Фамилия

                Фамилия.
    Обшарпанные столы, обшарпанные стулья,обшарпанные стены, давно не мытые окна, пустые, с давно выбитыми стёклами, шкафы.  Старая провинциальная школа на окраине провинциального городка. Россия. Век двадцать первый.
    Толстенький, сердитый и заносчивый учитель истории, чем-то очень похожий на жандарма, делает перекличку.
    -Иванов?
    -Здесь!
    -Петров?
    -Здесь!
    -Сидорова?
    -А?
    -Что «а»? Дура! Ты здесь или в туалете?
    -Здесь.
    -Вот и отвечай! Чётко, ясно, понятно.
    Под самым потолком летают огромные черные мухи. Сидящие за партами подростки шумят. Шумят, несмотря на то, что бояться гнева учителя. Шумят, потому, как не шуметь не могут. Возраст. Учитель ненавидит своих учеников, ненавидит свою работу, ненавидит эту школу, этот город, этот мир.
    Вдруг он обнаруживает в журнале новую фамилию, которую записали,  видимо,  в его отсутствие и радостно произносит:
    -Циберман?
    Никто не откликается.
    -Циберман?
    Снова молчание.
    -Нет такого? Хорошо. Вычёркиваю.
    С задней парты поднимается тринадцатилетний паренек и просит:
    -Не надо, не вычёркивайте. Это я.
    -Новенький? Откуда?
    -Из Душанбе. Беженцы мы...
    -Почему не отозвался сразу?
    -Потому, что я не Циберман, а Циберманов. Алексей Циберманов, к вашим услугам.
    -Ишь ты! А какая разница? Циберман или Циберманов – всё рано еврей. Ха-ха!
    Вслед за учителем ржёт  весь класс. Дети – точная копия взрослых, уменьшенная в размерах и увеличенная в эмоциях. Если учитель фашист в душе, то его ученики будут фашистами на деле.
    -Почему вдруг к нам, почему не в Израиль?
    -Потому, что Циберманов – русская фамилия. Я русский и моё место в России.
    -Это кто ж тебя русил, такого, а?
    Паренёк не знает, что ответить. Он начинает нервничать. Очевидно, что его фамилия для него – дело святое.
    -Вы не имеете права смеяться! Вам должно быть стыдно!
    -Щенок! Учить!? Меня!? Воооооон!!!
                -//-
    В феврале 1863 года, во время последовавших за отменой крепостного права крестьянских бунтов, рядом с одним селом в рязанской губернии был ограблен один торговец, еврей по национальности, Моисей Соломонович Циберман. Кто-то из местных разбойников отнял у него лошадь, одежду, избил его и бросил умирать на дороге. Моисей так бы, наверное, и замёрз  на снегу, но Бог был милостив с ним и он не умер. Его нечаянно обнаружил дремучий русский мужик Иван, живший с женою и сынишкой на окраине деревушки, расположенной неподалёку. Обнаружил и сжалился над ним. Сжалился и принес на себе, лошади у него не было, к себе в избу. Помыл, накормил и за несколько недель выходил.
    Иван не знал знаменитой евангельской притчи о добром самарянине, он и читать то не умел. Но у Ивана было главное – он считал себя христианином и всегда соизмерял свои поступки с мнением небес. Закон Бога его был начертан в его сердце.
    Деревушка, в которой жил Иван, до отмены крепостного права принадлежала какому-то богатому помещику, который совсем не заботился о своих крепостных, об их культуре и нравственности. На всю деревню был только один более-менее грамотный человек – всегда пьяненький священник. Во всей  деревне была только одна Библия – старенькая Библия священника, которую никто никогда не читал и которой отдавали почести, как  иконе какого-то святого. Когда на следующий день соседи узнали о том, что Иван приютил «жида», они потребовали, чтобы он выгнал его из дома немедленно, на мороз, «чтобы сдох, как собака». Им казалось, что того требует закон Божий. Иван отказался. Тогда они пригрозили сжечь его избу. Только нечаянная потасовка между пьяненькими «поджигателями» спасли семью Ивана от самосуда разгневанной толпы.
    Больной Моисей, лежащий на печи, на самом тёплом месте, видел, как в избу его спасителя приходили и требовали его смерти, как Иван, рискуя своей собственной жизнью, спасал его от смерти. Когда толпа ушла, Моисей попросил Ивана отпустить его:
    -Ты не должен рисковать из-за меня. Мы с тобой чужие друг другу люди. Я уйду и тебя не тронут.
    -Лежи уж, выздоравливай. А с соседями я сам, как-нибудь, разберусь.
    Моисей остался. С каждым днем ему становилось всё лучше и лучше. К счастью, жизненно важные органы задеты не были и уже через несколько дней он  ковылял по избе, играя с Ваниным сыном.
    Ваня жил не бедно и не богато. Не голодал, но и денег у него не было. С женой они жили чисто и красиво. Полы в избе мыли почти каждый день. За дитём смотрели, водку не пили. Скотины во дворе почти не было, поэтому к концу зимы в избе начал ощущаться недостаток пищи. Когда Моисей  почти выздоровел, в деревне опять начались разговоры, что «жида» хорошо бы добить, а если потребуется, то и Ваню вместе с ним. В такой ситуации Моисей принял единственно правильное решение – уехать и забрать Ваню с семьёй туда, где жил он сам, в еврейское поселение, «местечко», в Подмосковье.
    -Ты ничем не рискуешь. Не понравиться – в любой момент вернёшься назад. Поехали.
    Терять Ивану особо было нечего. Моисей предложил ему жильё и работу и Ваня согласился. В начале апреля они покинули деревню и через несколько дней были на месте, в родном «местечке» Моисея.
    Когда родные Моисея, его жена и престарелые родители узнали, что их «Мойша» не погиб, их радости не было предела. Жена Сара смеялась и плакала одновременно, старики не выпускали из объятий любимого сына, боясь снова его потерять и не веря своему счастью. Шестилетний Йося, уже смирившийся с тем, что он теперь сирота, а его красивая мама – вдова, был самым счастливым, когда вновь встретил отца, живого и невредимого.
    Моисей, увидав выходящего к нему на встречу сына, опустился на корточки, обнял мальчика и сказал, подводя к нему Ваниного сына:
    -Вот, Йося, это Миша, сын моего лучшего друга. Я хочу, чтобы вы тоже были друзьями.
    Моисей поселил Ванину семью в добротную избу, недалеко от своего дома и взял его к себе в лавку в работники. Однажды на улице Ивана остановил толстенький, сердитый и заносчивый жандарм, чем-то очень похожий на школьного учителя и обратился к нему со следующими словами:
    -Стой! Ты - чей?
    Ваня растерялся и произнёс:
    -Я? Циберманов я. Моисея Цибермана работник. Иван.
    -Так и запишем. Иван Циберманов.
    Узнав историю спасения Моисея, его родные смирились с тем, что теперь он называл своим лучшим другом «необрезанного», «гоя». Не мог смириться с этим сам Моисей. Втайне он мечтал о том, что Ваня примет его веру. С этой целью Моисей научил Ваню читать и купил ему Библию, сборник Ветхого и Нового Заветов на русском языке. Сначала Моисей хотел купить Ване Тору на иврите, но потом передумал: у Ивана вряд ли нашлось бы свободное время для изучения  древнего и сложного языка. Купив Библию на русском языке, Моисей сначала хотел поделить книгу на две части и Новый Завет, Евангелие, уничтожить, но не решился – экземпляр был дорогой и красивый, жалко было портить. А отдельно Ветхий Завет никогда на Русском языке и не издавался.
    Иван, а затем и его жена, научились читать и каждый вечер, главу за главой, читали подаренную Моисеем Библию. Справедливости ради необходимо отметить, что в деревне своей о Христе они знали совсем немного. Прочтя же Новый Завет, они по-новому осознали смысл христианства, открыли для себя благодать Евангелия и уже ни о каком переходе в иудаизм речи быть не могло.
    С другой стороны, и Иван, и его жена, перестали быть православными. Любой человек, который хотя бы раз в жизни осознано, в одиночестве, без назойливых комментариев и толкований прочтёт Библию с начала и до конца, православным уже никогда не будет, так как Библия – книга скорее опровергающая догмы православия, нежели утверждающая, поддерживающая их.
    Чтение Священного Писания привело к тому, что Иван и его жена стали русскими протестантами, российскими «сектантами», «штундистами», приверженцами того учения, которое в последующие времена получило название баптизм. Они верили в Иисуса Христа, как в своего Господа и Спасителя, верили в Евангелие, но «святым преданиям» они не верили, иконам не поклонялись и «святых» не чтили. В этом же учении они воспитали своего сына Мишу, который со временем стал порядочным, честным человеком, женился на девушке из такой же «сектантской» семьи и наплодил своим родителям кучу внуков.
    Всю свою жизнь, даже после смерти своих родителей, Михаил и Иосиф, сын Моисея, оставались хорошими друзьями. Единственное, что омрачало их дружбу, так это бесконечные теологические споры. Иосиф не желал принимать Иисуса Христа, как своего Господа и Спасителя. Михаил же, напротив, не желал отказываться от Евангелия. Почти всегда горячие споры двух друзей заканчивались тем, что Иосиф раздражённо заявлял:
    -Если бы не мой отец, то ты бы никогда не знал грамоты и благ цивилизации.
    -Ну, может, и знал бы. А вот если бы не мой отец, то ты наверняка с шести лет был бы сиротой.
    Во время первой русской революции, Иосиф, боясь погромов, запаниковал и засобирался за границу. Михаил пытался остановить друга, но тщетно.
    -Пойми, Миша, страшно мне. Германия – страна цивилизованная и там не может быть никаких погромов, никаких зверств по отношению к моему народу. А здесь мне страшно. Я боюсь за себя и за свою семью. Я должен ехать.
    -Мне всё-таки кажется, что ты делаешь большую ошибку. Я слышал, что на Волге есть поселения немцев. Жители тех поселений немцы, но они русские немцы и если они поедут в Германию, то в Германии они будут чужими, как если бы домашняя утка поселилась вместе с дикими. Есть евреи, которые живут в Аравии. Некоторые из твоего народа живут в Австрии. Их так и называют, арабские евреи и евреи Австрии. Ты же – русский еврей! Там ты будешь чужим!
    Иосиф не послушал Михаила и уехал. Случилось это в 1906 году, а спустя ещё три десятилетия вся семья Иосифа погибла в Европе, охваченной пожаром нацизма.
                -//-
    Поздним вечером, сразу после работы, отчим Алексея зашел в его маленькую комнатку  и устало сел на кровать. В это время Алексей сидел за своим письменным столом и читал какие-то рукописи. Увидев отчима, он быстро спрятал в стол бумаги, встал из-за стола и выпрямился, как новобранец в присутствии генерала.
    Отчим глянул на строящего по стойке смирно Алексея, перевел взгляд на безрадостно-пасмурный пейзаж за окном, снова поглядел на  пасынка и тихо спросил:
    -Почему ты всегда держишься со мной так официально?  Мы, черт возьми, не чужие с тобой люди.
    Леша ничего не ответил.
    -Я не увел твою мать у твоего отца! Я женился на вдове! Даже ваша строгая Библия ничего против этого не имеет - я читал! Мы с матерью ни в чем, ни перед тобой, ни перед твоим Богом не провинились, не так ли?
    Леша снова ничего не ответил, но его взгляд стал чуточку теплее.
    -Когда ты не захотел менять фамилию и остался Цибермановым, я сам, обеими руками поддержал твое решение. И не потому, что я тебя стесняюсь или не люблю, или не хочу, чтобы ты носил мою фамилию, а потому, что твое решение было решением мужчины, как мне тогда казалось…. Увы! Сейчас я вижу, что ошибся…
    Последние слова были похожи на пощечину.
    -Твоя фамилия – твой крест! Твой и только твой! Ты должен нести его сам, раз сам его выбрал, ни на кого не перекладывая!
    Леша молчал. Ему вдруг стало стыдно перед матерью и отчимом за свое поведение. В самом деле, надо взрослеть, становиться тверже и не перекладывать свои школьные проблемы на плечи родителей – у них своих забот, связанных с тем же переездом, хватает.
    -У тебя одни проблемы – у меня другие. Не думай, что мои проблемы легче твоих,  -сказал отчим. Тон его снова изменился: стал добрее, мягче, - Ты не мог бы мне сделать одолжение?
    Лешка удивлено уставился на отчима. Очень редко последний о чем-либо его просил.
    -У тебя только сестры, брата нет и не будет, а мне бы хотелось, чтобы после меня тоже кто-то остался. У тебя будет много сыновей, я знаю. Вы, баптисты, иначе не умеете. Можно один из них будет носить мою фамилию? А?
    Лешка улыбнулся и произнес:
    -Договорились.