Белая Голова

                Белая Голова.
    Теперь то я точно знаю, что именно Господь - летописец наших судеб. Лично для меня факт сей вовсе не означает, что в нашей жизни все предрешено и судьба наша предначертана изначально. Факт сей вовсе не означает, что от нас самих ничего не зависит. Еще как зависит! Окончательный выбор судьбоносных поступков, а значит и выбор своей судьбы - всегда за нами.
    Но! При всем при этом Господь подчас устраивает нам по жизни такие встречи, такие выверты судьбы, которые заставляют нас если не понять, то хотя бы простить тех, кто сделал нам больно. Заставляют нас пережить боль утраты. Заставляют нас не поддаться нереально безудержной и вместе с тем совершенно справедливой, закономерной (что страшно!) ненависти. Заставляют нас, несмотря ни на что, оставаться ... человеками.
                -//-
    Если долго ехать в поезде по Великой Степи, даже если ехать днем, нестерпимо захочется спать. Причем спать захочется в любом случае. Если даже путник приготовился к длинному пути, если заранее выспался, дремота, так или иначе, овладеет им.
    Тому способствует многое - убаюкивающее покачивание поезда, унылый и однообразный вид за окном, невнятное бормотание радио. Иногда преодолеть желание бухнуться на вагонную полку и тут же уснуть помогает приятная беседа с добрым попутчиком. Иногда хорошая книга помогает преодолеть усталость.
    Некоторые путешественники пытаются разобрать невнятную речь диктора радио. Некоторые, чтобы не уснуть, начинают разгадывать кроссворды или решать шахматные задачи. Все эти приёмы могут помочь пассажирам поезда в течении дня, максимум суток продержаться и не засыпать.
    Если же ехать на большие расстояния, то все эти ухищрения не помогут, природа возьмет своё, пассажир поезда неминуемо уснет и станет, таким образом, потенциальной жертвой для вагонных воришек, которые промышляют на железной дороге с самого дня её основания.
    Именно поэтому пересекать Великую Степь лучше всего в компании хорошего друга или подруги. Когда ты спишь, твой товарищ бодрствует. И наоборот. Кроме того, есть возможность поболтать с ним за жизнь, длинная дорога в хорошей компании всегда располагает человека к душевному разговору. Впрочем, надо оговориться - желание поговорить в поезде приходит далеко не ко всем.
    Петру Алексеевичу Птицыну не повезло. Детей и жену он решил с собой не брать - дорого. В поезде Москва - Ташкент он ехал один, без попутчика. Поезд преодолевает это расстояние за трое суток. Газеты, купленные им в дорогу, в первый же день пути были прочитаны и досконально изучены. Купленная в дорогу книга оказалась не интересной. Несколько журналов, которые Петр Алексеевич нашёл на столике вагона рядом со своим койко-местом в плацкартном вагоне, содержали довольно примитивные кроссворды и были тоже не интересны.
    И со случайными попутчиками ему тоже не повезло. Нет, люди конечно в вагоне были, но все они не обращали никакого внимания на Птицына и не нуждались в нем, как в собеседнике. Сам же Птицын хоть и нуждался в обществе, не решался ни с кем познакомиться, никому навязываться, так как был хорошо воспитан.
    Первые сутки пути Пётр Алексеевич не спал совсем. В течение этого времени поезд преодолел расстояние, которое отделяет Москву от казахской границы.
    Наутро второго дня усталость навалилась на Петра Алексеевича со страшной силой. По обе стороны от железной дороги простиралась бесконечная степь. От осознания того, что пейзаж за окном ближайшие несколько часов не изменится, нестерпимо хотелось спать.
    Кроме того, контингент пассажиров вагона резко поменялся. Если на территории России в вагоне находились люди большей частью благообразные, приличные хотя бы на вид, то теперь вагон оккупировал всякий сброд, кочующий по просторам бывшего СССР в поисках лучшей жизни и лёгких заработков. Проводники постоянно вводили в вагон и выводили из него каких-то оборванцев с огромными мешками вещей, цыганок с вереницею маленьких детей-попрошаек. В вагон заходили какие-то торговцы всяким ненужным никому хламом и настойчиво предлагали его сонным пассажирам поезда.
    «В конце концов, что у меня воровать?» - подумал Птицын. Большая часть денег, которую он вёз с собой, находилась под стельками его обуви и в кармашке подштанников, заботливо сделанном его женой. Убрав вещи в специально отведённое для этого место под своей лежанкой, Птицын, не раздеваясь и не разуваясь, в куртке и сапогах, лег на неё и закрыл уставшие от всенощного бдения глаза.
    «Вещи ворам не достать. Чтобы их достать, придется перекладывать меня на другое место. Если вдруг начнут перекладывать — неминуемо разбудят. Деньги тоже в надёжном месте. Никому не придет в голову искать их в мужской обуви» - думал, засыпая, уставший путник.
                -//-
    Летняя августовская жара, размеренное покачивание поезда, усталость сделали своё дело - сон овладел им мгновенно. Овладел и перенёс в удивительный, красочный, весёлый мир его детства, в солнечный город Ташкент, о котором один непонятый поэт сказал так:
                О чем писать стихи не знаю я,
                Как доказать другим, что я поэт?
                Давно в подружках муза я меня,
                Уже давно, да толку что-то нет.

                Я вырос в очень милом уголке,
                Я вырос в славном городе тепла.
                Ташкент – вот мой ушедший в небыль рай,
                Украденная Родина моя.

                Я вырос средь корейцев и татар,
                Их русский не был с классикою схож.
                Их полуграмотная болтовня
                Вошла в меня, как в тесто острый нож.

    Необходимо отметить, что в детстве Петр Алексеевич был необычным ребёнком. Необычным было его детское мировоззрение, на формирование которого повлияли с одной стороны книги Фенимора Купера, частично прочитанные Петром уже к восьмилетнему возрасту, а также снятые по мотивам этих книг восточногерманские фильмы, популярные в свое время в бывшем Советском Союзе.
    С другой стороны, на мировоззрение юного Птицына сильно повлиял его дедушка, полный его тёзка, старый, добрый советский баптист, прошедший в своё время ужасы коллективизации, Второй Мировой Войны и нашедший успокоение своей душе в строгих пуританских законах Библии, которую постоянно читал сам и любовь к которой прививал и во внуке.
    Мальчик рос с осознанием мессианского предназначения белого человека, которое заключалось в проповеди Евангелия среди других, нехристианских народов. Национальность и вероисповедание, по его мнению, не давали ему никаких привилегий перед другими людьми. Напротив, они накладывали на него жесткие обязательства быть самым добрым, самым отзывчивым, всем всегда всё прощать, никогда никому ни в чём не отказывать.
    Сон перенёс Птицына на окраину Ташкента, в 1986 год, туда, где старые бедные постройки медленно уступали перед натиском новых микрорайонов. Район базарчика Куйлюк, а также прилегающие к нему территории, то объявлялся властями подлежащим сносу, то снос вновь на неопределённый срок откладывался. Находящаяся в этом районе живописная улочка Туёна с одной стороны ограничивалась водным каналом, с другой упиралась в здание 4-й автостанции.
    Часть улицы к 1986 году снесли. На месте сноса планировалось через несколько лет строить новые пятиэтажки. Пока же этого не произошло, на месте снесённых домов паслись коровы, в некоторых местах образовывались стихийные свалки.
    Некоторые из подлежащих сносу домов не разрушили полностью и они стали излюбленным местом для игр местной детворы, так как привлекали своей таинственностью местных любопытных мальчишек. Ребята постарше приходили сюда покурить, прячась от гнева родителей и желая побыстрее стать взрослыми.
    Поздним сентябрьским вечером в одной из таких развалюшек на корточках сидели двое мальчишек, восьми и семи лет от роду, один из них был корейцем, другой - татарином. Их лица были сосредоточены. Они были заняты очень важным, по их мнению, во взрослой мужской жизни делом. Они пришли сюда, чтобы научиться курить.
    Корейца звали Сашкой. Корейцы Ташкента уже давно жили среди русских и часто своих младенцев мужского пола называли Александрами. Настолько часто, что имя это стало для них родным, корейским.
    Сашка был упитанным мальчишкой, с узкими прорезями глаз, иссиня чёрной шевелюрой и, как и любой корейский мальчишка, желтым цветом лица. Одет он был в новые джинсы и майку, которые купили ему родители. Купили, возможно, в чём-то отказав себе, для того, чтобы их сын выглядел не хуже других детей на улице.
    Татарин Ильдарка по той же причине был тоже не плохо одет. Он был рыжим и конопатым, как его отец и дед. Всех своих друзей Ильдарка убедил в том, что настоящий татарин таким и должен быть, рыжим, как солнце.
    На самом деле в Советском Союзе никогда никакого интернационализма не было. Нации, его населявшие, относились друг ко другу с недоверием и настороженностью. Вместе с тем, представители разных народов считали каждый свою нацию лучшей. И в этом не было ничего плохого, так как люди разных национальностей старались не упасть в глазах друг друга, перенимая лучшие обычаи у других народов, стараясь расстаться со своими старыми пороками.
    Особенно это проявилось в Средней Азии. Русские там почти не пили, стесняясь окружающих их мусульман. Местные народы, исповедующие ислам, татары, узбеки, киргизы, старались перенять у русских всё лучшее и старались стать европейцами, в хорошем смысле этого слова, настолько, насколько позволяла им их природа. Дикие и подчас жестокие обычаи Востока забывались.
    Кто-то может сказать сейчас, что таких обычаев не было вовсе и присоединение этих земель к Российской Империи не дало народам Востока ничего хорошего. Это неправда. Было отменено рабство, были отменены калым и многоженство, своеобразная покупка мужьями себе жён, при которых богатые и старые люди могли позволить себе несколько жен, бедняки же довольствовались ишаками.
    Лучшие же из обычаев, обычаи гостеприимства и хлебосольства, напротив, процветали. Процветали и прививались Русским. Русские, прожившие несколько лет в Средней Азии, становились совершенно другими людьми. Вместо водки и пива пили крепкий чай, старались выглядеть благообразней, их семьи, на пример восточных, становились прочнее и многочисленней.
    Неграмотное в большинстве своём до прихода Русских население Средней Азии к концу восьмидесятых всё поголовно умело читать и писать и знало, благодаря опять же Русским, подарившим им алфавиты, не только свои родные языки, но и русский язык. Повсеместная стройка бань, систем водопроводов, канализаций привела к уменьшению распространения таких традиционных для этих мест заболеваний, как желтуха, чесотка, проказа. Да и разделение населения Средней Азии на нации, которые сейчас существуют, произошло благодаря русскому присутствию.
    Часто и до девяностых лет прошлого века в среде местных жителей появлялись мысли о суверенитете своих стран. Эти мысли появлялись и тут же исчезали, так как было видно, к чему пришли иные, неподвластные России страны Востока, такие как Пакистан, Иран, Турция, наконец. Уровень жизни в Советской Средней Азии, уровень культуры и образования населения был намного выше, чем в вышеперечисленных странах. Потому что Русские по отношению к местным жителям вовсе не были колонизаторами. В Ташкенте в русских школах учили узбекский язык и русские родители часто пороли своих нерадивых отпрысков за небрежное отношение к этому предмету...
    Итак, двое малолеток решили научиться курить. И только они приступили к этому, почти священному для них действу, в проёме стены, где прежде располагалась дверная коробка, появился отчётливо видный в лучах заката силуэт их сверстника. Это был семилетний Петя.
    -Не смейте! - прокричал он своим друзьям.
    Два нарушителя детской морали обернулись на крик.
    -Это почему же?- спросил Сашка.
    -Курить - бесам кадить,- многозначительно выпрямившись, произнес юный проповедник.
    -Да кто ты такой, чтобы нам указывать? Что? Побежишь ябедничать родителям, да?
На эти слова Петя обиделся. Ударив себя маленьким кулачком в грудь, он сказал:
    -Белая Голова - друг индейцев. Белая Голова не выдаст своих краснокожих братьев. Он просто не хочет, чтобы вы курили, вот и всё.
    -А какое дело ему до нас? Шёл бы своей дорогою и не лез в чужие дела. Между прочим, ваш знаменитый тёзка курил. Что вы на это скажете, Пётр Алексеевич? - спросил Ильдарка.
    -Я не обязан отвечать за поступки других. Ну, курил. Царь, все-таки. Бог ему судья. Вы же у меня курить не будете. Я всё сказал.
    На этот раз обиделся Сашка.
    -Щас как дам тебе в лобешник! Сильно умным стал. Что хочу, то и делаю!
    С этими словами Сашка двинулся к Пете. Дорогу ему перегородил Ильдар. Он не хотел драки между друзьями, да и курить учиться и становиться в этом плане взрослым, тоже особо не рвался. На сей подвиг его подвигло простое желание ни в чём не отстать от Сашки, вот и всё.
    -Уходи, Пётя, не мешайся, а то ведь, правда, поколотим, - сказал Ильдар, одновременно удерживая Сашку.
    Видя такое непонимание со стороны лучших друзей, Петя расплакался от отчаяния:
    -Если вы будете курить, то скоро умрёте от рака лёгких и попадете в ад. С кем мне тогда играть в шашки? Меня дед не выпускает из нашего тупика, а в нашем тупике больше нет мальчишек. Что, прикажете после вашей смерти играть в шашки  с девчонками? Это же безумие!
                -//-
    Сон Петра Алексеевича внезапно прервался. Он почувствовал, что его кто-то тщательно обыскивает. Ещё не открыв глаза, Птицын схватил чью-то руку, залезшую в его карман.
    -У уйгонди, Ильдар, у уйгонди, кетик тезрок*! - закричали сразу несколько голосов рядом.
    Внезапно кто-то сильно укусил Птицина за руку. Тот закричал и открыл глаза.
-Засранец, ты что делаешь, а?
    Ответа не последовало. Свободной рукой маленький воришка лет восьми из местных жителей попытался ударить Петра Алексеевича по лицу, но не успел. Схватив ребёнка за грязную копну волос и выпрямив руку, Птицын мгновенно нейтрализовал все попытки к сопротивлению. Некоторое время маленький разбойник ещё держал в зубах руку едва успевшего проснуться путника, но потом руку все-таки из зубов выпустил. В поведении этого ребёнка не было ничего детского и это чрезвычайно удивило Петра Алексеевича. Чувствуя своё бессилие, ребенок всё-таки сопротивлялся, как пойманный зверёк сопротивляется до конца, до смерти.
    -Да тихо ты, угомонись! Слышишь?!
    Ребенок явно слышал его и, наверное, даже понимал, но всё равно смотрел не испуганно, не по детски, а словно загнанный в угол волк.
    «Да, мы такими не были», - подумал Птицын, разглядывая возмутителя своего спокойствия. «Дикие времена, дикие нравы, дикие дети». Он ещё раз потряс своего пленника за волосы, чтобы тот оставил мысли о сопротивлении, и спросил:
    -Ты зачем укусил меня, а?
    Вновь ответа не последовало. На Птицына смотрели два раскосых глаза, смотрели, не мигая, без тени страха и раскаяния. Этот взгляд будто из другого мира, из глубин средневековья, был непроницаем. В полумраке вагона маленький бродяжка, пойманный большим бродягой, ждал, что его сейчас начнут бить, но ... так и не дождался.
    «В конце концов, этот ребёнок ни в чём не виноват, виноваты мы»
    -Хочешь кушать?
    Придерживая одной рукой мальчишку за волосы, чтобы он не убежал и не стал снова кусаться, другой рукой Птицын достал из-под лежанки сумку, из сумки достал продукты и начал их разворачивать. В это время поезд стоял на какой-то степной станции. Маленький разбойник, заметив приготовления Птицына, немного успокоился, но, услышав гудки, извещающие, что поезд скоро тронется, вновь заволновался. Его глаза вдруг наполнились ужасом от осознания того, что он может сейчас уехать в поезде, а потом никогда не найдет свою родную станцию. С перрона в вагон заглядывали другие мальчишки, коллеги маленького пленника, и пронзительно кричали:
    -Тезрок, Ильдар, тезрок!* *
    -Отпусти, дядечка, отпусти. Я боюсь. Поезд уедет. Я дом не найду.
    -Как же! Вот я тебя отпущу, а ты снова воровать начнёшь. Нет, я лучше тебя с собой увезу, в Ташкент. А то ещё бандитом станешь, в тюрьму попадёшь.
    -Нет, не стану, отпусти.
    -Обещаешь больше не грабить на большой дороге?
    -Обещаю, дядечка, обещаю...
    Услышав это, Петр Алексеевич, незаметно для наблюдающих за ними в окно вагона мальчишек, вынул из кармана не спрятанные на всякий случай, как другие деньги, несколько долларов и сунул Ильдарке в руку.
    Пораженный мальчишка не знал, что делать.
    -Ну, беги, а то и впрямь в Ташкент со мной уедешь.
    -Катта рахмат, дядечка. Катта рахмат,*** - кричал, убегая, счастливый и улыбающийся маленький разбойник.
    Отпустив Ильдарку, Петр Алексеевич встал, прошёлся по почти пустому вагону, снова вернулся к своей лежанке, сел, лёг, закрыл глаза, но уснуть уже не смог. Он начал вспоминать свой сон, своё счастливое детство, которое было так не похоже на детство современных ему детей и ему почему-то стало стыдно за себя, за своё бездействие, за свою пассивность.
    Тот, другой Ильдарка, из детства Птицына, благодаря Петру Алексеевичу бросил курить, не начав, а Сашка все-таки научился курить, но так как стал белой вороной в своём родном тупике, другие мальчишки здесь не курили, тоже, так сказать «под нажимом общественности» бросил вскорости эту дурную привычку.
    Их дружба со временем должна была перерасти в ту самую силу, что строит и разрушает города и целые империи, поворачивает реки вспять, осушает болота и на месте пустынь устраивает цветущие сады... Должна была, но не стала...
    Своих друзей детства Птицын не видел с 1992 года. С того самого времени, когда его родители уехали из Узбекистана и забрали его с собой. В Ташкенте остался дед Птицына. Он не пожелал покидать свой родной дом, ставший ему родным город, свято веря в то, что сам Господь Бог повелел ему ещё в 1964 году переехать сюда из Рязани. У этого старика-баптиста не было недостатков, кроме одного - он был неисправимым романтиком.
    -Вы ещё вернётесь сюда, дети мои. Вот увидите, Советский Союз будет восстановлен и вы сюда ещё вернётесь,- говорил он при прощании. Какая наивность!
    Этот старик умер в 1999 году и был похоронен чужими для него людьми. Дети, из-за дефолта, не смогли приехать на похороны отца и его похоронили соседи. Птицын-младший примерно знал, где похоронен его предок. Добравшись до Ташкента, он оставил свои вещи в дешевой гостинице и немедленно направился на поиски родной могилы на огромное русское кладбище Боткина в районе Ташкентского Медицинского Института.
    В советские времена во время православных праздников, Пасхи и Родительских дней, кладбище Боткина переполнялось народом и цветами. Люди приходили отдать почести своим умершим родственникам, улицы из-за большого скопления народа перекрывались и становились полностью пешеходными. Теперь не так. Абсолютный правитель Узбекистана, Ислам Абдулатипович Каримов, всё так же перекрывает на большие праздники улицы, показывая тем самым своё уважение оставшимся в городе русским, пытаясь остановить их отток в Россию, но, несмотря на это, Русские  уезжают. В Ташкенте их осталось очень мало, как впрочем, и во всей Средней Азии.
    Остались те, кто уехать просто не смог: бедняки, старики-пенсионеры, многодетные, просто опустившиеся люди. В Россию их уже не пускают, у них нет российского гражданства. В Средней Азии они тоже никому не нужны кроме, наверное, Каримова и Акаева, за которых Русские верноподданнически голосуют несколько выборов подряд, боясь прихода к власти какого-нибудь исламиста.
    Один из таких верноподданных разрушенной империи, никому не нужный калека, солдат-афганец, работающий ныне сторожем на кладбище, за бутылку водки согласился помочь Птицыну найти могилу его деда. Вдвоём они долго ходили по кладбищу пока совершенно случайно не обнаружили её.
    На удивление, в отличие от других, заброшенных, могила была ухожена, сверху лежала надгробная плита из дешевой мраморной крошки, на которой была высечена надпись, указывающая на имя, фамилию, дату рождения и смерти похороненного.
    Вокруг располагалась свежеокрашенная изгородь. Над большой плитой, у изголовья могилы, вертикально возвышалась другая плита, много меньших размеров. На ней был изображен старик лет семидесяти.
    Птицын легко узнал родные черты лица своего деда. Он упал на колени и зарыдал, склонив голову к земле, совершенно забыв об окружающем его мире.
    -Прости меня. Я должен был давно приехать, а приехал только сейчас.
    Немногочисленные прохожие испуганно обходили их со  сторожем стороной, Сторож же, сначала удивился поведению своего клиента, но затем, поняв его горе, сам расчувствовался. Он был неплохой по сути дела человек и стал алкашом не потому, что был скотиной изначально, от рождения, а потому, что ему никто не помог им не стать. У узбеков есть их религия, многочисленные родственники, которые, если даже захочешь спиться, спиться тебе не дадут. У русского сторожа тоже была своя религия - вера в коммунизм, интернациональный долг, была своя семья - весь многонациональный народ Советского Союза, защищая интересы которого он потерял в Афганистане правую руку. Но всё это кануло в небытие. Малой же Родины, я имею в виду семью, он так и не смог создать, поэтому тихо медленно спивался среди захоронений своих единоплеменников, в земле, переставшей быть его Родиной.
    Успокоившись, Птицын предложил сторожу денег за то, что тот так хорошо ухаживает за могилой. Лицо сторожа покраснело. Ему стало стыдно и он признался:
    -Это не я ухаживаю за могилой.
    -А кто же за ней ухаживает? - спросил Птицын.
    -Да ходит тут один. Здоровый такой. Рыжий. Вот недавно оградку покрасил.
    Дальнейшие расспросы не привели ни к чему. Сторож стал угрюм и неразговорчив.
    -Вот тебе деньги. Возьми, не отказывайся. Ты мне всё равно очень помог. Лучше не пропивай эти деньги, а купи себе какую-нибудь одежду.
    Сторож, увидев какую сумму ему протягивает Птицын, порядка пятидесяти долларов, начал клясться и божиться, что непременно вскорости пить бросит и впредь будет тщательно за могилой ухаживать.
    Мало веря этим обещаниям, Птицын попрощался со сторожем и попросил его удалиться. Ему хотелось побыть одному. Несколько часов он просидел на скамеечке у могилы, читая томик, содержащий Евангелие и Псалтырь, который стал его спутником с 1992 года, с того самого времени, когда дед, прощаясь с внуком, подарил ему эту книгу. Томик был старый, потрёпанный, дореволюционный, синодального издания 1914 года, весь в заметках, сделанных дедом Птицына, зачитанный, так сказать, до дыр. Под конец чтения Петр Алексеевич открыл самый любимый свой псалом № 90 и начал читать его вслух:
"Живущий под кровом Всевышнего под сению Всемогущего покоиться.
Говорит Господу: «Прибежище моё и защита моя, Бог мой, на которого я уповаю»!
Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы.
Перьями своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение — истина Его.
Не убоишься ужаса в ночи, стрелы, летящей днём.
Язвы, ходящей в мраке, заразы, опустошающей в полдень.
Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя, но к тебе не приблизиться.
Только смотреть будешь очами своими и видеть возмездие нечестивым.
Ибо ты сказал: «Господь - упование моё»; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим"
    Этот псалом в России любим христианами различных конфессий. Его любят и православные, и русские сектанты: баптисты, пятидесятники, субботники, молокане. Любили этот псалом и в семье Птицыных. Почему? Потому, что часто у русского мужика нет другой защиты и утешения, кроме Господа.
                -//-
    Выйдя с территории кладбища, Птицын отправился на базарчик Куйлюк. Время было послеполуденное, было ещё не очень поздно, чтобы пойти на базар. Кроме того, Птицыну очень хотелось снова увидеть знакомые с детства места. Город за последнее десятилетие прошлого века сильно изменился. Выросли небоскрёбы и новые дорогие магазины. На их фоне бедные жители мегаполиса выглядели совсем нищими.
    Птицына неприятно удивила одна сцена. Толпу подёнщиков, которые приехали из окрестных кишлаков подзаработать, разгоняла милиция. Вина разгоняемых была лишь в том, что они своим видом свидетельствовали о бездарности президента республики, как правителя и разрушали построенную им иллюзию процветающей республики. Да, улицы и базары города были богато переоборудованы. На Куйлюке, например, поставили новые прилавки, ворота и покрыли весь рынок добротной новой крышей. Но большая часть население города, и узбеки, и оставшиеся русские, медленно нищали. Вернее не так. Прослойка богатых людей становилась ещё более богатой, бедные становились нищими.
    "Далась вам эта ваша независимость? Ведь как хорошо жили при Союзе..." - все более и более раздражаясь, думал Пётр Алексеевич, бесцельно бродя по рынку.
    Внезапно раздражение исчезло и начавшая было клокотать в груди ненависть к окружающим тюбетейкам вдруг ... испарилась:
    Он и сам не знал, зачем он сюда пришёл, пока не набрел на один прилавок. Вокруг прилавка бегали маленькие дети, почти голые и совершенно рыжие. Они помогали отцу с матерью сложить в тележку нераспроданный товар - различные сухофрукты и восточные сладости.
    -Почем кишмиш? – спросил Птицын хозяина товара. Он не узнал его. Тот же, напротив, обернувшись, узнал Петра. Широкое татарское лицо стало еще шире от улыбки.
    -Для тебя, Белая Голова, бесплатно, если ты, конечно, до сих пор друг индейцев.
------
*У уйгонди, Ильдар, у уйгонди, кетик тезрок, -Он проснулся, Ильдар, он проснулся, пошли быстрее, (тюрк.)
**Тезрок, Ильдар, тезрок, - Быстрее, Ильдар, быстрее, (тюрк.)
***Катта рахмат, - Большое спасибо, (тюрк.)