Путь к победе

ОККУПАЦИЯ               


 ТАМАРА

Мой день рождения пришелся на яблочный спас. В этом году он был необычно грустным и тревожным. Немецкие части стремительно приближаются к городу. Все мои ухажеры  добровольцами ушли на фронт. Подруги практически все эвакуировались.  Мы с мамой остаемся в городе. У мамы опять воспалился осколок   в ноге и ходить она не может. Уж сколько операций сделали, а как начинают резать, его током крови относит в другое место и врачи не могут найти. Вся нога изрезана!
Я, студентка   Механико-машиностроительного института ,  занята на копке противотанковых рвов.  Нас вывозят на неделю, потом привозят смену. Я все свободное от копки время бегаю по городу в поисках каких- нибудь припасов на зиму.
Сейчас уже грабят заводские склады. Недавно мне попалась на улице десятикилограммовая сильно помятая банка яблочного повидла. Кто-то же додумался такое добро бросить. Ведь не лопнула же! Я уж ее и несла, и катила с горы, еле доперла. А на днях соседка  Аня прибежала, «Тиняковку» грабят. Ну, мы туда. Ворота нараспашку, мешки , бумага валяется. Мне большой моток веревки достался. Я тогда и представить не могла, обладательницей какой ценной вещи я стала.
Мы с мамой жили только на пенсию по смерти отца. Из одежды- только  та, что на нас. Еще папина библиотека, да салфетки с красивым рисунком маминой работы. Мало кому это нужно было  в то время. А без веревки в хозяйстве и курицу за ногу не привяжешь, и солому не прикроешь. В последствии, я ее и на муку, и на картофель, и даже на яйца меняла по дальним селам.
Институт уже эвакуировали. Я записалась лаборантом на кафедре химии. Так и числилась после прихода немцев.
Ну вот и дождались…Наш жилой район не бомбили. Теперь во всех дворах квартируют немцы. В нашей квартире они жить побрезговали – мама сказалась больной тифом. Жар от воспаленной ноги был большой. Взять у нас нечего, только табуретки забрали. Подвал в кухне не заметили, его и мои гости никогда не замечали, просто гладкие полы из досок.  Ляда ничем не выделяется. А там у нас небольшой мешок картошки на зиму и мое повидло.
Перед самым приходом немцев я с соседкой по ночам с Холодной горы на ХТЗ ходила и, сколько смогла, накопала и наносила. Поля уже брошены и не охраняются. Часть картофеля не успели выкопать, а выкопанный - присыпали землей в канавах.
Холодно и голодно. Окна заклеены бумажными лентами и наглухо зашторены. Двери запирать не разрешено. Введен комендантский час. Немцы у соседей позабирали теплые вещи, пуховые платки. Платили мизерную сумму или просто забирали и отправляли себе на родину. Таким же способом покупали и отправляли продукты с рынка. В Германии тоже голод.
Немцы платят за стирку белья, за готовку, за пошив и ремонт одежды. Иногда – это просто кусок хлеба или остатки со стола, иногда деньги, которые очень обесценены, но другого заработка нет, а выживать надо. Люди начинают пухнуть от голода. Молодежь вывозят на работу в Германию.  Вот уже и мою соседку вывезли. Мать  сильно убивалась, а что поделаешь?
Ольга, чуть постарше меня, самая красивая на улице, спит с офицерами за кусок хлеба. Бабы плюют ей в след, но незаметно. Когда пришли наши, ее забрали первую. Больше я ее не видела.
Мне очень повезло, что я работала в лаборатории. Работа никакая: мою какую-то химическую посуду, ношу бумажки. Зато осмотрели реактивы и нашли банку с серой. Тайком от немцев мы со стареньким преподавателем делаем самодельные спички. Сейчас коробка спичек 25 рублей стоит. Удается на рынке выменять пшена или бурак.
На задворках институтского корпуса немцы добивали покалеченных лошадей. Был там в команде пожилой немец. Очень он меня жалел. Я тогда худющая была,
                -2-
большеглазая, с совершенно белесыми волосами и на его дочку очень похожа. Он мне фотографию показывал. Такая же белокурая и большеглазая.  Поэтому, когда у него была возможность, отливал мне баночку лошадиной крови. Говорил: «Ешь дочка, моим там сейчас очень плохо»,- и совал мне тайком. С тех военных лет  я научилась есть печенку. Раньше мне ее и не показывай! Запах не переносила. А вот кровяную колбасу и сейчас не могу есть.
Возможно, он спас нас с мамой от годной смерти. Ведь белковых продуктов практически не было в нашем рационе. Маме, больной, даже кусочка просяного оккупационного хлеба не положено было.
Вот и мне пришла повестка явиться на сборочный пункт для отправки в Германию. Не явишься - расстреляют. Уже подошла к зданию, осталось через дорогу перейти, а тут как раз советские самолеты стали бомбить правую часть улицы. Я в арку спряталась, прямо на моих глазах бомба в то здание и угодила!
Все, остаюсь. Размазала по щекам слезы, порвала на мелкие кусочки повестку и развеяла по ветру, чтобы не нашли. Теперь не до меня. Главное, не попасть в облаву. Скорее в институт! Сегодня немцы ловить и расстреливать будут многих. Лучше переночевать в институте.
 Обо мне комендатура больше не вспоминала. Мне повезло.
Дома есть уже совсем нечего. Пора опять идти на менку. Договорилась с соседкой Аней. Санки у нее хорошие, большие.
            Аня работает на швейной фабрике на Коцарской улице. Там ремонтируют порванную военную форму с убитых немцев. Она поступает на фабрику выстиранной и продезинфицированной. На фабрике работают девчата из города и ближайших сел. Они выпарывают порванные куски, подбирают латки по цвету и закройщики подкраивают подходящие детали. Рабочим платят зарплату, выдают по буханке просяного хлеба и кормят бесплатно. Меню в столовой состоит из мучной затирки и просяной каши. Девчата называют такую еду «дрысней». У всех работающих есть удостоверения личности, выданное немецкой комендатурой.
Когда идешь на менку, патрули проверяют удостоверение и пропускают меняльщиков.
             Обматываемся всем, что есть в доме теплого, идем менять.
Три дня до Полтавы, потом два-три дня по дальним селам. Вот там моя веревка, да руки, умеющие шить и были в цене.
              Возвращаюсь с картошкой, кусочком сала, яйцами. Да и в домах нас жалели, подкармливали кто чем мог.
              Завязывает Аня мешок с продуктами, а у нее  кусочек веревки р-р- раз и оторвался. Холодно, торопимся, откинула она обрывок в  сторону. Увидела это старушка с крыльца домика, откуда мы вышли и говорит: «Не кидай, дiвчино, мотузку, десь там, на тому краю життя вона тобi знадобиться".Вот я эту фразу всю жизнь и помню.
             Возвращаемся в Харьков. Холодный ветер обжигает лицо. Пропускаем крытый грузовик с немцами, съезжаем в кювет.
Немцы останавливают грузовик, спрашивают, куда едем, сажают вместе с санями в кузов и довозят до самого вокзала. Немецкий язык оказалось знать полезно. Мы в школе учили.
             Дома устраиваем праздник желудка, но все равно максимально экономный.
             Немцы очень засуетились. Бои у самого Харькова. Срочно покидают город. Начальство приказало зажечь сигнальный огонь. Координаты указали недалеко от нашего дома. Солдаты, которые мирно квартировали в том доме и по соседству и вежливо здоровались с хозяевами домов, прикладами загнали жильцов дома внутрь и подожгли его. Никакие просьбы и слезы отпустить маленьких детей не помогли.
              Вечером в мое окно затарахтели кулаком.
-Томка, мы вернулись, вы свободны!- это был мой однокурсник, солдат  Советской армии. Не было для меня в эту минуту человека родней Пашки! Выскочила босиком в одном платье и кинулась обнимать и целовать его и солдат, пришедших с ним.
                -2-
                Я уже не надеялась, что будут танцы под довоенные пластинки и такие мирные и безмятежные прогулки по вечерам.
              А война грохотала и было еще много дней и ночей до победы. Опять кулаком в окно поздним вечером.
-Жди, Томка, не высовывайся. Завтра уходим, -  и бегом прочь. Некогда было прощаться. И так приказ нарушил.
А утром немцы уже опять орут команды на своем языке. С автоматами прочесывают  квартиры. Ищут наших солдат.
               Вот теперь уже другая оккупация: без хлеба и «дрысни» и с полицией из националистов. Оплату резко уменьшили, а выдачу продуктов прекратили почти совсем.
               Наверно, я бы не пережила еще одну зиму.
               Как много для всех, выживших в оккупации, значило освобождение города.
               Как мало дожило до этого дня .


Рецензии
Вот не знала, что в Харькове тоже живьем людей сжигали!
Для фашистов это было обычной практикой! Хатынь и Лидицы - не исключение, а закономерность, проведенная в больших масштабах!
Знаю, что в Полтавской области фашисты при отступлении поджигали села.
А теперь некоторые восторгаются современной демократией в Германии.
Да, если бы фашисты победили, никакой демократии там бы не было!
Для фашистов другие народы были "низшей рассой"!
Им нужна была дешевая рабочая сила и плодородные поля наши!
И за демократию в Германии еще надо было бы бороться!

Это рассказ без прикрас человека, пережившего это сложное время.
Только всевышнему известно, как дом Тамары не стал "сигнальным огнем"!
Представляю весь ужас соседей, ведь так могли поджечь любой дом с его жильцами!

Наталия Кушнирская   08.09.2013 03:53     Заявить о нарушении