Мелочи жизни

Помнишь, как мы провожали друг друга после школы?
До остановки автобуса, на котором мне предстояло добираться в другой район, затем снова к школе и снова к остановке.

Иногда мы проделывали этот путь раза три-четыре. Крепко держась за руки, накручивали километры и всё трещали, трещали об одном и том же. Чаще о мальчиках. А о чём ещё говорить девчонкам в шестнадцать лет?
Я непременно слева, ты - справа.  Так нам было удобнее.  А если случалось по ошибке поменяться местами, мы тут же перестраивались.
Ты весело смеялась, поясняя, что ощущаешь несостыковку наших выпуклостей и впуклостей.
Насчёт выпуклостей, ты, конечно, лукавила - их у тебя не было, чего нельзя было сказать об мне. Эти "излишества" доставляли постоянный внутренний дискомфорт и беспокойство. Хорошо, если бы они располагались в положенных местах. Так нет, как раз там был позорный "нулевой".
В бесплодных попытках избавиться от лишних сантиметров в области "галифе" и талии, я изнуряла себя диетами, которые больше напоминали добровольную голодовку, но сантиметрам было наплевать на моё отчаяние и они продолжали жировать на облюбованных местах.

Признаюсь, я часто украдкой разглядывала твои стройные длинные ножки, изящную фигурку, блестящие пшеничные волосы, симпатичное личико с россыпью тёмно-коричневых родинок на правой щеке. Они вызывали тайную зависть, накрепко сплетённую с благоговением и любовью. Ведь в шестнадцать лет подруг любят почти так же беззаветно, как мальчиков. Они значат в жизни так же много, как, скажем, брат или сестра. Или даже больше. Потому что с сестрой происходит бесконечная борьба за лидерство или купленную родителями одну на двоих новую кофточку.

А помнишь, как мы плакали, крепко обнявшись, когда оказалось, что К*  влюблён в тебя,  и я осталась не у дел? (Чёрт меня дёрнул тогда за компанию с тобой впустить его в своё сердце!)
Ты ведь была абсолютно искренней, когда обещала ради  дружбы отказаться от своего счастья, правда?

Счастья у вас почему-то так и не случилось...  А я, погоревав, увезла своё разбитое сердце в другой город, где новая жизнь излечила его окончательно.  Хотя, чего уж теперь скрывать, К* до сих пор иногда мне снится.  Странно, никто другой не снится, а он... Смотрит из прошлого тем незабываемым, полным пылкой юношеской любви взглядом, который когда-то подарил тебе.

А помнишь наши письма друг другу, которые после занятий в институте, мы бегали получать на Главпочтамт "до востребования"?
Отправлять их на домашний адрес было рискованно, потому что у наших мам была непреодолимая тяга к тайным подробностям, а подробности эти буквально взрывались желанием быть скорее рассказанными.

Пожалуй, на письма я переводила гораздо больше бумаги, чем на конспекты. Толстые девяносто шести листовые тетради на глазах худели, безропотно сбрасывая лишний вес в угоду моему распирающему желанию поделиться с тобой сокровенным.
Я выливала его на твою голову полным ушатом, а если под рукой вдруг оказывался "водопровод", то кран закрывался только тогда, когда последние капли сокровенного медленно, из последних сил, истекали из оскудевающего источника.
Иногда слишком смелые мысли говорили не в мою пользу, но ведь и ты никогда не пыталась произвести самое благоприятное впечатление.

Мы принимали друг друга такими, какими были на самом деле, без грима и лицедейства, без заученных на зубок ролей розовощёких, улыбающихся, во всём положительных, героинь времён соцреализма. Мы отпускали друг другу грехи и прощали ошибки и оплошности. Всегда. Не пытаясь судить и не боясь быть осуждёнными.

А потом ты уехала. Далеко. В другую страну, выйдя замуж за иностранца.
Вслед тебе полетели неодобрительные взгляды и тихий злобный шёпот злопыхателей, прилепивших к исчезающему за бугром образу постыдное клеймо: "Предательница Родины".  
А я совсем растерялась от двойственности своих чувств: радости за тебя и ощущения невосполнимой утраты.

Началось долгое ожидание писем,  но их всё не было.  Их не было больше никогда.
Теперь уже и я чувствовала себя преданной тобою.  Мне казалось, что этого вынужденного молчания я не смогу тебе простить никогда, как не могут простить неоправданной жестокости своих родителей выросшие дети.

Но мои тогдашние заключения оказались ошибочными. Постепенно я стала обрастать новыми подругами, ходить вместе с ними на танцы и в кино, обсуждать прочитанные книги и светские сплетни.
Однажды я даже попыталась поведать одной из них о нашей с тобой дружбе, но услышала в ответ: "Не бери близко к сердцу - всё это мелочи жизни".
Я утвердительно кивнула. У меня больше не было желания распахивать настежь душу. Оказывается, можно просто жить, выстроив частокол вокруг своего сокровенного.
Мне вдруг открылось, что глубоко зарытый клад всегда более притягателен для людей, чем драгоценности, выставленные в музее на всеобщее обозрение.
Так вот и живу с тех пор с этим знанием.
 
Я удачно вышла замуж, родила двоих замечательных детей. Сына и дочку. Они уже совсем взрослые, и  совсем скоро  моё семейное гнёздышко опустеет...  Что ж?  Я  буду готовить куриный суп с домашней лапшой, варить варенье  и печь лимонный пирог для любимого мужа, а зимними вечерами смотреть вместе с ним телевизор и вязать тёплые носки, но иногда, когда станет вдруг грустно, доставать из шкатулки твои письма и перечитывать...