Повесть о ненастоящем человеке

                Ублюдок.

      Я Ублюдок, простой Ублюдок, Ублюдок, каких тысячи. Конечно, слово обидное и я с удовольствием заеду обидчику в морду, если что, но что это изменит?
 Ублюдки придумали формулировку помягче --- незаконнорожденный, но это для официальных документов и протоколов, а в народе ты все равно Ублюдок.

      Я Ублюдок, но Ублюдок не с большой буквы, а с маленькой, то есть ублюдок не стопроцентный.
Дело в том, что были у меня и отец, и мать и жили мы всю мою сознательную жизнь в мире и согласии одной семьей вместе с моими младшими братьями Ильей и Андреем.
       Жили как и все, ну может чуточку  богаче других.  Отец работал на каком-то секретном военном заводе главным инженером. Дневал и ночевал в цеху, постоянно налаживал производство все новых и новых стратегических болванок, о конструкции и назначении которых разговаривать было категорически запрещено даже шепотом.
      Звали отца Иосиф Давидович, царство ему небесное, добрейшей души был человек.  Мягкий, доверчивый с друзьями и коллегами, он никогда и ни с кем не обострял отношений, никогда не спорил с руководством, всегда был согласен с политикой партии и советского правительства. Очевидно благодаря этим чертам характера, а точнее бесхарактерности, ему и удалось выжить и продержаться на такой должности.
      Отец был счастлив до бесконечности, что на склоне лет ему все же удалось выполнить свой долг перед человечеством  --- произвести на свет троих  Иосифовичей. С нами он был щедр и ласков, ну а мы, пацаны, старались, как могли, что бы не огорчать его по пустякам.
      Мать, вполне интеллигентная и образованная женщина, Сидела дома, воспитывала нас оболтусов, как один худых, черноголовых, кареглазых и, что поразительно, очень похожих на нее и одновременно совершенно разных между собой.
      Она была намного моложе отца. Красивая, веселая, общительная женщина, она тянула на себе воз домашних проблем; каждодневных, рутинных, утомляющих своей монотонностью и нескончаемостью, при этом умудрялась быть всегда обольстительно-привлекательной, кокетливой, остроумной. 
      --- Такую красоту в коммуналке прятать! Нашей бы Машке мужика  помоложе да погорячее, --- сокрушались старушки-соседки.

      И вот случилось страшное --- умер отец. Не выдержало сердце ночных прокуренных совещаний, квартальных бешеных авралов, незаслуженных разносов от начальства, трусливого ежедневного подавления самого себя.
      Мать оказалась в полной растерянности перед судьбой. Потеря единственного кормильца в семье, беспомощность, страх за судьбу детей настолько подломили ее, что уже через неделю она слегла с воспалением легких  и больше не поднялась никогда.
      Перед самой смертью она подозвала меня и, в почти полуобморочном состоянии, с нехорошим блеском в глазах, с каким-то наслаждением, будто вымещая на мне все тягости и горести своей жизни, поведала, что я ублюдок.
      Ужас. Разверзлись небеса.
      --- Не может этого быть, мать бредит, --- думал я и даже слезу пустил от обиды, но мать продолжала:
      --- Да сынок, ты не сын своего отца, а Иосиф, мой муж, не твой отец.
      --- ???
      --- Прошлым летом мы ездили к Лизе, сестре моей, в Одессу. Заходил к нам как-то сосед, дядя Гриша. Ты должен его помнить, он тогда всю гостиную прокурил своим табачищем, Лиза очень ругалась. Он твой отец, сынок.
      Я потерял дар речи и сидел как деревянный истукан. Видя мое чрезвычайное замешательство, мать, собрав остатки сил, продолжала:
      --- Да, еще как-то давно, тебе было лет пять, мы повстречались на бульваре у Пушкина. Не помнишь? Он усадил тебя на колено, ласково трепал за кудри, угощал, дешевим печеньем. Я тогда даже подумала: --- Вот позвал бы…, все бы бросила…
Не позвал.  Сейчас он живет там же в Одессе. Лиза знает где. Навести, если захочешь.
      Мать откинулась на подушку и замерла. Крупные капли пота выступили на ее лице, дыхание стало частым и прерывистым. Так оно лежала долго, а я сидел и молчал, не зная, что говорить и делать в такой ситуации. Наконец любопытство перебороло страх и унижение:
      --- Мам, ну а что дальше про дядю Гришу?
      --- Гришу?
      --- Ну да, про, вроде бы как, родственника нашего?
      Снова я увидел странный нездоровый блеск  в глазах матери.
      --- А что дядя Гриша? Кобель был, каких свет не видывал, и сукин сын. Не одной он мне жизнь переломил. Всю семью нашу перетоптал, перепоганил. Ванька, твой двоюродный брат, думаешь кто? Он брат твой родной, хотя и сводный. Оба вы от этого Гришки окаянного. Он и на сестру мою, Лизу, умудрился взобраться.
   
      Я тогда молодая была, ничегошеньки не понимала в жизни, смотрела на мир через розовые очки. Вокруг все было прекрасно, хотелось петь и любить.  Приехала я к Лизе и дяде Захару на каникулах погостить, Лиза тогда уже беременная была, на пятом месяце. Как они тогда счастливы были, Захар и Лиза! Ведь этой беременности они ждали целых восемь лет. А тут еще в день моего приезда, Ванька, еще не родившийся, забился. Так Захар побежал за шампанским и мы целый вечер праздновали. Ну, прямо Новый год.
      Молодость, лето, море, счастливая беременность сестры, распирающее чувство свободы и самостоятельности, сыграли, похоже, злую шутку со мной. Я впервые влюбилась. Гриша оказался, как говорится, в нужном месте и, как назло, рядом со мной.
Я отдалась ему сразу и вся. Всю ночь он ласкал и тискал мое юное тело, да так, что я очнулась только к полудню. Комната была пуста. Кое-как, шатаясь, нашла свою одежду и выскользнула наружу. А через месяц поняла --- залетела.
     Перед Гришкой не могла устоять ни одна я. Как я после узнала, таких молоденьких дурех у него было пол-Одессы. Красивый он был, аспид, веселый. Шутил без умолку, а уж плясун был какой.…  Вернись сейчас все назад, я бы, наверное, снова не устояла. Так что Ванька-то, твой брат, у тебя, возможно, и не один такой.
      Ну а дальше … Дальше я вся в слезах и соплях поведала о своем горе родной сестре. Лиза побледнела страшно и даже, мне показалось, еле удержалась на стуле.  Полуслепая от слез, я бегала на кухню за валерьянкой --- так она испугалась.  Я думала, что за меня. Думала сестра боится ответственности за мое фактическое положение, мол, не уберегла. Но Лиза неожиданно обняла меня, поцеловала и, совершенно спокойно, с видом обреченной мученицы, поведала мне свою страшную тайну:
      --- Милая моя Машка, дуры мы с тобой, дуры беспросветные. Ни кровь наша иудейская нам не помогает, и разум наш, куда делся в нужную минуту. Не успела я упредить тебя.  Ведь не Захар отец моего будущего ребенка, а твой обожаемый кобель Гришка. Доказал он мне, скотина, что виновата в своем бесплодии не я, а мой муж. Долго  меня обхаживал: то комплиментик отпустит, то сумку, вроде как по-соседски, поднесет, то в трамвае окажется рядом. Ну а как он уговаривать умеет, ты уже и сама знаешь. И вот он результат…
      ---Зла я на него не держу. Теперь у меня будет долгожданный и любимый малыш.  Но Захару не сознаюсь даже перед смертью.  Пусть все будет, как есть.
      --- Но об этом, Машенька, теперь знаешь только ты и я.   Упаси тебя бог хотя бы во сне проговориться,     а проблему твою  мы вместе да уж  и решим.
      Целый час мы сидели с Лизой обнявшись. Много плакали.
       
     В консультации мне сказали, чтобы об аборте и не думала, это смерть. Как хочешь, девонька выкручивайся, а, если жить хочешь, рожай. А как рожать!? Мне еще и семнадцати нет, впереди десятый класс, позор предстоит нечеловеческий, а отец вообще убьет, в лучшем случае. Тупик полный.
     --- Один выход все же есть, --- заговорчески произнесла Лиза, --- Надо тебе срочно замуж выскочить, пусть ненадолго, за то у ребенка законный отец будет и тебя никто осудить не посмеет. Правда, нелегко это сделать. Жениха то у тебя на примете нет? Нет. Родители согласие на брак дадут? Нет. В ЗАГСе  кто такую молодую распишет? То-то. Но не дрейфь сестренка, пробьемся.
      --- Есть у меня  хороший знакомый  --- мужчинка тот, что нам надо в нашей безнадежной ситуации. Собой он не очень видный, да и не молодой уже, тридцать семь ему, за то из наших, Иосифом Давидовичем зовут. Работает на нашем заводе начальником цеха, умный шибко, сам директор порой консультируется с ним по вопросам производства. Партийный, а это перспективный значит. Комната у него в новой трехэтажке, зарплата соответствующая, плюс паек. Чем тебе не жених? Наши-то, заводские, давно на него глаз положили, да видно робкого он десятка --- боится женского полу, как огня.  А то, что он робкий и доверчивый, так это на руку нам. Мы его живо на тебе оженим, уж будь спокойна. Но чтобы он не вывернулся от нас, мы сделаем так…

      Уж не знаю, как Лиза умудрилась заманить его к нам, что наговорила обо мне, чем таким соблазнила, но в назначенный день он стоял у дверей с огромным букетом роз и полной сумкой деликатесов, да таких, о которых мы отродясь и не слыхивали.
 Мне он сразу как-то не понравился, особенно смущал возраст, ведь разница-то огромная, больше двадцати лет.  Но сестра почти пригрозила:
     --- Машка, не кривляйся, это твой единственный шанс.
“Рогатый”, но не подозревающий об этом и, потому, счастливый, Захар, как мог подъигрывал нам с Лизой ---шутил, подливал в рюмки вино, произносил глубокомысленные тосты, ну а под конец веселой пирушки объявил о каком-то срочном семейном деле, приказал Лизе собираться, и мы с Иосифом остались одни.
       Иосиф влюбился в меня с сразу. Его прикованный ко мне взгляд о многом говорил. После третьей рюмки он поборол свою скромность, а после пятой стал даже навязчивым. Короче, утром, когда Лиза обнаружила нас сладко спящими в постели, Иосиф уже сделал мне предложение руки и сердца. Сестра, согласно нашего коварного плана, начала было возмущенно раскручивать скандал, но я ее остановила:
     --- Лизонька, сестренка, не ругайся, я выхожу замуж.
 Смущенный жених повторно озвучил свое предложение уже за столом, за которым мы  собрались вчетвером, а точнее, вшестером, считая тебя, сынок, и брата Ивана.
      Вот такая история получилась, вот так ты через семь месяцев родился Иосифовичем.
А твой брат Захаровичем, хотя оба вы Григорьевичи.

      --- Мама, так что же я Илье с Андреем не родной?
      Глаза матери потеплели.
     --- Ты, Фима, хоть и сводный брат своим младшим, но роднее тебя у них никого нет.
Не бросай их, даже когда совсем невыносимо станет. На родню нашу кровную я не надеюсь --- сестра Лиза болеет сильно, ей не до вас, а остальные, иудеи истинные, помогут только тому, кому помощь не нужна.
      Мать отвернула лицо к стене, заплакала, но через минуту я услышал:
     --- Такие уж мы бабы, глаза наши вечно на мокром месте. А ты не плачь. Не плачь, что бы ни случилось.
     --- Мужчине не плачет над прошедшим и потерянном, мужчина борется за жизнь и побеждает обстоятельства.
      На всю оставшуюся жизнь я запомнил эти слова.

    
     На похороны матери съехалось много народа, каждый обнимал меня, произносил какие-то добрые, утешающие слова, но никого я не видел перед собой, никого не слышал. Даже монотонный сопливый плачь братьев не вывел меня из состояния полной прострации. В глазах отчетливо стоял образ никогда не виданного мною отца, Григория, развеселого одесского ловеласа, а в ушах, все громче и громче, уже переходя на крик, шепот матери:
      --- Ты Ублюдок, сынок. Прости.