Матрёнина радость. Часть 9

Но, что более всего удивило Вениамина в Петре, так это то, что, проснувшись, тот не произнёс ни одного слова упрёка в его адрес по поводу «сотворённого» с ним. Ни сделал ни единого намёка на потребность в алкоголе. Хотя я, как и любой Россиянин, знал, каково это бывает с похмелья. И совсем не возьмусь говорить, как чувствует себя человек после продолжительного запоя, потому, как не знаю этого. Хотя уверен, что было ему на тот момент очень и очень хреново! То ли он понял про себя, что с ним приключилось в жизни вообще, то ли попросту постеснялся в присутствии старухи, что-либо говорить на эту скользкую тему. То ли его природная воспитанность заговорила в нём, но он молчал и принимал всё, что проделывала с ним Матрёна стоически, без единого звука. А «манипуляции», проводимые с ним Матрёной, по моему мнению, вполне заслуживают того, что бы немного рассказать о них. 
Как только Петя открыл глаза, Матрёна тут же погнала его(именно погнала, а не повела) в баню,  предварительно натопленную мной, по её указанию.
Там, разложив его на полкЕ, она хлестала его, что есть силы, но не веником, а какими-то травами. Обмывала в различных отварах и настоях, над которыми, пока он спал, она неустанно колдовала. И уж потом, после всех этих «экзекуций», отпаивала в предбаннике ещё чем-то весьма противно пахнущим(бедный Петя). И лишь после того, как он чуть не терял сознание, разрешила мне отвести его домой в полуобморочном состоянии, и уложить в постель – «пушай немного поспить».
Это Матрёнино – «пушай немного поспить», вылилось почти в двое суток беспробудного сна, без сновидений и без единого шевеления. Я уж было начал волноваться теперь не столь за его здоровье, сколь за его жизнь. Частенько подходил к нему и прислушиваясь к его дыханию, на что Матрёна лишь усмехалась да хитрО поглядывала на меня. Не волнуйся Веньша - енто вся дурь из него выходит, а сила входит. Проснётся хоша слабеньким, но всёждаки человеком. Неужто сумлеваешься, лешак? Нет, Матрёна, отвечал ей я – «таперича» ни капли не сомневаюсь. То-то же. Иди-ка лучше дровишек принеси с поленицы да подкинь в печку. Да в доме и так не продохнуть, Матрёна, пытался протестовать я. Не вякай, окоянный, али друга не хошь излечить?! Да хочу, хочу, отвечал я и понуро направлялся во двор, за очередной охапкой дров. А Матрёна тем временем, в который раз меняла у Петра постельное бельё, которое было мокрым хоть выжимай. 

Да, что же я это самого главного-то не сказал. А курить я всё-таки бросил! И вот ведь что удивительно – не тянет ни грамма! А «до того», сколько лет пытался бросить и всё – ни как. От силы держался месяц, ну, полтора. Даже помню один из своих снов того времени. Будто, сижу за чертёжной доской, и всё-то у меня получается, всё-то сходится, и курю я папиросы «Герцеговину Флор», любимые папиросы Сталина. Докуриваю до самого «бычка» и тут же беру «Беломорканал»  - ещё тот, не двух объединённых табачных фабрик, а именно тот, Ленинградский, «фабрики Клары Цеткин», который втихаря потаскивал у отца. За что не однажды получал нахлобучку, а то и ремня. И поделом. Так вот – сижу курю, курю и ни как накуриться не могу. А утром проснусь и как Павловская собака - исхожу слюной до тех пор, пока не плюнув на всё,  достану припрятанный, видимо специально для этого случая - «LM». Вы уж простите великодушно, что пришлось несколько отклониться от основной темы, но представьте себе – сколько безрезультатных попыток бросить курить, а тут вот так, запросто – не хочу и всё! 

Проснулся Пётр под вечер. Подняв голову и оглядев обстановку, посмотрел сперва на меня, потом на Матрёну, заложил руки за голову и улыбаясь во весь рот, опять откинулся на подушку. Матрёна увидев, что Петя проснулся, отвела взгляд от телевизора, где смотрела полюбившуюся ей передачу «Пусть говорят», проговорила, а теперь давай вставай, нужно здоровье твоё возвернуть. А ты чего разявился, прикрикнула она, глядя в мою сторону. Думаш твоё лечение закончилося? Как бы не так! А ну-ка, раздевайся и давайте оба во двор, к колодцу. Я-то знал, что это такое и злорадно улыбаясь, поглядел на Петьку: давай-ка и ты дружище попробуй Матрёниного «гостинчика»! Но к моему великому удивлению, Петя не пронёс ни звука, а словно в жаркий летний день, вылил на себя положенных два ведра, и гордо глянув на меня, даже не стал растираться полотенцем, важно удалился в дом.
Что? Съел? Сказал он улыбаясь, когда я вошел следом за ним. Ты того не знал, друг мой Вениамин, что я много лет занимался моржеванием. А проснувшись сегодня, только и думал, как бы выскочить во двор да обтереться снегом. То-то! А то я смотрю, ты подхихикивать начал. Думал, что я сейчас заверещу, как поросёнок?          НЕ ДОЖДЁССИ, братишка! И мы засмеялись вместе с ним, хлопая друг друга то по плечу, то по спине. Ну, чего зубы скалите, окаянные! А ну-ка, угомонитесь! Не видите рази – как хорошо Малахов говорить. Раскудахталися тут! И она улыбаясь, опять уставилась в телевизор, что бы в очередной раз переживать за чью-нибудь судьбинушку.         

Я видел, как тяжело было Петру, но ни я, ни Матрёна, не проронили ни слова, ни полслова на тему его болезни. Он стойко переносил довольно болезненный для него распорядок дня, безропотно выполняя все указания Матрёны и глотая её отвары и настои. День ото дня цвет его кожи розовел, становясь всё здоровее. На щеках проступил румянец, руки перестали трястись, и появился полноценный, здоровый аппетит. Со временем в нём опять проснулся инстинкт учёного медика, и он неотступно следовал за Матрёной, расспрашивая её о той или иной травке, той или иной настойке или отваре. С азартом и увлечённостью юноши, он выспрашивал у неё пропорции смешивания трав и для какой болезни, что будет лучше.  Матрёна, увидев в нём настоящую заинтересованность, с раннего утра, до позднего вечера перебирала свою сухую «аптеку», показывая Петру, как лучше смешивать, растворять, настаивать или варить тот или иной сбор или отвар. На мою реплику: ты бы Петя записывал узнанное, как я на пример, он ответил – у меня, Веня, шахматная и профессиональная память. Всё что узнано, услышано мной, как на скрижалях запечатлено, будь уверен. А вот за твои записи нам нужно будет взяться всерьёз.
Сердце моё переполняла радость, глядя на друга. Я был поистине счастлив, что он восстановился, не потерял интерес к жизни и что не мало важно – к профессии. А вот над этим, стоило бы пораскинуть мозгами. Просто так сидеть колодой, Пётр наверняка не сможет. Зная его беспокойный характер, я был уверен - он будет искать применение своим золотым рукам врача и хирурга.   
Но ломать голову над этой проблемой ни мне, ни самому Петру, не пришлось. Всё решилось, к всеобщему удовольствию, само собой довольно просто в один из дней.