11. Коньяк. Любовь. Жемчуг неземной красоты

Это был двадцать первый День святого Валентина в жизни Аси Звёздной.  И именно он стал поводом по которому Сергей Климович Рубинштейн пригласил  её к себе в кабинет в девять часов вечера. Она пришла на пять минут раньше, естественно, в это время в приёмной никого уже не было. Ася тихонечко отворила двери и с самого порога полушёпотом проговорила:
- Серёжа, а я уже пришла.
- А я уже тебя давно жду. – Ласково произнёс он.
В кабинете у профессора, как никогда раньше, – было очень по-домашнему уютно: приглушённый свет от настольной лампы, две маленькие свечи возле дивана, два бокала с коньяком на столе и те давние, уже немного  подсохшие  каштаны, которые Ася подарила преподавателю после первого занятия – за хороший урок. Увидев всё это, она тут же вспомнила повод их интимной встречи и сказала:
- Я принесла тебе подарок. – С такими словами, Ася достала из сумки и протянула любимому – небольшую фото-открытку в форме сердечка, на котором  красивым почерком – написано небольшое четверостишье:
«У меня к Вам три влечения –
ТЕЛО! РАЗУМ! И – ДУША!
Вдруг приходит озарение –
Я… – не Ваша… Я – ТВОЯ!»
И чуть правее – в самом уголочке –  «Твоя Ася Звёздная»
Профессор взял подарок, прочитал, улыбнулся, поднёс к своим губам и поцеловал строки. А потом спросил:
- Так почему же сердце?.. Как можно его подарить?
- Видимо, – это мир символики. Сердце – это то, что делает человеческое тело живым. А любовь это то, что делает живой человеческую душу.
- А что же сердце всегда раскрашивают в красный?
- Красный цвет?.. Видимо, от того, что само слово «красный» родственно старославянскому  «красьнъ», т.е. – красивый, прекрасный. Вообще прилагательное «красный» – в цветовом значении из славянских языков свойственно только русскому. В первоначальном значении встречается лишь во фразеологических оборотах типа: долг платежом красен, ради красного словца, красна девица, на миру и смерть красна. В старорусском языке для обозначения красного цвета использовали слово «червлёный» (по названию личинки насекомого «червеца», из которого приготовляли красную краску).
- Вообще, Асенька, хочу тебе признаться, что я практически никогда подарки не принимаю, но этот – исключение из правил.
- А ты не прав, Серёжа, человек не имеет права отказываться от подарка.
- Почему же?
- Потому, что подарок, это вещь, которую даритель по собственному желанию безвозмездно преподносит в полное владение с целью доставить удовольствие получателю подарка. Понимаешь, это как дар, пожертвование. И тот, кому преподносят дар, должен поблагодарить за пожертвование. Ведь даритель, таким образом, выражает свою признательность или благодарность, а чаще так выражает свои чувства – симпатии, дружбы, или даже любви.  И в таком случае, когда подарок служит свидетелем чувств, он хранит в себе тайный язык символики.
- А ты какой бы себе хотела заполучить подарок?
- Я хочу тебя.
- Так бери.
- Но получить в подарок человека невозможно.
- Почему?
- Подарок это то, что полностью принадлежит тебе, а человек в первую очередь – принадлежит себе сам.
- И что же мне тогда делать с ответным подарком? – Спросил Рубинштейн.
- Подари мне, – что угодно, лишь бы только ты мне в качестве подарка не преподнёс бы Троянского коня.
- О Боже, Ася! – Удивился такой аллегории профессор.
- А что здесь такого, я же не хочу, – чтобы моя Троя пала.
- И что ты называешь своей Троей?
- Естественно, –  свою жизнь.
- Не бойся, моя милая, мне нужна не мёртвая царевна, а – живая. И потому «троянского коня» от меня не жди, хотя, – если мне придётся за тебя сражаться, то я изобрету такого коня, что в любой шахматной партии он сделает мат сопернику.
- Ну и почему же ты организовал столь длительное предисловие процессу вручения своего подарка?
- Я берегу интригу.
- О-о-о – не люблю интригу.
- Зачем не любишь?
- Из-за её дурной семантической и этимологической репутации.
Профессор расхохотался, а когда успокоился, спросил:
- Неужели всё так плохо у интриги?
- Посуди сам: ведь понятие интрига придумали французы, позаимствовали в латинском, где оно обозначало такое действие, как «запутывание». Да, сами французы пользуются этим понятием, больше с хорошими побуждениями, чем с плохими, вроде, – для того чтобы, заинтересовать людей вокруг какого-нибудь события, а, может, – интересной личности, либо же – явления и сделать это за счёт неопределённости того самого события, явления или личности. Но вот в русском языке слово «интрига» применительно к ситуациям обыденной жизни, где слово используется в контексте с негативной моральной оценкой создателя интриги. Ты же и сам не раз был свидетелем тайн, которые называют интригой. Вот знаешь, мне порой кажется, что мы плетём с тобой интригу.
- Нет, Асенька, у нас с тобой не интрига. У нас с тобой глубокие чувства друг к другу.
- Это для нас с тобой это глубокие светлые чувства, а для всего окружения, и особенно – для твоей жены, это не что иное, как любовная интрига. И, Серёжа, я понять не могу, – зачем же ты так поступаешь?
- Как?
- Не порядочно.
- Что в моих чувствах непорядочного по отношению к тебе?
- Это непорядочно по отношению к твоей супруге.
- Почему непорядочно?
- Ты же ей лжёшь.
- Я ей не лгу. У нас с ней уже много лет нет никаких отношений. Лишь только брачный договор. Мы не пятним друг другу репутацию. Но в то же время, не смотря на то, что живём под одной крышей – у нас разные комнаты, ванны и туалет.
- Но вы же не разводитесь?
- Раньше это не было нужным. Потому, что никому из нас это было не к чему. Понимаешь, когда человек холост, очень много появляется претендентов на его свободу, а тратить своё время на разъяснение, что ты не желаешь быть с кем бы то не было, – совершенно не хочется. И в миру учёных – так не принято, чтобы разводились. Правда, – если на то нет основательных причин.
- Но ты же женился почему-то?
- Так вышло, что женщина, которую я по-настоящему любил, по стечению трагических обстоятельств покинула этот мир.
- Но как же так несправедливо происходит в нашем миру, что ей пришлось покинуть этот мир?
- Потому что, Асенька, она была на столько яркой звездой, что не могла принадлежать одному человеку. И потому она отправилась на небо, чтобы озарять путь людям.
- Она светит тебе? Это твоя жизнь, это твоя Звезда?
- Нет, Асенька, это моё прошлое. А ты – моя жизнь, ты – моё настоящее. Ведь есть жизнь здесь и сейчас, и, может быть, если этого захочет Господь, будет потом. Прошлое – это то, что с нами было, но никогда уже не повториться и потому его поменять нельзя, его нужно принять таким, каким оно было. Настоящее – это наша жизнь и мы должны её жить так, чтобы, когда она будет нашим прошлым, нам легко было принять её, чтобы прошлое не обременяла нашу жизнь. А будущее – это мечта, которая с нами может быть случится, это если мы ей, мечте, никогда не изменим. А ещё, – у будущего – перед прошлым и настоящим – есть одно преимущество. Будущее – это единственное, что мы можем поменять, и это, пожалуй, единственное, что от нас зависит.
- О, Господи! Но так же говорила мама Тараса…
Профессор молчал и смотрел на Асю, а в мыслях подумал: «Я знаю, милая моя, я – знаю. И точно знаю, что её душа живёт в тебе». И тут профессор остановил внимание на жемчужной нити, которая украшала Асин образ. Он её ещё двадцать пятое декабря, на открытии персональной выставки Артура Горевого, заметил. Но тот день не был подходящим для того разговора, который созрел лишь к сегодняшнему вечеру:
- Очень необычный жемчуг… Редкой красоты…
Ася опустила глаза и шёпотом произнесла:
- Это мне подарил отец Внуковского, Платон Аполлонович…– в Питере, когда мы с Тарасом шли на балет «Лебединое озеро».
- Достойный подарок такой девушке, как ты.
Ася от неожиданности подняла глаза и с нотой благодарности в голосе, оживлённо заговорила:
- Спасибо тебе, Серёжа, я думала ты обидишься… Но мне они так нравятся, что на все важные события в своей жизни я не упускаю возможность, украсить себя ими… Прекрасными жемчугами.
 - Нет, не украсить, Ася, а – подчеркнуть свою красоту…– Вдруг, заметил профессор и добавил. – И правильно делаешь. И сегодня, когда ты будешь передо мной абсолютно голою, я попрошу, чтобы ты их не снимала.
Ася опустила глаза и покраснела, – от услышанного, но в полумраке этого не было видно. И всё же перечить такому заявлению не стала. Тем более, что и для этого не было времени и оснований. А Рубинштейн продолжал:
- Как ты думаешь, что у нас в бокалах?
- Наверное, коньяк.
- Правильно. А ты знаешь, почему ножка коньячного бокала короткая, а сам он такой большой?
- Нет,  не знаю.
- Это для того, чтобы было удобно его согревать своими ладонями, потому что сразу мы его греем в своих ладонях снаружи, а потом он нас греет своим ароматом изнутри.  А теперь бери и пей.
- Но, Серёжа,  я не могу.
- Зачем?
- Никогда не пила раньше коньяк.
- Настоящий коньяк вызывает у гурмана восторг. Это – классика. А настоящей классикой можно назвать лишь только то, над чем время не властно. Это как истина.  Истина – бессмертна. А то, что рано или поздно заканчивается – это уже иллюзия.
- А вот и правда, я раньше никогда и подумать не могла, что, когда говорят, что  «истина в вине», то это обозначает, что истина – в классике, а не – призыв к пьянству, как принято теперь считать. Плохо человеку – и он заливает горе вином – оправдываясь словами древней мудрости и веря в то, что в период горя нужно забыться. А ведь в этот самый трудный период в твоей жизни нужно искать ответ на вопрос «Почему?». Почему послано тебе такое испытание? Что ты ещё не понял в этой жизни? И вот в этот момент – нужно возвращаться и обращаться к классике. Скажи, Серёжа, а что является классикой в литературе, – кроме Библии?
- Аристотель, Платон, Маркс, Энгельс, Хемингуэй, Гёте, Шекспир, Пушкин – много есть авторов, которых можно назвать классиками. Это всё те люди, которые писали об истинном, о том, что всегда будет присуще человеку, не в зависимости от времени, эпох и событий. Сущность человека и его инстинкты – неизменны. Человек, каким был две тысячи лет назад, таким остался сегодня.
- Я бы тогда назвала классиками  ещё и Гоголя,  Грибоедова и Булгакова.
-Х-м?.. Почему?
- Мне кажется, что в романе «Мёртвые души» – описана та картина, каким путём человек движется к апокалипсису. И название соответственное, когда мертва душа, то человека – нет, даже если его тело ещё всё ходит по земле.
«Горе от ума» – одно из моих любимых произведений. Ведь и действительно, горе бывает только от ума. Глупому человеку жить просто, он ни к чему не стремиться, он ничего не бережёт, он, просто, – прожигает эту жизнь и ему от этого не больно. А человеку разумному, больно смотреть, если творится несправедливость, ему не безразлично, как он живёт, и он всю свою жизнь пытается уберечь свою душу – не запятнать имя своё. И как не просто – прожить всю жизнь, и – умереть хорошим человеком.
Роман же «Мастер и Маргарита» – о самом вечном, о – классике, о том, – что ты только, что сказал, – что человек по сути своей не меняется. Этот роман даёт ответ на вечный вопрос: «для чего же существует зло?» И как прав герой романа Волонд, когда, отвечая вопросом – на вопрос, говорит: «И что же делало бы твоё добро без моего зла?». Да, – как можно понять, где белое, – если бы не было чёрного? Как можно тогда ответить на детский вопрос «что такое хорошо и что такое плохо?» – если не будет примеров? Как можно узнать, что вкусно, а что – нет? Если истина гласит, – не попробовав – не узнаешь. И что такое наслаждение без боли? Как понять где ты вкушаешь, а где всего лишь – употребляешь? И как человек может знать, что он есть на земле, если не увидит своей тени? И таких классических вопросов много. Но на каждый из них можно дать ответ только лишь – сопоставив две противоположности.
- Не обязательно Грибоедова называть классиком мировой литературы,  если он написал только одну классическую вещь?
- А Гёте, кроме «Фауста», что написал?
- Многое.
- Но вот в том-то всё и дело, что весь мир знает лишь его «Фауста»… Он писал это произведение почти всю свою жизнь, – около шестидесяти лет. А эти все легенды, как сохранялись главы…
- Скажи, Асенька, а как проверить любовь? С чем сопоставить это чувство, чтобы убедиться в его истинности?
- Любовь – это же чувство. Не нужно убеждаться в истинности чувств. Любовь нужно чувствовать. И не попробовав её, не испив из этой чаши, ты никогда не узнаешь, какова она на вкус.  Да и хотя –  разве вкус можно передать словами? Его нужно почувствовать.
- Есть такие люди, которые отказываются чувствовать любовь, потому что не верят в это чувство. Говорят, что его просто – придумали.
- Но, как можно говорить о том, чего не знаешь? Как можно отрицать то, чего никогда не испытывал? Любовь нужно заслужить. И те, кто её не заслужил – те придумывают себе оправдание сами, утверждая, что такого чувства просто не существует. О, как же просто придумать себе оправдание. И как сложно после –  заслужить прощение у любви.
- И кто, по твоему, не заслуживает любви? Ведь все мы дети одного Создателя.
- Любовь можно заслужить только верой в неё. И если человек верит – Создатель – это чувствует.
- Асенька, мы с тобой утонули в нашей беседе. А ведь я собираюсь сегодня тебе преподнести подарок. Я буду знакомить тебя сейчас с новыми ощущениями, которые ты ещё никогда не испытывала. Для этого, возьми бокал с коньяком, но так, чтобы  правой рукой держать его ножку между указательным и средним пальцами.
Ася послушно выполнила, всё как сказал профессор.
- А сейчас – сделай глоток из бокала и скажи мне, что ты чувствуешь? Но ты должна знать, что глоток не должен быть большим, и прежде, чем его сделать – набери воздуха, но столько, чтобы он тебя не переполнял, но его бы хватило на то, чтобы услышать и прочувствовать весь букет аромата. Когда ты почувствуешь, что готова впустить коньяк в себя, задержи его во рту – согрей теплом и возьми от него то же самое – его тепло, и только потом впускай его в себя глубже.
Ася проделывала всё, как говорил ей её мужчина. А Рубинштейн только наблюдал за происходящим и испытывал от этого истинное наслаждение.
- Ну, как?
- Очень обжигает, но это – божественно… С «Мартини» как-то всё проще. Тот букет понятен был мне сразу. Здесь всё сложнее, но тем и прекраснее.
Сергей Климович встал с места, подошёл к патефону, поставил пластинку. Через несколько секунд по кабинету тихой волной полилась мелодия. А он уже успел вернуться на своё место.
- О Боже! Это же божественно! О Боже – это же музыкальная классика – Вивальди!
- Правильно, ведь то, что божественно – это и есть классика. А то, что мы называем экспериментами в искусстве и новыми открытиями в науке – это поиск пути к классике. Ведь может быть написан роман очень хорошо, но он никогда не станет классикой, потому что он не оставит после прочтения эффект послевкусия. Но мы опять начали удалять от моего подарка тебе и от мною желаемого подарка мне от тебя. И потому, – сделай, пожалуйста, сейчас то, о чём я попрошу.
- Конечно.
- Сними с себя трусики и положи передо мной на стол.
- Как ты можешь такое говорить? Ты же профессор?
- Именно, потому ты должна быть послушной и делать всё, о чём я тебя прошу. Ты должна мне доверять.
- Я тебе доверяю. Но мне стыдно сделать то, о чём ты сейчас  просишь.
- Ты очень искренняя, Асенька, но ты пока ещё не научилась доверять людям. Доверять это значит быть покорной, я прошу тебя – будь в этот вечер мне покорной.
Ася встала со стула, сняла колготки, потом, немного ещё стесняясь, медленно стянула трусики. На помощь ей к этому моменту подоспел  коньяк: благодаря его воздействию, – она почувствовала и свою женскую силу – желание обладать мужчиной, который был в одном шаге от неё, и одновременно её окатила слабость – желание покориться и отдать себя человеку, которого она бесконечно любила.  Ася  аккуратно положила перед ним то, что он просил и села на место.
- Я так и знал.
- Что знал?
- Я знал, что именно сегодня на тебе будет красное бельё. Для меня же красный  цвет, – это цвет крови, а значит и цвет любви. И ты об этом сегодня уже нечто пыталась сказать, но я хочу это дополнить и повторить чуть другими словами:  кровь – питает тело, а любовь – душу. И именно потому  символы любви – красного цвета. И я хочу тебя предупредить, – что напрасно ты присела на стул.
- Ты хочешь, чтобы я стояла?
-  Нет, – я хочу, чтобы ты легла на диван и раздвинула ноги.
- Зачем ты так грубо говоришь?
- Но тебе же это хочется сделать? Ведь, правда?
Ася ничего не сказала, она ему покорилась. Прошла вглубь кабинета, легла на диван. На столике… возле, – по-прежнему, стояли две свечи, и они ярко горели, освещая Асин силуэт. Профессор встал со своего кресла, выключил лампу и направился к своей возлюбленной. Её сердце стало биться учащенно, а когда он начал медленно раздеваться, Ася закрыла глаза. Она почувствовала, как её мужчина, присев рядом – взял её своими горячими руками за бёдра и повёл ими вверх по линиям её тела, освобождая его от платья. После чего, – быстрым движением, – расстегнул верхнюю часть красного комплекта белья, и его маленькая женщина предстала перед ним в своей наготе.
- Как ты прекрасна. – С восторгом сказал профессор.
Ася открыла глаза и увидела перед собой обнажённое тело любимого мужчины. А он наклонился и стал её целовать, а вскоре она почувствовала его на себе. Заиграла та музыка Вивальди, под которую Рубинштейн обещал завладеть Асей и он в этот самый момент прошептал ей на ушко:
- Впусти меня в себя, я так долго этого ждал.
Ася направила свою руку вниз, чтобы направить его в себя. Когда уже была готова принять его в своей глубине, она немножко выгнулась и услышала его короткий стон. Она поджала свои ноги, обняв коленками его между талией и пахами, а потом полностью захватила его ногами. Он же не мог насладиться своей властью. Он делал уверенные толчки,  придавая им силу мышцами бёдер. А потом вдруг замер на несколько секунд, и уже чуть после, опускаясь на тело Аси,  промолвил:
- Я никогда не знал раньше, что такое предаться любви.
- И что ты чувствуешь в этот божественный момент?
- Я чувствую блаженство.
Они немного полежали молча, а после – Рубинштейн спросил:
- Асенька, что ты чувствовала, когда я был в тебе?
- Серёжа, я чувствовала, что ты – не просто мой роман – ты – моя классика.