Мыльные пузыри - окончание

                В кафе «Форель» такая вкусная форель…
                (день   восемнадцатый)
    Сегодня мы опять вели себя как заговорщики, и видно было невооруженным взглядом, что у нас есть много-много своих секретиков, таких особенных секретов-на-двоих. И это позволяло нам чувствовать себя счастливыми всюду, где  можно было остаться вместе. Мне вообще казалось, что Алексей знает какой-то особый способ быть счастливым, неведомый остальным.
- Итак, – важно и торжественно произнес Алеша – праздник живота продолжается!
- Ох, я после вчерашнего еще не совсем пришла в себя. Это ж надо допустить такое обжорство!
- Ну, сегодня будет легче, сегодня – рыбный день.
- А, была – не была! Сколько той жизни осталось!
- Вот, абсолютно правильный подход к проблеме, которая и проблемой-то  не является.
И мы с энтузиазмом отправились  навстречу новым экзекуциям вкусностями. Кафе «Форель»  располагалось на берегу речки Ольховка, пересекающей парк и бегущей дальше через весь город. С таким названием ей бы катить потихоньку свои волны в сельской местности где-нибудь на Смоленщине. А она  прыгала по многочисленным камням через весь Кисловодск, беря свое начало  в горах. Посмотришь на нее, так себе, маленькая речушка, но зато после небольшого, короткого ливня ее  невозможно было узнать – так шумно и даже яростно катила она свои, становившиеся мутными и злобными, волны,  плюясь брызгами и грозя всем и всякому.
        Снаружи кафе было как все, а внутри его необычность вызывала легкую оторопь. Было такое ощущение, что это  арена цирка, поделенная  перегородками около метра высотой на отдельные секции, в каждой из которых размещался небольшой столик и четыре стула. Середина «арены» была свободной.
      Форель нам пришлось ждать – пока приготовят. Соседнюю  с нашей  «секцией»  занимала компания из трех юношей и двух девушек. От нечего делать я украдкой поглядывала на них, главным образом потому, что все они как-то странно жестикулировали, не произнося ни слова. Не сразу до меня дошло, что они – глухонемые. Один из них, видимо превратно истолковав мою заинтересованность, начал оказывать мне знаки внимания.  Алексей  быстренько поменялся со мной местами, чтобы прекратить это «безобразие».
- Ты что, ревнуешь? – удивилась я, польщенная.
- А то! В мои планы не входит побоище за женщину, хотя я всегда готов подраться за тебя.
- Ух,  мексиканские страсти, не иначе! Вообще-то, я сама виновата. Нечего было так откровенно пялиться на них, прямо стыдно за свою дремучесть, открыла рот, как уличная зевака.
- Хватит бичевать себя, просто, я думаю, ты сразу не поняла в чем дело, вот и все дела.
И тут нам принесли форель, положив конец дискуссии. Это было так необыкновенно вкусно, что стало не до разговоров и не до флирта. Съев по довольно внушительной порции, мы переглянулись, и Алексей заказал еще. А потом еще.
 - Слушай, надо остановиться, а то нас разорвет.
- Ну, как скажешь!
Мы вышли из кафе, захмелевшие от форели и от «Токая», которым эту форель запивали.
- Ну, вот теперь у тебя не будет повода упрекнуть меня, что я тебя таскал только по безлюдным горам.
- Ну, горы не всегда безлюдные, порой там попадаются экземпляры, похожие на человека разумного. А потом, мне нравится шляться абы с кем по безлюдным местам. И нечего на меня напраслину возводить.
- Что вы, что вы! Как можно-с? Мы к вам с нашим глубочайшим уважением!
- Смотри у меня!
-   Все время я гляжу, глаз не отвожу! Ча-ча-ча!
Мы опять весело рассмеялись. Наверное, со стороны мы могли показаться не совсем нормальными. Но Леша просветил меня, что некоторые существа бессмертны, пока смеются, и вообще, смех – один из множества способов  взять передышку, самый простой и эффективный. Я взяла этот  «постулат» на вооружение и пользуюсь им до сих пор.
                Лучше гор могут быть только горы…
                ( день  девятнадцатый)
- Так, дорогой мой опекун! Больше никаких праздников чревоугодия не устраивать! Мыслимое ли это дело, так изгаляться над организмом! Тем более, что у нас не охвачены две вершины.
- Это ты про горы – Малое седло и Большое седло?
- Ну конечно.
- Не знаю, сумеешь ли ты. До них восемь и десять километров. Чудо, если мы дойдем.
- И не стыдно  сомневаться в нас?  Ты разве не знаешь, что  сомнения мешают чудесам?
- Все, все, все! Слушаю и повинуюсь, моя госпожа!– он, дурачась, склонился в поклоне, опять размахивая воображаемой шляпой.
- То-то же! Вперед, мой верный рыцарь! Подвиги ждут нас!
- А награды?
- Фу, какая меркантильность и расчетливость.  Будь скромнее и тебе воздастся по заслугам!
- Я не дождусь! По крайней мере, не в этой жизни.
- А ты пессимист! Иди уж, выдам аванс. – Я звонко чмокнула его в щеку.
- Вот спасибо! Заверните, пожалуйста, я возьму это с собой!
- Пошли, вымогатель!
Горы  манили меня к себе, опьяняли, дурманили.  Я готова была бегать в горы утром,  после процедур, после обеда, а иногда, вместо обеда. Как наркоману нужны новые дозы, так и мне необходимы новые и новые вершины.
       И сегодня  мы сумели-таки! Дошли!
       На самой вершине Большого седла цвели очень трогательные, ярко синие низенькие цветы, как будто осколки неба разбросал кто-то, шаля, в зеленую, несмотря на ноябрь, траву. А небо было так близко – руку протяни и достанешь.
     Не знаю, как Алексей, а я, стоя на покоренной вершине, забывала обо всем. О том, что мы –  мужчина и женщина, о том, что дома нас ждут, об основательных неполадках в организме, из-за которых собственно я и оказалась здесь.
     Наверное, я все-таки влюбилась. Потому, что я была по-глупому счастлива,  просто зная теперь – этот человек есть на свете. А если уж  он на  какое-то время оказался рядом со мной – это вообще сказка, праздник! И ничего мне больше  не надо ни от него, ни от судьбы!..
       С «небес» мы спускались уже не спеша, обращая внимание на всякие мелочи. Проходя мимо зарослей каких-то кустарников, Леший, заметив прыгающих синичек, протягивал им руку с подсолнечными семечками, и они доверчиво  клевали их прямо с ладони, а ко мне не подлетали, игнорировали. Белочки-попрошайки прыгали тут же, рассчитывая на угощение. 
      Алексей задирал нос:
- Посмотри, как меня любят белочки, синички…
- И женщины?
- Нет, женщины меня не любят, особенно одна колдунья с  серыми глазами.
- Не сочиняй,  колдуньи не бывают с серыми глазами. У колдуний глаза черные,  жгучие. Помнишь, в песне «как боюсь я вас…»
- «Как люблю я вас, знать, увидел вас я в недобрый час!» Слушай бывалого Дон Жуана. Твои глаза самые магические,  зовущие, обещающие. Я купился на них, надеясь на легкую победу.
- Ох, я тебя умоляю! От твоих горючих слез уже Эльбрус таять начал. И потом, у нас все было по честному, я тебя за нос не водила, ты знал, на что идешь.
- Ладно, ладно! Расшкворчалась, как сало на сковородке…
- Будешь обижать, сбегу.
- Попробуй только, из-под земли достану!
- Ой, ой, ой! Какие, однако, мы грозные…
 Из вредности я побежала вниз, да не по дорожке, а напрямую.  Конечно, зацепилась за что-то и с размаху – ласточкой –  распласталась по земле.
     Алеша  в один миг оказался рядом.
- Что же ты творишь, дитё неразумное? Сильно ушиблась? Не вставай, я отнесу тебя в корпус.
- Да не  волнуйся ты так, я отделалась легким испугом и разбитой коленкой. Переполошился, будто я и впрямь ребенок.
- Да ты хуже, забияка и неслух!
- Ну-у-у! А я-то думала, что ты ко мне хорошо относишься!
- Где твоя хваленая интуиция?  Эх ты!.. Но это тебе урок, не будешь теперь от судьбы бегать!
- Это ты-то судьба? Хотя, может быть  - здесь и сейчас, на эти три недели.
- А потом? Что будет потом?

                «  Расставанья маленькая смерть…»
                ( день последний)
Алеша  уезжал раньше на три дня. Он пытался что-то сделать, чтоб продлить путевку, не получилось. Даже хотел пожить в частном секторе, да  я отговорила – перед смертью не надышишься, и на работе будут проблемы.
- Ты провожать меня не ходи. Я тебе запрещаю.
- С чего бы это? Я давно, как говорят, большая девочка!
- Вот именно потому, что девочка. Останешься одна, налетят как воронье, ухажеры. Ладно бы отдыхающие, а если местные? И защитить будет некому.
 -  Как все-таки ты меня избаловал за это время! Что я буду делать без тебя? – И сердце сжалось, скукожилось  от слов «без тебя». 
      Конечно, вопреки запретам, я  пошла его провожать,  ведь мое упрямство слушать Алешкины доводы не стало.
      И вот мы стоим  на мосту, смотрим вниз, на прибывающие и отбывающие пригородные электрички. Он обнял меня за плечи и тихонько говорит какую-то ласковую чепуху. Я и слушаю его, и не слушаю. Мы уже в разных измерениях. Леша увлеченно  строит планы, один фантастичней другого.  Мне хочется, чтоб он  о будущем помолчал, ведь и ежу понятно, ничего не будет, нет у нас будущего.
  В голове звенящая пустота, только назойливо вертятся строчки из песни Пугачевой: « Как же эту боль мне преодолеть – расставанья маленькая смерть…» Да, оказывается, быть живым человеком порой бывает невыносимо больно.
       К поезду я не пошла, посмотрела вслед Алешке,  и почти побежала к санаторию.
- Я позвоню тебе! – крикнул  Алексей.
 «Что за ерунда, ведь я не давала ему свой номер телефона. Зачем?»
     Но он действительно позвонил перед Новым годом. Когда  телефонная трубка голосом Алеши произнесла: - Ну, здравствуй, колдунья моя ненаглядная! – я потеряла дар речи.
- Это ты? А откуда…
- Все просто, любимая, все просто. Коробка конфет, слезная история о невозвращенном долге и телефон у меня.
- Ах, ты!.. – я задохнулась от возмущения.
- Да успокойся, шучу я, имели место только конфеты и мое личное обаяние. Лучше расскажи как у тебя дела, что-то не нравится мне твой голос. Ты смотри, не болей. Я даю тебе установку на здоровье, не забывай, что  я тоже кое-что умею.
Говорил он, говорила я. Все несвязно, невпопад, сумбурно. Алексей диктовал мне свой  номер телефона, а мне нечем и не на чем было его записать. Это сейчас просто – телефоны с определителем номеров, записывать ничего не надо, кнопочку нажал и заполучи искомое. А тогда прогресс еще так далеко не шагнул.
     Еще он говорил, что скучает, что узнает адрес и свалится как снег на голову. У меня сердце уходило в пятки от восторга и страха. Прямо полный караул!
       Это был единственный раз, когда мы смогли поговорить.
        Потом он звонил еще и еще, но я не могла разговаривать и только повторяла: «Вы ошиблись номером»
      А через  месяц ввели в эксплуатацию новую АТС, и у нас поменялся телефонный номер…
     Как часто  совершаем мы поступки,  которые не кажутся необходимыми, а потом выясняется, что эти глупости – наилучшее, что можно было сделать на данный момент, единственно верные из всех возможных.
          Я не жалею, что наш роман не совсем состоялся, что он оборвался на пронзительно высокой ноте, не получив естественного завершения. Нет, я кривлю сейчас душой.  Жалею, да еще как!  Я и не подозревала, что это сожаление будет  так докучать мне бессонными ночами…

     Ты хочешь спросить,  как я  теперь?  Да, так ,  как-то.  Жизнь ведь не дает расслабиться и биться в истерике о несбывшемся. И хоть его власть порою бывает невыносима, но такова жизнь –  она всегда платит наличными,  не по векселям. Она ничего не обещает. Жизнь – это немедленно, сейчас и здесь. Она дает все, что может дать.
       Только чаще всего я говорю: « Нет, спасибо, не надо!» Ведь так легко говорить «нет», но если это делать постоянно, как может постучаться в дверь любовь, счастье?
       Да, знаю я, что живу умом, с оглядкой на чье-то мнение, на долг  и обязанности. На писанные и неписаные нормы морали. А  любовь с умом невозможна.  Любовь – это омут, безумие, страсть, фейерверк, праздник…Стихия!..
         Ну,  поняла я, наконец,   что  упущенное в настоящий момент, я упускаю навсегда – этого никогда не было раньше,  этого никогда не будет вновь.
        И что с того?..
Нет, нет, я не плачу! Это, наверное, один их лопнувших мыльных пузырей брызнул в глаза…
 
 
Сентябрь 2008 года – март 2009 года