная тема. Видимо, имела место нелицеприятная история с какой-то ведьмой.

Еще пять лет назад я тоже пытался выведать у КЛАДОВИКА причину его ненависти к женской половине.
 Он не медля впал в ступор и потом долго мямлил о каких-то результатах:

"В результате она рубанула мне со всего размаху по душе", - снял рубаху и показал на спине огромный розовый рубец: "Вот, такой вот результат. Все бабы - подлые дуры. И - моя. Была".

"Топором шарахнула сзади? Это - по-нашему", - поставил профессионально тогда диагноз Лешка и через день укрепил свой бронежилет со спины неподъемной чугунной плитой - на всякий случай.

Возвращаемся на дачу, к праздничному столу, в приподнятом настроении успешных добытчиков.
Мотор в "буханке" не рычит припадочный, но выбивает четыре четвертых. Рок-н-ролл!

 Переодеваемся на ходу - Лешка уже скинул с себя защитный костюм сапера - Егорша
аккуратно складывает в ящик шлемы, укрывает бронежилеты пластиковыми щитами. Щиты, как новенькие, пользовались ими лишь пару раз. А вот остальную форму следует подвергнуть тщательной ревизии - сильно покоцана и изъедена. Кевлар превратился в бязь. Истерзали черти амуницию.

- Когда-нибудь я поменяю хобби, - мечтательно говорит Семен, - марки начну собирать или сберегательные книжки. Куплю удочку, разведу рыб в своем пруду и достойно встречу на даче старость.

- Лучше пол смени. Это я тебе советую, как потомственный врач-гинеколог, - не отрывая взгляд от дороги, вмешивается Лешка, - новые ощущения, неведомое восприятие,маянщие горизонты, так сказать... Может, кроме РАДУГИ, по другим приметам начнем клады искать...

- Ага, ага, я вот, например, месяц назад ночью банника знакомого в бане повстречал, - подхватывает Егорша радостно, - он весь такой выпачканный в саже, глазки живые, глумливые. Сказал мне: "Чё, за кладами гоняетесь по РАДУГЕ-дуге? Смешнее, мол, ничего не мог придумать?" Оказалось, что до банника он КЛАДОВИКОМ работал в соседнем районе, потом проштрафился...

- Ты это сейчас серьезно сказал? - спрашиваем мы после продолжительной паузы одновременно и отчаянно, даже Лешка остановил "буханку" и всем корпусом повернулся к Егорше: - Или вздумал проехаться по ушам на 10-тонном катке?

-Егорша, ты человек взрослый, - это уже говорю я и сам себя не слышу, - в партию Зюганова членом зачислен, атеизмом промышляешь и всякими марксизмами-элинизмами, колбасу из холодильника тыришь по ночам и жрешь тайком в туалете, чтобы жена
не услышала, в общем, материалист до мозга тазовых костей, а брешешь, как Шахир из зада, мелко и непростительно.

Сказочник! Ты скажи еще нам, что домовые, лешие, ведьмы и водяные существуют на самом деле. А мы развесим уши и поверим твоим неуклюжим фантазиям, - намекаю я Егорше о шестом параграфе Уговора, в котором жирно прописано: "при любом случайном упоминании "КЛАДОВИКА" или событии, связанным с ним, клад или его эквивалентная стоимость безоговорочно возвращаются
названному КЛАДОВИКУ".

- Прости меня, Дедука, - чуть не плачет Егорша, - я знаю, что плохо родиться глупым, но, если уж так получилось, то не наказывай друзей, - и сам Егорша подкрадывается незаметно к мешку: раскрывает, сует в него руку и вытаскивает из мешка ржавую подкову и погнутые гвозди...

- Вот это подаришь своей ненаглядной, - сквозь зубы цедит Лешка.

Я пристально вглядываюсь в Семена. Запускаю в него флюиды из вопросительных предложений:

"Мы тоже наказаны? Еще есть возможность поживиться под закрытие сезона? Или?"

- Не знаю, - вслух отвечает Семен, - надо досконально воспроизвести шестой параграф Уговора. Может, найдем какую-нибудь зацепку.

И втроем мы начинаем восстанавливать по памяти Уговор.

На подъезде к дачному массиву возвращается боевой дух и уверенность в то, что мешок с "добром" нам удастся "отмолить". А, если не удастся, выпьем за помин мешка молча третью рюмку. Так положено на закрытии сезона Радуг.

Стол под шатром накрыт и взывает к немедленному возвращению своих героев из незапланированного выезда, пока на Оленьем болоте Дедука чахнет над златом и ждет нашего участия.