avtor mertv

Пятилетний Автор задумчиво рисовал море на мятом бумажном листе. Собственно, он еще не знал о том, что будет Автором, и звали его совершенно обычно - Стас. Так вот. Пятилетний Стас сидел и грыз синий карандаш, которым до того изображал крутые волны, небо и чаек. Его жизнь была увлекательна и интересна, и Автора совершенно не смущало то, что он не мог никому об этом рассказать. Он вообще не мог говорить, и все его мысли и ощущения выражались посредством неумелых детских четверостиший на клетчатых листках, неловко вырванных из общих тетрадей его матери. Или рисунков. Свое неумение говорить он сам не воспринимал, как недостаток. Вообще не воспринимал. Прекрасно понимая речь других детей, он втайне радовался, что его гортань не издаст подобных диких звуков. Находиться с ними рядом Автору было трудно. Мать часто говорила, что общение необходимо, на что он лишь недоуменно пожимал плечами. Мать Автора была красива и, традиционно, одинока. Никто не оставался с ней надолго, узнав о немом сыне. Незаурядный ум и энергия не позволяли ей опуститься, и она растила немого и талантливого Автора, которому все прочили будущее маргинала и изгоя, ставили страшные диагнозы и высказывали предположения о возможных психических отклонениях. Женщина улыбалась и благодарила злоязыких, а ночами, как водится, плакала в подушку. Маленький Автор действительно пугал ее порой проявляющимися странностями: то улыбнется, глядя на свежую кровоточащую царапину, то разразится слезами, видя влюбленную пару...

Десятилетний Автор не числился среди учащихся общеобразовательного лицея, но ежедневно к нему приходили преподаватели. Мальчик был умен и развит не по годам, его талант отмечали многие. Автор писал стихи, но никому их не показывал. Рисунками, напротив, он увешал стены однокомнатной квартиры, где он и его мать едва сводили концы с концами, не переставая радоваться наступлению каждого нового дня.

Пятнадцатилетний Автор получил среднее образование. "Кем ты хочешь быть?" - вопрос, надоевший ему до ненависти к каждому, хоть раз его задавшему. Снова и снова он изображал на клочках бумаги себя - Автора. Небрежно растрепанные волосы, проколотые мочки ушей, тени под глазами и испещренные мелкими значками листы в руках. "Неформал?" - он отрицательно качал головой. "Поэт? Художник? Ученый?" - устав от недогадливости, он подписывал рисунок летящим росчерком: "Автор". Спросивший лишь поводил плечами, шепотом склоняясь ко всем готовым поймать новую сплетню ушам: "Парнишка-то со странностями", и его сторонились, но Автор все так же рисовал и писал стихи, становившиеся все более отточенными и мудрыми. Этой мудрости поражались, ей завидовали, глядя в прозрачные глаза, блестящие непролитыми слезами, изучая печальную складку у немых губ, изогнувшихся в ироничной усмешке. "Ты умеешь нормально улыбаться?" - второй вопрос, который Автор ненавидел до нервной дрожи, но на который, сдерживаясь, отвечал, отрицательно качнув головой. Он ненавидел улыбки - суррогаты тепла и любви, считая их дешевой фальшью. Очередной людской ложью самим себе и друг другу. Автор находил красоту в тишине. Темноте. Безразличии. Его рисунки утратили яркие краски, стихи стали мрачнее. Невысказанные слова давили изнутри, собираясь в колкий ком где-то у горла. "Стас, ты не влюбился?" - полусерьезные-полушутливые слова матери крепко въелись в память. К несчастью, она была права: Автор влюбился. Крадучись, он шел за девушкой, увиденной им в магазине художественных принадлежностей, поразившей его своей раскованностью и легкостью речи. Голос, переливающийся и плавный, завораживал, ассоциируясь в воспаленном мозгу Автора с дудочкой Крысолова из старой сказки. Таким же потерявшимся крысенком он тихо шел за ней, необычной и...прекрасной. Простаивал под окнами и бросал неловким влюбленным почерком исписанные листы, нежные рисунки в прорезь ее почтового ящика. Месяц он таился за каждым поворотом, видя ее легкую летящую походку издали, а после все иллюзии рухнули. Обняв незнакомого верзилу, она со смехом вскрыла конверт с очередным посланием Автора и громко зачитала вслух, смеясь. Ее звонкий смех гремел в ушах Автора погребальным звоном, он чувствовал себя раздавленным. Растоптанным. Бежал прочь, не разбирая дороги, толкая прохожих, чувствуя стыд, боль и горечь предательства. Затем, поступив в институт, он уехал, увозя с собой ворох воспоминаний.

Двадцатилетний Автор существовал одной лишь живописью, глотая темный воздух в однокомнатной съемной квартире, находя утешение и забываясь, рисуя. Автор, мучаясь кошмарами, втайне ждал ночи, стремясь скорее заснуть, чтобы услышать ИХ. Голоса, говорящие с ним. Автор знал, что это ненормально, и слуховые галлюцинации - вернейший признак расстройства психики, но был рад этому. Он разучился ценить свою жизнь с тех пор, как умерла мать. Он перестал верить. В людей и людям, себе и в себя. Променяв реальность на свой призрачный мир, он с головой уходил в виртуальные пространства. Его стихами восхищались многие, но мало кто знал, что Автор никому не сможет их прочесть. Его сюрреалистичные картины нравились многим, но мало кто знал, что изображенные на них сны разума и создания реальны. Автор находил наслаждение в тишине и размеренности: пары в институте и подготовка итогового проекта, холодная темнота квартиры, живопись, нервный сон под утро. Рано утром, встречая рассвет у ноутбука, он пишет традиционное "Я все еще жив" человеку неопределенного пола и возраста, скрывающемуся под ником "Diez". Будучи интересным собеседником и храня анонимность, Diez был важен Автору. Нужен. Необходим. Автор, дав самому себе клятву не влюбляться, испытывал чувство странной, нездоровой привязанности к странной личности, работавшей радиоведущим. Или радиоведущей, в чем Автор сомневался - слишком уж резким был темперамент. Diez был прекрасно осведомлен о жизни Автора, его пристрастиях и увлечениях, знал его телефон, но никогда не звонил, очевидно, боясь раскрыть себя. Автор любил боль и жаждал умереть - жизнь была ему омерзительна. Исхудалое тело, на котором висели рваные футболки и джинсы неопределенного цвета, измазанные краской, было покрыто множеством шрамов. От битого стекла, ожогов, лезвий. Еще большим числом шрамов была исполосована его душа. Длинные волосы прядями перечеркивали бледное лицо с заострившимися чертами. Еще один рассвет, встреченный на холодном полу, в окружении картин и ловцов снов, стихов, записанных прямо на обоях...Нет денег, последние отданы в счет оплаты квартиры, и Автор уже который день не прикасался к ноутбуку, бесполезным монолитом застывшему на полу рядом с ним. "Diez...", - ворочалась в голове единственная мысль. Тот, кто мог  как-то помочь, находился, вероятно, за тысячи километров. Автор, поклявшись не влюбляться, сумел полюбить, и эта мысль была последней, мелькнувшей в его воспаленном сознании. Конвульсивная судорога сотрясла худое тело, по впалым щекам беззвучно текли слезы. Впервые Автор жалел, что не может сказать и слова, что крик, разорвавший бы тишину, если бы мог сорваться с растрескавшихся пересохших губ, рвет лишь его грудную клетку, рассыпаясь внутри осколками, вонзающимися в вены, вытекающими жидким серебром из его глаз. Он задыхался на холодном полу темной квартиры в пятне света, льющегося сквозь решетчатые окна и не слыша шагов того, кто бросив все, явился, испуганный и обеспокоенный молчанием Автора в сети.

...Два лестничных пролета, рвануть незапертую дверь, ворваться внутрь, сметая и круша все, что мешало быстрым движениям. Вот и Автор. Лежит, разбросав худые руки, ребра проступают даже сквозь ткань футболки. Тонкая струйка крови где-то у виска, прозрачные глаза смотрят прямо. Автор мертв. Где-то под ребрами лопается, разбрызгивая горячие капли, сердце. Его острые ключицы, бледная кожа и идиотская полуулыбка. Коснуться губами губ, ощущая призрак теплого дыхания. Я опоздал...