Северная рапсодия

Когда она только  родилась, ей дали не то имя, которое желала её мама, так как мама лежала в больнице и умирала от заражения крови. Ей дали то имя , которое хотели родственники отца, хотя  какое значение в имени? Сочетание букв и звуков, которое преследует человека всю жизнь, а она меняла свое имя несколько раз, чтобы уйти от судьбы и семьи, но не ушла.

Даже кровь её была не кровью мамы и папы - в ней текла кровь её двоюродной бабушки, про которую она почти ничего не знала и никогда не интересовался ее судьбой. Она родилась с плохой кровью, отравленной стафилококками и стрептококками, поэтому ей сделали полное переливание крови в возрасте шести дней. Отец её опоздал на переливание в больницу - он всегда везде опаздывал, а мама лежала в другой больнице и умирала, поэтому ей досталась кровь двоюродной бабушки - у родной группа не подошла. Так она и пришла в эту жизнь.

Имя её было простое и нежеланное мамой, поэтому мама всегда делала ошибки с именем и, казалось, что она разговаривала не со своим ребенком, а с кем-то другим. И ей всегда казалось, что её не любили. Казалось. Ибо как проверить любовь - подарками? Поцелуями? Мороженным?

Любовь или ты чувствуешь или нет, а ей казалось, несмотря на частных учителей, лето в лесу на даче, отпуск у моря, выполнение всех желаний, -  ей казалось, что ее не любили, и особенно ее мама, а ведь она-то ее любила, или ей тоже только казалось?????

Так она выросла, ничего не поняв о любви. Ведь любовь надо чувствовать, а не собирать, как коллекцию марок или модных туфель.

В школе ей казалось, что её опять никто не любит, а она не любила ни учителей, ни учеников. Учиться она тоже не любила. Так где же лежала ее любовь? Она поняла это гораздо позднее в жизни, когда выросла и откололась от своей семьи, как откалывается камень от скалы - полетев куда-то вниз, куда-то в бездну.

Она поменяла три раза своё имя, каждый раз придумывая новую историю о себе, где не было место ни её маме, ни папе, ни той двоюродной бабушке со странными именем Нинель (Ленин наоборот), отдавшей  ей свою кровь, а были другие люди и другие страны. С каждой новой историей настоящие мама и папа становились всё более расплывчатыми и ненужными в истории её молодой жизни. Как и далекие и непонятные бабушки и дедушки. Зачем они были ей? Она их не любила никогда, или они - её? Она точно не знала, но так ей было лучше.

Теперь её занимали горы и камни. Она покоряла вершины и забиралась на скалы. Там было холодно, просторно и спокойно. Ей казалось, что она любит горы и даже что горы любят её. Или, может, ей только это казалось?

Здесь не надо было что-то делать, чтобы тебя любили, просто надо было следить за каждым шагом и не думать ни о чем. Это ей нравилось. Здесь вопрос стоял о жизни и смерти. Каждый неверный шаг мог закончить ее жизнь и искание любви.

Она уже побывала на высоких горах Тибета, на старых плоских Альпах и на вершинах нескольких потухших вулканах. Теперь она поднималась на глетчер Аляски, покрытый вечным голубым льдом, которому была не одна тысяча лет. Глетчер стал подтаивать, сказываясь вниз к подножью холодного моря, омывающего Аляску и делящую её на бесконечные фьёрды, похожие с самолета на блестящие стеклышки - так неподвижна и чиста была там вода.

Лед был голубоватым и на вкус ни с чем не сравнимым - недаром его продавали в Японию и Арабские Эмираты как ледяные кубики для охлаждения напитков за большую цену.

Она остановилась на глетчере и отколола маленький кусочек голубоватого, прозрачного, холодного, похожего на новогоднюю игрушку, льда. Рот её заполнился таяющей водой, которая текла еще во времена динозавров и летающих птеродактелей. Подо льдом еще лежали их кости и огромные клыки косматых мамонтов, которые бойко покупали на Аляске проезжающие на высоких корабельных лайнерах-отелях американские туристы.

Пауза кончилась, и она зашагала дальше, или скорее выше на верхушку глетчера. Почему её тянуло на все верхушки мира- да она и сама бы не могла объяснить, но жизнь внизу её не удовлетворяла, хотя она достигла определенного престижа в международном движении за спасение планеты. Она была, конечно, на стороне "хороших" и против "плохих".

Она доказывала,  призывала, боролась, но результатов было немного. Мир, как всегда, управляемый жадностью, суевериями и страхом, был неуправляем и "плохие" там  часто выходили победителями. Да и бороться за "нового" разумного гомо сапиенса ей уже откровенно поднадоело. Ей было тридцать с небольшим, и в её возрасте Христа уже распяли, а Билл Гейтс уже построил Микрософт.

Она не была распята за свою борьбу, но и денег она не заработала. Семьи у неё не было, так как любви она так и не нашла. Оставались горы и камни. Там и только там она чувствовала себя свободной от своей борьбы, от вопросов о семье, любви и смысле происходящего. Горы требовали сосредоточения только на одном - правильном шаге вперед. А за это они дарили состояние эйфории тому, кто стоял на их плечах и касался головой звездного неба. Эта эйфория была высшей наградой за долгие часы на холоде, с ледорубом  в руках и всем этим снаряжением скалолазов-любителей, стоившей  ей всех денег.

Августовское солнце начало садиться за верхушку глетчера, и она решила остановиться на ночлег в своей маленькой палатки и пуховом спальном мешке, не пропускающем пятидесяти градусный мороз к её закаленному, мускулистому и бесплодному телу. Спать в мешке на свежем воздухе она любила, а температура в августе была не такая низкая - только 1-2 градуса ниже нуля.

Она сняла свой рюкзак с плеч и вынула палатку. Умелыми движениями она раскрыла её и стала вбивать колышки палатки в вечный лед. Вынула пуховый мешок и положила его в палатку. И тут налетел первый порыв ветра. Так здесь бывало всегда - чем ближе к верхушке гор, тем неожиданнее и сильнее были порывы ледяного ветра. Схватить лежавший у палатки ледоруб она не успела, и её ботинки вдруг поехали по льду вниз. Шипы от "кошек", которые должны были её затормозить, не сработали, так как на них налип подтаявший августовский снег, превратив шипы в скользкие сосульки.

Она неслась вниз с глетчера так быстро, что не успевала заметить, в какую сторону её сносит. А её несло прямо в разлом, который она аккуратно обошла еще утром. Она преодолела расстояние, которое прошла с утра, за несколько минут и, не удержавшись на крае расщелины, она полетела головой вниз в темноту.

В сознании были последние отрывки мыслей о веревках, боли и вдруг её рот с припухшими от ботекса губами открылся и она завопила "Мамочка!"

 - Чка! Чка!Чка!  - повторило эхо и замолкло. И вновь глетчер окружила тишина. Остались только палатка с мешком и следы на снегу. Маленький радиопередатчик был разбит вместе с ней, одинокой женщиной-скалолазкой и не мог передать сигналы на станцию туристов. Еще одна жизнь ушла под вечный лед глетчера вместе с неразрешенными вопросами. Земля продолжала крутиться, луна - отражать свет солнца , а вселенные - разлетаться. Только теперь - без нее.

А ветер с вершины глетчера стал надувать в темноте одинокую палатку, исподняя на этом одиноком инструменте заунывную песню снежных гор - северную рапсодию.


Лира Белла 29 августа 2013 17.02 Вюрцбург, Германия, Майн