Нестор Иванович

  Нет партий,... а есть кучки шарлатанов, которые во имя личных выгод... уничтожают трудовой народ.
   Н.И.Махно

- Здоров был, Петрович.
 - Спасибо - здоровее бывали.
 - Присаживайся, чего ноги за зря топчешь, не натрудил за жизнь, аль как?
 - Да почтарьку хочу перенять, растуды её в качель. Неуж-то проглядел - ужом  что ли  прошмыгнула? - расдосадовал Кананыхин, не высокого росту  сутулый старичок в ватнике и хромовой, видавшей виды, шапке.
   Почёсывая бородёнку он вертелся юлой поглядывая по сторонам.
   Широкая, сельская улица, от краю - до краю была пуста. "Простреленная"  насквозь, она зияла огромной дырой. И только сорвавшийся ветер, уполномоченным - полноправным хозяином, подымая пыль гнал перекатиполе, трепал длиннющие косы столетних верб, раскачивал обвислые, как сиськи старых баб провода, стучал ставнями и огородами как оглашенный нёсся в заросшие бурьяном поля.
 - Да угомонись, неугомонный... -  Кукан Иван Кузьмич, рассерженно размахивая щуплым кулачком, грозил ветру.
   Какой там прошмыгнула, битый час сижу - никого, ни слуху ни духу, поговорить нескем.
   Уж не знал что и думать - повымерли все что ли?
   Может катаклизьма какая приключилась?
   А тут дурнем сидишь, ворон считаешь.
   Слава Богу, тебя принесло будет с кем словом перекинуться.
   Ты присаживайся, Петрович, хватит проворничать.
   В четыре глаза мы её враз углядим.
 - Ух, зябко, до кости гад пробирает - старик съёжившись подошёл ближе.
   Ты гляди, совсем небо упало - крехтя он пожал протянутую ему руку, и уселся на лавочке рядом с товарищем.
   Закинув нога на ногу,  неторопясь вынул из внутреннего кармана кисет, и бережно положил на колено.
 - Сколькож это годков ты его возле сердца таскаешь, Петрович, почетай годков с двадцать наберётся?
 - Поболее бери, как пить дать, поболее - старик нежно, как любимую собачёнку, погладил дорогую вещь.
   Натруженные, закопченные табачным дымом пальцы, развязали кисет и стали мастырить самокрутку.
 - Хороший табачок уродил - забористый - шурша в пальцах, табачок рассыпчатой дорожкой ложился на заранее оторванный для самокрутки клочёк газеты.
 - Уродил, уродил - хитро соглашался другой, распологая получить щепотку.
   А на кой тебе Люська, уж не свататься удумал? - хихикнул хозяин лавочки.
 - Да к телефону карточку хотел купить, а вижу - не получится - в голосе Петровича прозвучало огорчение.
   Как оказывается, Иван Кузьмич, таки нужная вещь мобилка, признал - признал - старик, заглядывая соседу в глаза, убеждающе кивал бородкой.
   Позавчерась сижу в нужнике, надобностью занимаюсь, а на небе звёзды - едрён корень... Красота необыкновенная... Сижу - любуюсь.
   Слышу  уж задница подмерзать стала... Ну, думаю, насмотрелся - будя, пора в дом собираться.
   Мац-мац рукой, а рулончика-то и нету, как сквозь землю, едрёна вошь, провалился.
   Раньше-то "Правды" всегда хватало, а нет так "Трудом" не брезговали, а теперь вот баловство придумали - туалетная бумага в рулончике.
   Вещь оно конечно хорошая,  если использовать по назначению, так нет - в колбасу, едрён корень, пихать - удумали.
   А то - давненько было, как-то в городе пришлось общим туалетом попользоваться, сижу себе тружусь да надписи на стенке читаю, крупно так написано, каллиграфично, без очков запросто углядеть можно.
   Одна надпись уж больно зацепила, слышишь Кузьмич, пишет один: "Тот дурак на всю Европу, кто вытирает пальцем ж...у. У думаю, мы не такие, мы Кананахины в Европу не лезем, у нас своя "Правда" под рукой, а вот послать и очень далеко, да так далеко, чтоб заблудился Кананыхины могут, эт хлебом не корми.
   А тут, вот какая оказия, хоть пальцем три, да в Европу собирайся - совсем старый стал - растерялся.
   Да, слава Богу, мобилка зазвонила, бабка моя волноваться стала: "Ушёл и пропал, не помер ли часом" - спрашивает сердешная.
   Так что, обзаведись, нужная вещь - выручит при случае.
   Я свою всегда при себе держу -  пощупав карман, он на всяк случай, лишний раз убедился.
   Угощайся, Вань, подымим - Петрович протянул соседу скрученную цигарку.
 - Премного благодарствуем, от вашего табачку не откажусь - достав спички сосед  чиркнул, и с уважением  предложил огоньку.
   Старики смачно закурили...
   Дымок от самокруток, подхваченный ветерком, понёсся в небо окутывая сладким дымом самосада покинутое Богом и людьми село.
  "Не дай, Боже - старость не в радость" - всем видом говорило село. Говорило осиротелыми покосившимися без хозяйских рук домами, повалеными плетнями заборов, пустыми  не ухоженными  дворами, заросшими садами и виноградниками. Село, как эти два  старика, задрав голову с мольбой всё чаще заглядывало  в небо.
  - Совсем погода испортилась. Ишь какие бугаи наворачивает - затянувшись, покашливая выпустив дымок, Петрович разглядывал  небо.
   А вон правее, гляди... Тачанка...
 - И впрямь тачанка, а на ней Нестор Иванович с Маузером. Волосы ветер треплет. Матерь Божья, как похож...
   Гляди, гляди - целится.
 - Вот дела, точно Махно, едрён корень - Петрович привстал от удивления.
   А спустись да стрельни из пулемёта по партейцам, как думаешь, Иван Кузьмич, наложили бы в штаны демократы?
 - Наложили - наложили, как пить дать наложили, полнёхенькие наложили  и ихняя "Правда" не помогла бы...
   Старики, соскочив с лавочки, обнажив головы молча уставились в небо.
 - Ни херассе гляди, Петрович, скажи кому - вжизнь не поверит.
   На небе, закусив удела, огромные лошади в дымчатой  пене,  разметав седые гривы, что было силы мчали тачанку по небесным буеракам. Копыта яростно разрывали облачную степь.
   Возница с растрёпанными ветром волосами, размахивая Маузером, лихо управлял тройкой.
 - Жаль не рожает больше  земля наша таких людей - Петрович, поправив седые волосы, одел потрёпанную временем шапку, затянулся дымком и грустно присел на лавочку.
 - Всё больше бизнисмены плодятся, едрён корень - поддержал старого товарища Иван Кузьмич, и умолкнув присел рядом.