Предчувствия, колокола и прочее 1

Уже несколько дней Марию не покидало ощущение, что что-то должно произойти, доброе, светлое. Но ожидание этого доброго и светлого затягивалось. Ощущение затихало и в конце-концов пропало совсем. По дороге домой она поняла, что устала. Тяжёлая физическая усталость мешала даже думать.

Мощный людской поток неумолимо нёс Марию к выходу из прохладных недр метро в жаркий солнечный день. Вдруг чья-то крепкая рука выдернула её из толпы и поставила на относительно спокойный участок подземного перехода. Усталость от поездки, негодование по поводу непредвиденной задержки, написанные на её лице, мгновенно сменились неподдельной радостью, когда она увидела, кто посмел нарушить запланированное течение жизни. Она увидела Олега. Как давно они не виделись, да и причин для встречи не было. Когда-то они были просто знакомы. Волей случая они оказались в одном коллективе, каждый день встречались просто потому, что так было нужно. Ни дружеских , ни просто добрых отношений тогда между ними не было. И вот, поди ж ты, он её заметил в толпе и вытащил, чтобы… Интересно, зачем? А она обрадовалась, как маленький ребёнок, которому вручили долгожданную игрушку.

Они стояли, не размыкая рук, глядя друг другу в глаза, и молчали. Потом, не сговариваясь, пошли к выходу, по-прежнему, держась за руки. Когда они оказались на поверхности, повернулись друг к другу, и одновременно сказали: «Ну, здравствуй!», как выдохнули.

И начался беспредметный и бессвязный разговор, который всегда бывает при встрече когда-то знакомых, но  давно не встречавшихся людей.

Как жизнь? Семья, дети, внуки. Как работа? Ну, в общем, действительно, разговор ни о чём и обо всём сразу. И всё это как-то путано. Задавали одновременно вопросы и пытались на них отвечать, стоя на перепутье. Рядом мельтешили люди, проходя в сторону метро и ближайших магазинов и обратно. Кто-то случайно задел её плечом, и она спросила: «Ты не торопишься? Тут недалеко, - она махнула рукой куда-то в сторону, - есть бульвар, пойдём, там на скамейке можно посидеть». Он выдвинул встречное предложение – зайти в кафе, выпить по чашке кофе, и махнул рукой в противоположную сторону. Предложение было принято, и они отправились в ближайшую кафешку. Там, усевшись за столик в уголке, они уже обстоятельно продолжили такой бестолковый разговор.
- Так, как же жизнь? – спросил Олег.
- Я же тебе сказала, что хорошо.
- Так не бывает. У всех какие-то проблемы, а у тебя их нет?
- Проблемы есть у всех, только кто-то их пытается решить, а я позволяю им, проблемам, решаться самостоятельно, я только наблюдаю за ходом этих решений.
- Мне бы так научиться. А я весь в делах. Вот увидел тебя и обрадовался. Давно никого из наших не видел. Вроде, новое лицо, новый человек, хоть немного отвлечься от своих проблем поможет. Ты не обиделась, что я тебя таким образом поиспользую?
- Ты, наверное, будешь удивлён, но это, кажется, моё предназначение. Меня часто так используют. Отвлечься от своих проблем, поделиться ими, переложить их часть на другого, то есть на меня, люди не стесняются, а мне не трудно, даже интересно.  Такой контраст с моим жизненным принципом.
- И как ты формулируешь этот принцип?
         - Помочь другим в силу своих возможностей, но не нагружать людей своими тяготами. Всё просто.
- Значит, я тебя не просто так заметил. Может, и мне поможешь.

Немного помолчали, пока официант расставлял на столике заказанные ими кофе и блинчики. Потом поговорили о старых знакомых, которых оба давно не видели.  Нашлись ещё темы для разговоров, ни к чему никого не обязывающих. Наконец, они иссякли, а расставаться ей не хотелось. Всё-таки, какая-то ниточка, связывающая с прошлым, рвать её было жалко. Она сидела, отведя взгляд немного в сторону, но краем глаза видела, а может, ощущала, что Олег смотрит пристально на неё. Ждал, что она поймёт, что ей пора уходить? Это первое, что приходило в голову, она ведь была человеком воспитанным. Посмотрела ему прямо в глаза и сказала, вернее, спросила: «Пора?». Он протянул свою руку и положил на её ладонь.
- Не  спеши, скажи, о чём ты сейчас задумалась? Я понимаю, что вопрос немного глупый и неправомерный, ты совсем не обязана отвечать, и всё-таки, если можно, О ЧЁМ? 

Она на секунду прикрыла глаза и увидела удивительную картину. Вот о ней она и рассказала. «Под куполом, напоминающим свод церкви, с едва заметной росписью на тонких блестящих нитях висят какие-то блестящие бумажки. Как будто фантики из цветной фольги от самых вкусных конфет. Они колышутся ветром и тихонько шелестят и даже позванивают».

Пока она говорила, глаза его выдали какое-то непонятное волнение. А потом и вовсе выразили огромное удивление. Она смотрела на него, не понимая, чем могла вызвать такую реакцию. Когда-то её считали странной, но скрывать своё вИдение она не сочла необходимым. Скажет опять, что она странная, ну, и пусть. Она уже привыкла. Он, наконец, обрёл дар речи и сказал:
- Хочешь, я покажу тебе своё самое любимое место на земле?
Это было так неожиданно, что она, не раздумывая, согласилась.

 Он расплатился за кофе, взял её за руку, и они вышли на жаркую, пыльную улицу. Пока он открывал дверь машины, помогал ей сесть,   голове гвоздём засела мысль: «Что же он делал в метро, если машина на стоянке?». Но спрашивать не стала, как воспитанный человек. Да и принцип жизненный не позволял этого сделать. А принцип прост: не любопытствуй попусту, чтобы чужие проблемы не стали твоими. Если надо, человек сам ответит на твой незаданный вопрос. А если не ответит, значит, тебе это и знать совсем не надо. Нехорошо ставить человека перед вопросом, на который он не может или не хочет отвечать.


Усевшись на водительское сиденье и включив зажигание, он повернулся к ней и сказал, будто, между прочим: «Тебя ждал», как будто услышал непроизнесённый вслух вопрос. 

Но и тут она не стала спрашивать, зачем, и с чего это после стольких лет ничегонезнания друг о друге такое вдруг внимание. Если ей суждено это узнать, то это случится и без её вопроса.

Машина плавно тронулась с места. Они ехали, молча, только иногда посматривали друг на друга и, если их взгляды встречались, тихо улыбались. Дорога петляла по улицам, потом выехали за город. Она не следила за маршрутом, доверившись Олегу полностью. А потом прикрыла глаза и только ощущала повороты. Думать ни о чём не хотелось. На какое-то время она даже задремала, и в этот момент машина остановилась. Она взглянула на него, Олег сидел и смотрел на неё. И вдруг попросил: «Закрой глаза и не открывай, пока не попрошу». Наверное, она не сумела скрыть удивления и услышала «не бойся, я хочу тебе показать своё место, но хочу, чтобы это было для тебя сюрпризом». Маша закрыла глаза. Олег вышел из машины, открыл её дверь, помог ей, «ослепшей», выйти, взял её за руку и повёл.

Шли не спеша, он предупреждал о поворотах, о неровностях дороги, и ей было спокойно идти, держа его за руку. Остановились. Олег ещё раз напомнил ей о своей просьбе не открывать глаза. Она услышала, как со скрипом распахивается тяжёлая дверь, из проёма пахнуло холодом. Вздрогнув, она ухватилась за его руку крепче, и он потянул её в сторону холодного проёма, предупредив о пороге. Перешагнув его, они на минуту остановились, и он сказал:
- Сейчас будет лестница. Правой рукой ты будешь держаться за перила, а левой поведёшь по стене. Лестница узкая, так что ты пойдёшь вперёд, а я буду двигаться за тобой, - подведя её к первой ступеньке, он помог ей нащупать перила и стену и добавил, - ступеньки крутые, не спеши.

Начался странный подъём. Она, не глядя себе под ноги,  нащупывала ногой ступеньку и потихоньку переносила на неё вес своего тела. С непривычки, или от того, что лестница, действительно, была крутая, она запыхалась и  услышала сзади его голос: «не торопись, передохни». Отдохнув, продолжили подъём. Лестница была круговая, это чувствовалось. Вот ей показалось, что вокруг стало теплее, и через опущенные веки она увидела светлое пятно. Вдруг её левая рука потеряла стену, будто провалилась в пустоту, и в тот же миг её подхватил кто-то невидимый, сильный. Немного потянул наверх, помог ей преодолеть последние ступени и негромко сказал: «Пришли». Не открывая глаз, она услышала, что её спутник тоже поднялся,  немного отдуваясь  после подъёма, и поздоровался с тем невидимым, кто помог ей выйти на тёплое и светлое пространство. Взял её за другую руку. Она вдруг сказала, повернув «незрячее» лицо к своему спутнику: «Я  его знаю», мотнув головой в сторону невидимого незнакомца.
- Это потом, а пока, - он встал сзади неё, взял её голову обеими руками и поднял её лицом вверх.
- А теперь можешь открыть глаза.

Она чуть не ахнула от неожиданности. Над ней высоко был купол с едва различимой росписью, а под ним на блестящих нитях висели блестящие «фантики», сверкая на солнце и переливаясь яркими красками. Они покачивались на лёгком ветру и метались под его порывами, не отрываясь от блестящих нитей. Она повернула голову к своему спутнику и в голове мелькнула мысль: «Это же молитвы людей, их благодарность за спасение. И в их спасении ты принимал самое деятельное участие». А вслух произнесла только: «Это своеобразная награда тебе за твой нелёгкий труд».
- Ты права. Но как ты догадалась?
- Я же не спрашиваю, как сюда попали эти нити, кто их развесил и вообще, как они держатся. Посмотри, они же наверху ни к чему не привязаны.

Долго они смотрели друг на друга, не произнося ни слова, и не размыкая рук. Будто очнувшись, вспомнив о присутствии ещё одного человека, они посмотрели на него. Тот стоял, смиренно сложив руки, и терпеливо ждал, когда он понадобится. Она, действительно, когда-то знала этого человека, одетого сейчас в чёрную монашескую одежду. Тогда, давно он тоже  был одним из членов коллектива, к которому относились и она сама и её спутник, так неожиданно выхвативший её из людского столпотворения. Тогда они были молоды, полны грандиозных планов. Кем они только не мечтали стать. Не у всех сбылось. Стать монахом не хотел никто, а, может быть, старательно скрывал такое желание. Жизнь внесла свои коррективы, круто изменив планы тогдашних молодых людей. 

Одним взглядом она ухватила, что стоят они все на колокольне, на узкой круговой площадке, в центре зиял провал, идущий вниз до самой земли, а над провалом висел большой колокол. До него можно было дотронуться рукой, что она и сделала, с трепетом коснувшись холодного металла.  Но в тот миг холодный металл почему-то обжёг её пальцы, она отпрянула от колокола и задумалась об увиденном наверху.
- Это же… - она замолчала, подбирая слова для своего впечатления от увиденного, - это же молитвы! Молитвы о спасении.
- Да, - тихо и в то же время с каким-то превосходством ответил Олег.

В разговор вступил третий, его звали Кирилл. 
- Олег приходит сюда, рассказывает мне о проведённых операциях. Мне это до сих пор интересно. Я ведь тоже был медиком, врачом.

Мария помнила, что эти двое вместе поступали в медицинский институт. Вот как, оказывается, судьба раскидала их. Но сейчас не это занимало её, не это тревожило. Потом они, может быть, расскажут о том, как жили, что привело Кирилла на эту колокольню. Сейчас важнее было то, что она увидела – в, непонятно как подвешенном, под куполом чуде.

И вдруг она захлебнулась накатившей волной мыслей и чувств, слова полились сразу и безостановочно. Она говорила шёпотом, ни на кого не глядя, как будто в пустоту, но это было её впечатление, отношение к увиденному.
- Это молитвы о спасении, благодарности за него. Но это не твоё! Не к тебе обращено, их надо отпустить. Отдать тому, кто совершил твоими руками это спасение. Люди не знали к кому обращаться и просили тебя, видя в тяжёлый момент перед собой тебя, такого знающего, всё умеющего. Но в Душе они молили Бога о спасении. То, что ты можешь больше, чем другие врачи, можешь совершить чудо – это только ДАР. Дар, посланный тебе свыше. Да, ты берёшься за тяжёлые случаи, от которых отказались другие врачи из-за неопытности, некомпетентности, да просто из-за страха не суметь. А ты можешь. Ты не раздумываешь – можешь или нет, знаешь, как помочь и не испытываешь сомнения, тебе неведом страх в таких случаях. Ты просто делаешь. И в тех кругах о тебе идёт слава, как о великом целителе. Но это всего лишь Дар от Бога. И в то же время проклятие. Вот на этом проклятии ты сгоришь, если не отпустишь.

Она говорила быстро, казалось, ещё чуть-чуть, и она рухнет в изнеможении. Олег  встряхнул её за плечи:  «Угомонись, успокойся, тебя же трясёт, грохнешься в обморок, спасать тебя придётся»
- Я тебя об этом не попрошу, - она пришла в себя и улыбнулась, - это слишком мелко для тебя.
- Ты несёшь ахинею. Как я могу отпустить то, что появляется само собой, когда я прихожу сюда и рассказываю Киру о своих победах. Я же их не держу, сам не развешиваю.
- Тебе этого пока не понять. Пока. Но это временно, ты поймёшь и сделаешь.

Не дав Олегу ничего возразить или просто что-то сказать, она сделала жест, призывающий к молчанию. Приложила ладонь к губам. И на колокольне воцарилось молчание. Потом она протянула руку к колоколу и опять коснулась его. Теперь он не обжёг её пальцев, поверхность была прохладная и шершавая.
- Сегодня посторонним звонить в колокол нельзя, - услышала она голос Кирилла, знакомый с молодости, - Это разрешается только на Пасху. Но настоятель для вас смягчил Устав. Вам разрешено позвонить в большой колокол. Он самый любимый у меня. Хотите попробовать?

«И он ещё спрашивает», - подумала она. Но вслух ничего не сказала, только подошла ближе к краю узкой круговой площадки, опустилась на колени, чем вызвала недоумение у своего спутника, привезшего её сюда. Он не стал оттаскивать её от края, но сам подвинулся поближе, чтобы суметь помочь ей, если это понадобится. Она погладила холодный металл, провела ладонями сверху вниз, подвела их под край и просунула внутрь колокола. Сдвинуть руками эту громаду было невозможно, да она и не стремилась это сделать. Вместо этого она прижалась к колоколу лбом, замерла на какое-то время в такой позе, потом прижалась щекой и тихо стала что-то произносить, как будто решила поговорить с металлическим гигантом. Мужчины стояли рядом, не выказывая уже тревоги. Конечно, она в те давние времена слыла странной. Но они были уверены, что ничего неординарного или экстравагантного она не выкинет.

 Она замерла, тихо шепча что-то не то сама себе, не то колоколу. А потом тихо запела, произнося только «ОооМмм». С каждым разом этот звук у неё получался громче и выше тоном и тянулся длиннее. И в какой-то миг колокол откликнулся на её голос и ответил тихим и протяжным «БООМмм-БОООМммм». Он висел спокойно над провалом и пел. И не нужно было звонарю раскачивать его огромное тело и тревожить его язык. Он пел сам просто потому, что ему захотелось подпеть этой странной женщине, стоящей около него на коленях и прижимающейся к его холодному металлическому боку щекой.

Этот звон слышали только трое, колокол звонил для них. Сколько прошло времени, неизвестно. Но вот она выпрямилась, освободила руки из-под колокола, мужчины помогли ей подняться. Взглянув наверх, они все трое увидели рвущиеся куда-то вдаль блёстки, хотя ветра не было. В воздухе ощущалось приближение грозы, стало душно. К тому же стало темнеть. Кирилл сказал:
- Пора.

И они стали спускаться. Первым шёл Олег, за ним Мария, Кирилл замыкал «шествие». Теперь с открытыми глазами идти по лестнице было легче, и Маша автоматически достала из сумочки засунутый туда зачем-то платок и покрыла им голову. Платок оказался в сумочке очень кстати, хотя выходя из дома, она и не предполагала, что окажется в этот день в монастыре. Но правила есть правила: находясь на территории монастыря, женщины должны покрывать голову. Когда они оказались во дворе, Олег взглянул на Марию, и в его взгляде промелькнуло удивление: мол, надо же, и платок у неё оказался. По двору шёл настоятель монастыря, Кирилл тихо сказал об этом Маше. Олег уже был знаком с ним. Оказывается, они уже не раз беседовали раньше. Настоятель ответил на приветствие гостей, перекрестил их и пригласил в трапезную. И вот там после  скромного ужина пошли разговоры. Никто не мешал им, не просил покинуть помещение. Их оставили втроём, сидящих за столиком, отгороженном от остального помещения лёгкой стенкой.

Кирилл рассказал, как после трагической гибели жены и двух дочерей оказался здесь. Стало невмоготу жить в городе, который погубил его родных. Уволился из серьёзной клиники, побросал в сумку смену белья, документы, отдал ключи от квартиры брату и ушёл. Просто вышел за город и пошёл, куда глаза глядят. Даже не помнил, сколько шёл. Ни с кем не разговаривал. Да и как поговоришь, если зубы сжаты от нестерпимой боли. Олег в этот момент сжал кулаки и прошептал: «Меня там не было, я бы помог». А Кирилл продолжал:
- Дорога вела меня и вела. На каком-то перепутье встретился странный дед. Тогда он мне показался странным, но он меня и спас от … Не знаю, от чего, но спас. Что-то он меня спросил, а я и ответить-то не мог. Скулы свело, в горле ком. Старик положил мне руку на плечо и сказал: «Тебе туда», и показал направление. Я и пошёл, ни о чём не думая. Мне было всё равно, куда идти. А пришёл я сюда. Здесь и остался, оттаял, спасибо настоятелю. Без расспросов принял меня. Потом уж, конечно, рассказал ему, что со мной случилось, вернее, с моей семьёй. Он меня привёл на колокольню и сказал: «Звони, звони, что есть силы». А у меня в тот момент и сил-то не было, еле-еле смог потянуть канат, привязанный к языку. Но настоятель велел остаться наверху до тех пор, пока не зазвонит колокол. Еду мне туда приносили. Смог я всё-таки сдвинуть эту махину с места, зазвонил колокол, запел. И так мне стало легко и спокойно. Выходит, спас меня колокольный звон и все, кто меня сюда направил. Спасибо им, а главное, поверил в Высшие силы, в Бога.

Немного помолчали, а потом Кирилл сказал, что спустя некоторое время увидел в монастыре Олега. С колокольни увидел знакомую фигуру и спустился к нему. Оказалось, что Олег знал о случившемся с семьёй Кирилла от общих знакомых и долго пытался искать приятеля и коллегу. Хотел переманить его в ту больницу, где сам работает. В монастырь приезжает регулярно. Просто что-то манит его сюда, а что и объяснить не может. Разговорились, Кир пригласил его на колокольню. Там спокойно, можно поговорить. И вот с тех пор и приезжает Олег сюда и на колокольне рассказывает Кириллу о своей работе, о том, какие операции сложнейшие проводит, вытягивает людей из страшных болезней. А с какого-то момента стал замечать Кирилл, что после приезда Олега под куполом стало становиться светлее, ярче, но как-то тягостно. Не радующая Душу яркость, какая-то давящая. А потом и вовсе появились эти блёстки на серебристых нитях. Откуда они? Никто не знает, да и обсуждать это явление ни с кем из монахов не хочется. И с настоятелем об этом не поговоришь. Да никто из поднимающихся на колокольню их не замечает. Только в приезд Олега они и видны.

В разговор вступил Олег.
- Раньше кому только не рассказывал о своих успехах. Все ахали, удивлялись, многие не верили. И практически все завидовали. Даже как-то неудобно стало, что вот у меня получаются такие сложные и тяжёлые операции, а у других – нет. Пытался обучить коллег, но у них неуверенность была в своих силах. А в таком случае хирург, считай, что без рук. А Кириллу вот рассказываю, и как будто заново переживаю то, что было в руках. Жизнь человеческая была в руках. Кир не завидует, слушает, как профессионал, вопросы задаёт, переспрашивает. Ему легко рассказывать. И жалко, что ушёл человек из медицины, много бы смог сделать. А с другой стороны приятно, что у меня получается то, что другие сделать не могут. Греет меня это. Конечно, и прихвастну немного, и покрасуюсь. Мужикам это тоже не чуждо.
- Вот-вот, именно это и погубит тебя. Превосходство твоё над другими, – это уже Мария вступила в разговор. – Твоё  осознание своей исключительности. И неумение понять, что ты-то здесь, по большому счёту, не причём. Да, учился, работал, набирался серьёзного опыта, не боялся. Но это всё не на пустом месте у тебя появилось. Не было бы у тебя ДАРА, так и учёба и опыт дали бы такие же результаты, как и тем врачам, которым сейчас далеко до тебя. Может, и ты завидовал бы кому-то, наделённому таким даром. Не обижайся, в этих стенах нельзя обижаться, но я тебе скажу то, что в другом месте и в другой ситуации никогда бы не сказала. Ты приписываешь свои заслуги только себе. Но это не твои заслуги. Совсем не твои. Ты в какой-то момент почувствовал своё призвание и пошёл по этому пути. Призвание – это же путь. И только то, что ты ощутил этот зов, не отказался от него в пользу чего-то другого, не менее интересного, учился, чтобы постигнуть тонкости того, к чему тебя звал данный тебе при рождении ДАР, дало тебе возможность стать тем, кем ты стал. Люди просят тебя о помощи, ты им помогаешь. Они благодарят тебя. Тебе это приятно. Но мольбы и слова благодарности обращены не столько к тебе, сколько к твоему ДАРУ, к тому, кто оделил тебя таким талантом. К БОГУ. Хотя, я об этом уже говорила. А ты держишь эти благодарности в плену своего тщеславия. Их надо отпустить к тому, кому они обращены.
- Зачем? Бог же и так видит, что люди благодарны Ему.
- Но он видит  и твоё отношение к этим благодарностям, видит, что ты кичишься своим даром. Видя, что тебе многие коллеги завидуют, ты стал ощущать себя выше их. Нельзя держать при себе то, что тебе не принадлежит. Сейчас эти благодарности напоминают «СПАСИБО», обращённое к молотку, забившего гвоздь в нужное место и не попавшего по пальцам, держащим этот гвоздь. А на самом деле СПАСИБО было бы сказано человеку, держащему молоток.   Грубое сравнение, но - похоже. Ты кажешься себе великим и всесильным, а на самом деле ты всего лишь БОЛЬШАЯ капля в океане маленьких капель, которые без подобного ДАРА стали простыми врачами. Но ведь и они лечат людей по мере своих знаний и умений.

Мужчины усмехнулись подобным сравнениям.
- Нельзя так жить. Прости за нравоучение. Не мне, конечно, произносить такие слова, сама грешна бываю. Но, поверь, надо отпустить.
- Как?
- Как птиц из клетки. Открыть дверцу и дать им свободу. Они сами найдут того, кому предназначены. И тебе самому станет легче.
- Да мне и так не тяжело.
- А разве зависть людская не гнетёт?

Над столиком в закутке монастырской трапезной, освещённом маленькой лампочкой, повисло молчание.
- Когда видел перед собой больного, уже на операционном столе, под наркозом, никогда не терялся, всегда знал, что и в какой последовательности надо делать. А сейчас… - Олег потёр затылок, потрепал усы, - Растерялся.  Как, что делать, чтобы отпустить? Ты говоришь, - «птицы», я никогда не отпускал птиц на волю. Да и не держал их никогда. Ты можешь толком сказать, как это делать?
 - Не знаю. У каждого это происходит по-своему. А давай, вернёмся на колокольню! Кирилл, можно нам опять подняться туда?

Светлая улыбка озарила лицо человека, одетого в чёрное монашеское одеяние.
- Конечно, можно. Пойдёмте прямо сейчас.
- Так ведь ночь на дворе.
- Уж скоро светать начнёт, - сказал Кирилл. Сказал уверенно, хотя в полутьме трапезной даже окон различить было трудно.

Все трое поднялись, вышли на улицу и направились в сторону колокольни. На дворе было темно. Ночь ещё как будто и не собиралась расставаться с землёй. Казалось, до утра ещё далеко. Но когда эти немолодые люди поднялись на колокольню, Кирилл повёл в сторону рукой. Следя за его движением, остальные увидели светлую полосу на горизонте, означающую приближение нового дня. Было так же душно, как и вечером, ветра не было. В воздухе пахло приближающейся грозой. Только её приближение было медленным. Как будто она давала возможность людям принять какое-то решение: спрятаться, убежать или подставить свои слабые тела её напору и грохоту. В полутьме под куполом в полном безветрии трепетали и куда-то рвались блестящие, сверкающие нереальные бабочки, привязанные серебряными нитями к чему-то невидимому.
- Ты видишь? - спросила шёпотом Мария, обращаясь к Олегу,- они хотят улететь, им здесь не место, им здесь не нравится.

И вдруг с Олегом произошло что-то. Он, и так крупный человек с гордо посаженной головой, не привыкший склоняться перед трудностями, стал ещё выше, выпрямился во весь свой почти 2-х метровый рост, вдохнул полной грудью, взмахнул руками, как будто и вправду поднимал  птиц на крыло, и громко крикнул: «Летите, летите! И мою благодарность возьмите с собой!»

В тот же миг блестящие бабочки сорвались с серебристых привязей, взмыли в небо, начинающее светлеть, там, высоко они превратились в белых величественных птиц и улетели в им одним известном направлении. И тут же по небу расплескались первые искры лучей восходящего солнца. А туча, ползущая с запада, разродилась зигзагами молний и грохотом сотрясающего всё вокруг грома. Загудел большой колокол, хотя его никто не принуждал к этому. И в унисон с ним заиграли малые колокола. Это был гимн торжества справедливости. Люди, стоящие на площадке, взялись за руки и засмеялись легко и радостно, как дети.

Когда спустились «с небес» на землю, дождь поливал яростно всё вокруг. Дождь, подсвеченный лучами восходящего солнца. Это было прекрасно. А по двору в их сторону шёл настоятель монастыря. На его лице светилась детская улыбка. Он был, казалось, счастлив. Подойдя ближе и поприветствовав всех, он обратился к Олегу:
- Я знал, что когда-нибудь это произойдёт. Мои разговоры с тобой не возымели благоприятного для тебя действия. Но я знал, что найдётся человек, который сдвинет тебя с мёртвой точки. Я рад за тебя.

Потом обратился к Марии:
- Спасибо тебе, за Олега спасибо.

Мария на миг растерялась, но потом шагнула ближе к настоятелю, наклонила голову и попросила: «Благословите, Батюшка». Настоятель перекрестил её, она поцеловала по обряду его протянутую руку. Олег последовал её примеру и тоже принял благословение.
- А теперь идите с миром. У вас дела, да и нам пора за работу приниматься.

Олег с Марией попрощались со своим однокашником и пошли к выходу. Уже у машины она спохватилась:
- Тебе же на работу, а ты ночь не спал. Выдержишь ли?
- Не впервой, справлюсь. А если туго станет, я знаю теперь, у кого просить помощи-подмоги.

Обратная дорога прошла спокойно. Каждый думал о своем. Уже подъезжая к месту вчерашней встречи, Олег предложил:
- А давай в следующий раз вместе в монастырь поедем?
- Давай.
- У меня к тебе вопросы есть. Ответишь вкратце?
- Нет. Вкратце не получится. Одно могу сказать сейчас и сразу на всё. Прими всё, как данность. Можешь считать всё случайным совпадением, но оно есть. И пусть будет. А в подробностях поговорим в другой раз, когда в монастырь поедем. Потерпишь?
- Потерплю. Ещё вопросов наберу, тогда уж не отвертишься. Странная ты, но, оказывается, именно тебя мне в последнее время не хватало. Вот увидел тебя и сразу как-то что-то изменилось. Не знаю ещё, что, но … - он  замолчал.

Мария вышла из машины, Олег включил зажигание и, помахав ей через окно рукой, поехал спасать больных людей. Это было его призванием. И для этого Бог одарил его большими способностями, талантом.

А Машу уже ждала новая встреча. И опять ей, как часто было в последнее время, пришлось выслушивать чьи-то жалобы и стенания. Выслушивать, надеясь, что человеку станет легче, если он выговорится. Помочь другим она ничем не могла.

Продолжение    http://www.proza.ru/2013/09/07/1901