Гойя

Он рассматривал только что полученные фотографии. Солнце красным светило поперек стола, перечеркивало красным лучом бумаги, грозило какими-то страшными расправами, от него болела голова. Фотографии рассматривали лицо генерала. Фуражка одиноко и отдаленно-грозно лежала на столе возле окна, делала страшный, неуютный уют в холодном, красивом, роскошном кабинете. Старый манерный телефон молчал. Его филигранная черная трубка тянулась через стол на привязи к черному блестящему мундиру. Трагическая складка между драматическими бровями генерала делает сегодня погоду. Красное солнце обещает жуть и беды. Черные эскадрильи рвутся из ангаров, с воем сирен и огромным страхом в глазах - там внизу, обращенных наверх. Полумертвые глаза молятся падающим летчикам. Которые летят умирать вниз, в грязные подвалы.

- Черт знает что! - фыркнул генерал с досадой.

Восемнадцать фотографий, по порядку. Сухой и бледный подчиненный принес толстую синюю папку, отсалютовал портрету и ушел. А ты, сволочь и дрянь, сиди и рассматривай.
Часы. Через полчаса нужно встать, открыть дверцу шкафа, посмотреть на себя в зеркало, в свои честные прозрачные глаза, поправить галстук, добавить дорогой одеколон и - в ресторан. Одинокий ужин. Без цветов. Без шампанского. Без аромата дорогого парижского парфюма. Без кружащейся головы. Без страсти и танго. Главное, чтобы никто из коллег не вздумал подсесть с фамильярным вопросом "у вас ведь не занято?". Нужно обдумать эти фотографии, осознать.

Черное тонкое дуло выглядывало небрежно-настороженно из-под черной фуражки. Фотографии потребовали дополнительной информации. Он, не глядя, нажал на рычажок, в трубке потянулся нудный гудок. Это легкое движение, пусть и без черной перчатки, было идеально - идеально в своей простоте, в резных чертах лица, в свете, который лился из красного окна, в отточености каждой черточки этой идеальной сволочи.

- "Вы великолепны", - сказали ему вчера. Сказали врущие, неправдивые восторженные глаза. Глаза врага. Расстрел. Много-много крови. Тонкое дуло хамски ударило в затылок.
- Шаг вперед!!! - ударил окриком офицер. - Внимание! Видите эту яму?
Еще и еще толкает дулом - в пустоту ямы.
- Вижу, - спокойно отвечает генерал. Ведь это у него спрашивают. Все остальные стоят и смотрят. Как на нем демонстрируют смерть. Всем все равно. Наблюдатели. Земля мелко осыпается вниз.
Друг, приятнейший человек, еще с утра ему наливал дорогое бесценное вино, искрящееся, стекающие, сверкающее, терпкое...
Глаза у генерала сделались прозрачные. Он равнодушно смотрел красивым лицом перед собой.
- Если я узнаю, что кто-либо из вас предатель, я застрелю его. Вот так!
Зрачки подводят породистого красавца, они еле-еле расширяются. Бледность уже никогда не выдаст эмоций - черный цвет к лицу бледным лицам. Без бледного лица не убъешь человека.
Демонстрация закончилась, коллега отпихнул его от себя - спасибо не в яму. Смотрел резким взглядом, как на предателя. Подозревает. Подозреваемый номер 1. Подозреваемый подписывает приговоры. Демонстративно, позорно выставленный на край ямы, как ненадежный, дряной элемент, как объект внутреннего презрения. Сиди, смотри в черно-белые лица и думай о безопасности тех, кому вчера ясно дали понять, что тебя расстреляют за подозрительную деятельность.

Ровный, спокойный, приятный голос генерала заказал принести дополнительные документы. Аристократически сделанные руки потерли виски. Полчаса до выхода. Вечером вчерашнего дня коллега зашел с бутылкой.
- Извини, дружище, я не собирался в тебя стрелять на самом деле.
- Что тебе налить?
- Слушай, я принес тебе коньяк. Это хороший коньяк. Не надо смотреть на меня волком.
Железный волк, у которого одинаковый для всех проницательный взгляд прозрачных глаз, наливает коллеге дорогой коньяк. Он не хочет говорить о подозрениях. Все друг друга подозревают. Все пишут доносы. Черные эскадрильи, как явление природы, ровно летят в каждую ночь. Все подозревают. А генерал читает внимательными глазами, делает выводы, думает и - знает.

- Откуда вы знаете?

Восемнадцать фотографий. Аппарат поиска, машина смерти раскручивает лопасти, генерал читает информацию, пьет коньяк в ресторане, думает, смотрит в ночь, с которой в сговоре все сволочи, и все хорошо знает. Он знает, что коллега может застрелить над ямой. Он знает список тех, с кем это можно сделать. Он знает где находится каждый из людей на фотографиях. Или знает где их искать. За окном комендантский час, время кошмаров и демонов. Комендант идет спать.

Комендант одевает плащ, перчатки и идет в свою ночь. В ресторане опять коллега. Коллега "из них" - не из падших, дряных людишек, проженных идеологией, нет, из благородных, из самых-самых, из первых. На тебя они смотрят с надеждой, что однажды тебя застрелят над ямой.
- У тебя ведь не занято? Надо поговорить. Не надо только молчать, обиды неуместны! Мое задание - найти предателя. Твоя работа, в конце концов, намного хуже. Это же ты - самый страшный здесь человек?
- Вы находите, мой дорогой?
- Ха! Я бы счел себя оскорбленным, если бы мне предложили такую работу, как у тебя! Самое дно цивилизации!
- Я не жалуюсь.
- Я знаю, комендант. Есть вопросы.
- Слушаю.
Вино делает мир лучше. Оно сверкает в бокале. Как бы там ни было, у тебя пока еще есть вино. Солнце было сегодня невероятно красное.
- У тебя ведь своя информация, волк. Я знаю, тут есть предатели. Ты, конечно, тоже можешь им быть.

Генерал невероятно красив. Но страх не всегда позволяет понять красоту. Или только делает ее резче. Страх - еще одна универсальная оптика для взгляда на мир. Почти бинокль.

Развратная ночь. Генерал рассматривает своего друга, отгородившись бокалом. Светлые глаза очень спокойные. Написано восемнадцать распоряжений. Подписано восемнадцать приказов. Перечеркнутый текст обращения. Жить ярко, как на грани. Гладкие, соблазнительные стенки бокала стекают сверкающим светом. Красивого, идеального человека очень легко застрелить. За страшной упаковкой - хрупкая человеческая жизнь. Отобравшая росчерком тысячи. Или десятки. Или ни одной. Его боятся. Железные волки, волшебные помощники, всегда знают что делать.