Посредник Часть первая

Когда негаданно, нежданно
Найдешь себя в конце пути –
О, как отрадно и желанно
Покой душевный обрести

Все, что от юности далекой
Донес до этих рубежей,
Все оставляю Синеокой
Спокойной совести своей.

Часть 1
Дар и Жребий

Студенты просили прочитать лекцию о научно-исследовательской работе. Согласился, и решил рассказать о своем опыте, руководствуясь изначальными принципами изложения - эрудицией, искренностью, симпатией и уважением к слушателям. Наряду с конкретными методами и приемами, рассказал с возможной подробностью, как ловил и изучал насекомых. Как готовил гистологические препараты их эмбрионов и точил микротомные бритвы, как использовал все возможности световой микроскопии и о многом другом. Начал с утверждения о необходимости выбора и постановки проблем, о необходимости освоения всех методов и подходов, даже математики… и о своем пути в науке.
После лекции, восхищаясь яркостью первого предвесеннего дня, осознал, что не сказал самого главного. Память воскресила давние образы, скорректировав их опытом прожитой жизни, и отдалась воспоминаниям. Добавлю, что никогда не вел дневниковых записей и не видел в них необходимости.
Итак, руководствуясь своими принципами и приобретенным опытом писания монографий, учебников, диссертаций, статей и тайным опытом стихосложения….

Вопреки расхожему мнению, методология не учит наново мыслить, но исправляет уже работающее мышление. Нам безразлично не имеющее для нас интереса. Мышление утилитарно. Многое имеет смысл или служит ему символом. Бессмысленное неинтересно. Сфера растущего знания разбухает, увеличивая контакт с непознанным и непознаваемым. Последовательно регистрируя события и состояния друг за другом, мы узнаем правила их чередования и формулируем законы. Воспринимая их сразу все, одновременно, выявляем сходства и различия между ними и группируем их, и классифицируем. Левое, связанное с речью, полушарие головного мозга называют логическим, законотворческим. Оно воспринимает явления последовательно. Правое полушарие воспринимает их одномоментно. Его называют мистическим, поскольку оно позволяет выходить за пределы смысла, воспринимать шутки и метафоры. Оба полушария связаны мозолистым телом и взаимодействуют друг с другом. После инсульта человек теряет речь и способность управлять правой половиной тела, если повреждено левое полушарие с речевым центром. Иногда он что-то напевает и шепчет молитвы. После инсульта в правое полушарие отнимается левая сторона тела, но сохраняется речь. При тяжелых формах эпилепсии, возникает жизненная необходимость рассечения мозолистого тела. В редчайших случаях оно остается недоразвитым. Один человек с этим тяжким дефектом, испытывающий трудности даже в общении со своими близкими, помнит все. Иные, не имеющие видимых дефектов, соперничают с компьютерами и фотокамерами.
Нас восхищают талантливые люди и экстрасенсы. Они обладают особыми способностями. Здесь нет мистицизма, но вера в запредельные возможности человека. Нас восхищают великие музыканты, даже если мы не способны воспроизвести мелодию и различать ноты. Для нас они экстрасенсы, но музыкальная одаренность встречается чаще способности к живописи и скульптуре. И то, и другое редко сочетается вместе в одном человеке. Среди одаренных этими талантами способность к пониманию и внятному объяснению своего собственного феномена вызывает сочувствие. Их беспомощность нередко вырождается в эпатаж. Многим хорошим поэтам не следовало бы объяснять смысл своих стихов. Еще реже встречаются люди, способные объяснить, как и почему они слышат и видят по-другому, и намного более чутко.
Мы пользуемся природой как словарем - берем от нее только нужные нам слова.
Словами пытаются выразить смысл. И смысл слов - тоже словами. И то, что за пределами смысла. Иногда имеют смысл  внесловесные формы общения. Математики пользуются формулами и числами. Смысл формул однозначен. Числа бывают мнимыми. Их можно вычислять бесконечно. Нет ничего проще математики. Когда есть аксиомы, теоремы, правила преобразований….Ее долго считали только средством, и "врагом случайностей", но пифагорейцы  угадывали в ней и высокие цели, и красоту. Школьникам и студентам математика необходима как наука и уменье ориентироваться в ее целях, средствах, возможностях и ограничениях. Нам не рассказывали о "золотом сечении", числах Фибоначчи и предлагали случайный ряд чисел, устранив лишь три первые цифры иррационального числа ;. О математической логике, о теории множеств, о симметрии, топологии и фракталах, о теореме Геделя мы узнавали за пределами школы. Математика точная, но естественно-научная дисциплина. Представления о гильбертовых пространствах и пространствах Гротендика необходимы физикам-теоретикам, и биологам, изучающим морфогенетические процессы. Необходима и общая теория систем (ОТС), и хотя бы - для чего реально необходимы интегралы и дифференциалы. Необходимо хотя бы понимание о чем идет речь и, при необходимости, углубиться в изучение и освоение процедур. Возможно, нашему поколению биологов не повезло….Тем временем физики со своим "антропном принципом" подкрадываются к отрицанию самой причинности и запредельности скорости света….
Наше мышление утилитарно. В отличие от математики, биология не располагает четкими аксиомами, теоремами, правилами преобразований…
Нет ничего проще математики…. Не размеры, а изменчивость и функциональная асимметрия полушарий головного мозга, связанная с приобретением и развитием способности к произнесению слов и фраз, к членораздельной, вразумительной речи, отличали того зверя, которому было суждено достичь физического облика человека, состояния той самой "красной глины", которой суждено было стать Адамом в руках Бога. Само существование этого слабого двуногого существа, способного, однако, размозжить голову врага, брошенным или зажатым в руке камнем, предполагало наличие особых, только ему присущих свойств, которые, с одной стороны, превосходили бы повадки и инстинкты крупных хищников, с другой - не препятствовали бы развитию человеческого. Обладая весьма крупным мозгом, воспринимающим весь внешний мир как данность, в нерасторжимом единении с ним самим, он, видимо, обладал интуитивным пониманием других существ, интуитивным постижением реальности, эмпатируя посредством мощно развитого интеллекта все сущее в окружающем его мире, обретая весь этот мир в самом себе в аспекте пробуждающихся мотиваций и смутных, безотчетных влечений. Обеспечение этой грандиозной по своим масштабам работы требовало массивной мозговой ткани, весьма объемистого головного мозга. Воспринимая, как нечто собственное, автоматизм рокового для жертвы броска хищника, этот богоизбранный и совершенный зверь, наделенный моторикой, подвижностью, ловкостью рук и интеллектом, способным преодолеть свой собственный автоматизм непроизвольных действий, мог неожиданно обрушить на череп хищника многотонный удар зажатого в кулаке оружия. Сознание, не разделенное с природой, обеспечивало победу в том самом мире, где безучастный и неестественный отбор лишь фиксировал достигнутый успех. Большой мозг был нужен - необходим.
Однако можно представить и иной сценарий, когда слабое человекообразное существо останавливало агрессию теми актами и сигналами, которые даже злобной собаке не позволяют обидеть чужого щенка.
Примечательно, что сформированная для организации и общения речь, при достижении наиболее полного единения людей друг с другом в дружбе, любви и общем горе, становится избыточной, почти ненужной; потоки красноречия влюбленных иссякают и супруги, прожившие в согласии и любви всю жизнь, довольствуются немногими, казалось бы незначащими, фразами. Для них важнее и интонации, и жесты, и выражение лица. И понимать друг друга без слов. Еще теснее единение матери с младенцем, младенца с матерью, которое для постороннего, для непричастного, заключено в смешном коверкании слов, в бессмысленных неологизмах, в гулении и в гугуканьи, в почти животном ласкании лицом (как мордой у лишенных рук четвероногих). Сфера общения младенца с матерью и матери с младенцем - особый мир, тем более одухотворенный, тем более содержательный, что не имеет слов для выражения чувств. Речь не нужна при полном единении, а разговор с самим собой - свидетельство душевного разлада, тем более опасного и явного, чем вразумительнее и яснее его словесный смысл.
Примечательно и то, что многие детеныши в игре друг с другом легко преодолевают все языковые барьеры и, более того, легко включают в свои игры детенышей других животных и их самих, и наоборот - примеры "удочерения" Амалы и Камалы волчьей стаей - известны. Известно, что у некоторых свирепых хищников имеется запрет на агрессивность к щенкам и самкам, и, может быть, имеются причины для легенд о похищении детей и женщин медведями и обезьянами.
Здесь речь идет о внесловесном выражении согласия, солидарности, доверия, которым особенно наделены и женщины, и дети, и даже звери, вступившие в контакты с человеком. "Мы с тобой одной крови - ты и я!" Само продление детства человека могло содействовать и сохранению, и развитию всей этой внесловесной сферы и имитации ее посредством речи.
Слов выразить все, что обретал, - не находил и перестал искать. Просто узнал и узнавал приближение радости. И стал узнавать вместе с утром, когда все еще спят….

Я родился недоношенным, после первой бомбежки Москвы. Накануне родители по тревоге спустились в метро Маяковскую, а утром папа вывез нас под Москву, на Клязьму. В местном роддоме все прошло быстро, почти моментально, но мама получила заражение крови. Она поправилась, но моей кормилицей стала еврейка.
После была эвакуация. Старшая сестра Наташа помнила. Сначала - Горький, Свердловск, затем - Астрахань. Отец остался в Москве. Не принятый в ополчение, ночами дежурил на крыше университета - гасил и сбрасывал зажигалки. Он был одним из первых Лауреатов Сталинской премии и слишком щуплым. Ночью на крыше его окликнул профессор В.Г.Гептнер - обратился как к мальчику. Разговорились. Отец так и не смог избавиться от грассирования - французский язык был первым, русский - вторым. Гептнер был сыном обрусевшего немца - пастора у баптистов в Маловузовском переулке - там, где всех встречает надпись "Бог есть любовь". Видимо, они узнали друг в друге  то, что стало началом их дружбы и ее продолжения в детях….

Первая мировая война застала семью папы в Швейцарии, в Монтре. Возвращение в Россию было сложным, через Германию. Носильщики на перроне торопили - "Господа, мы с вами теперь враги!" Бабушка Мария Александровна Языкова, ее дочери - Мария и Татьяна Захваткины и сын Алексей Языков очень спешили. Второй муж Марии Александровны, с которым она познакомилась в Екатеринбурге, был известным горным инженером. Брак был на грани разрыва - мой отец не был его сыном.
В московской шестикомнатной квартире отчима их застала Революция. Сначала Февральская, потом - Октябрьская. Отчим успел перевести все свои сбережения в "керенки". Потом ими клеили стены под обои.
При заселении комнат жильцами, бабушке Марии Александровне и моему папе оставили пятнадцатиметровую. Старшая сестра Муся - уже известная художница-баталистка М.А. Маризе  (псевдоним - сокращенно от Марии Захваткиной, почти как французская художница Маризо), получила гостиную в 20 метров. Тетя Таня переехала в Горький, к мужу. В юности она хотела стать актрисой, но не смогла. Наши комнаты были рядом, их двери выходили в прихожую с вешалкой и зеркалом, переходящую в большой коридор. В начале коридора была дверь в уборную и рядом - в комнатку для прислуги. В конце коридора - дверь на кухню и в дальний коридор с тремя комнатами и ванной. Дверь в кухню всегда была открыта.
Соседи по квартире были добрыми людьми со всеми своими проблемами. В дальнем коридоре поселили Веру Ивановну (Вераванну) Степанову из конторы папиного отчима, глубже, у ванной комнаты, жили Печхуловы - Варико и ее муж сапожник-модельер (Печхула). Позднее у них появился сын Сережка. Напротив была комнатка портнихи Анны Георгиевны (Анголы) Бер с белесой дочкой Надей. Надя была старше моей сестры на несколько лет. Мы с ней подружились, когда, вернувшись из эвакуации, я снова учился  ходить.
Всех объединяли места общего пользования: громадная кухня, заставленная столами с керосинками и с общей чугунной плитой. Под ней мама спрятала пистолет Тухачевского. В кухне, между  дверью на черный ход и окном, выходящим на двор, была узкая кладовая. У входа на кухню -  кран-водопровод с раковиной. Здесь умывались. В ванной, перекошенной попавшей в дом бомбой, проваливался пол.
Рядом с уборной была комнатка, заваленная рухлядью. Позднее она стала кабинетом отца. В уборной с фарфоровым унитазом в выпуклых лебедях было как в колодце. В кабинете  - окошко на черный ход. Вернувшись из эвакуации мы выселяли из нашей комнаты Мамзель. Сам я ее не видел, видел только ее шторы на окнах комнаты, превращенной в бордель для офицеров. Войдя в комнату, родители (сам я был примотан к маме любимым шерстяным платком) радовались своему жилью. Выселение Мамзель уже было предрешено управдомом. Наташа держалась за руку мамы. Потом они рассказывали соседям об эвакуации, как папа искал и нашел нас, как я болел и поправился….

Когда эвакуировали университет, папе не нашлось места в полуторке. Он остался. Потом искал нас. По дороге в Горький сидел на подножке вагона, подложив диплом Лауреата. Это было зимой, у папы не было перчаток. Ему отдала свои дочь знакомого профессора из вагона. Папа помнил об этом всегда. Наташа мне рассказывала о Волге, но я болел дизентерией, подобрав дохлых мух с пола. В Астрахани мы с подругой мамы - тетей Раей Ушатинской, ожидали переправы. Я был у нее на руках и стал тяжелеть - не мог держать голову. Тетя Рая испугалась - сразу отдала меня маме. Искали врача и опоздали на баржу.
Отойдя от берега, баржа затонула, и многие погибли. Мы остались на берегу. Из-за меня! Мама рассказывала, что я умирал. У нее был браслет. Она его обменяла на сливочное масло, чтобы умер сытым. Я выздоравливливал, но еще долго мучался болями в животе и выпадением кишки. Катался по кровати - было легче, но когда мама прижимала к себе, было хорошо. Я храню ее тепло и нежность до сих пор. Отец к этому времени нашел нас и работу в Астраханской противочумной станции.

Мне было уже 3 года. Погиб Ватутин. Сказал папа. Мне нравился этот генерал в газете, в траурной рамке. Он был хороший и смелый. К Вереванне приехал племянник - мальчик старше меня и старше Наташи. Он приехал из-под Калуги. На его глазах немцы убили мать. Его отец был на фронте, или где-то еще. Надя - дочь Анголы, была старше Олега. Она тоже была для меня мамой и играла со мной. Олег показывал на карте наступление наших войск на запад и сделал мне из жести Звезду Героя. Он был послушным и прилежным, и любил мою маму. Он называл ее так, даже став взрослым и постаревшим. У него была совесть.
В простенке, между окнами нашей комнаты, была печь-буржуйка с трубой, выходящей через вентиляцию. Облокотился, заорал - и волдырь на ладошке. Пока мы были в эвакуации, печь топили жильцы - книгами из папиной библиотеки. Осталось немного. Сохранился "Орленок" (сын Наполеона), еще несколько французских и итальянских книг, и распятие. Окна выходили в Сытинский тупик. Напротив, в окне домика, появлялся больной мальчик старше меня. Мы видели друг друга. Потом он исчез.
Папа ходил на работу в Университет. Дома, в кабинете рядом с уборной, он работал и рисовал. Рисовал на картонных коробках, не имея хорошего ватмана - маму, рыцарей, и солдат, самолеты и танки для меня. Иногда приносил рыб. После зарисовки они отдавались маме на кухню. Отца уже не было, когда вышел огромный "Атлас промысловых рыб СССР".

Вернувшись из Швейцарии и после ухода отчима, отец рисовал для журналов птиц, насекомых, толстых дядек. На его руках была бабушка Мария Александровна Языкова и потом наша мама с Наташей. Бабушку я не застал - она умерла, когда Наташе было 2 года. Ее серебряную ложку с дворянской короной показали мне, когда спросил: "что такое - дворянкой столбовою". Отец очень любил свою маму и нас.
В России папа окончил живописную студию Ю.Н. Кордовского, подрабатывал в гербарии у А.П. Сырейщикова и в Зоомузее у Г.А. Кожевникова. Они разрешали ему посещать лекции в университете без ведома начальства. У отца даже не было справки об окончании школы. Дома он любил рисовать маму - ее личико и фигурку. Я часто сидел на продавленном диване в его кабинете. Смотрел как рисуют. Он был известным профессором. По свидетельству Б.С. Кузина - последним зоологом с европейским образованием.
Еще до знакомства с мамой мой отец устроился в Туркестанскую экспедицию  лаборантом - рисовальщиком насекомых. Он был художник и как художник изучал насекомых. Еще в детстве он собирал их на альпийских лугах, покрытых цветущими нарциссами. Его особенно интересовали крохотные цикадины.  Первые научные статьи были посвящены именно им. В экспедиции он, рисуя, открыл гиперметаморфоз жуков-нарывников и мух-жужжал - паразитов кубышек вредных саранчевых и был переведен в научные сотрудники. Борис Петрович Уваров - Президент Всемирного Противосаранчевого Центра в Лондоне, рассказывал мне о своих впечатлениях о моем отце, о его таланте. Мы с ним встретились  в Ленинграде, у Зиминых, после очередного заседания Международного Энтомологического Конгресса.
Экспедицию возглавлял профессор В.И. Плотников, и среди ее членов были те, кто не искал тесного общения с новой профессурой в университете. Однажды на маршруте их захватили басмачи. Они изъяли  и документы, но Л.С. Зимин успел доскакать к пограничникам. Вскоре всех освободили, но при восстановлении документов отец взял фамилию отчима и сменил год рождения с 1905 на 1906. В его личном деле сохранилась справка, что "документ о высшем образовании утерян". Столь рядовому событию занятые изобличением троцкистов и врагов народа не придали значения. В 1931 году была опубликована на английском языке последняя работа А.А. Языкова; в 1932 году в немецком журнале вышла первая статья А.А. Захваткина.

 
Алексей Алексеевич Языков - Захваткин
В 1933 году, по приглашению Н.М. Кулагина, Алексей Алексеевич становится сотрудником лаборатории энтомологии Московского университета, включившись в разработку актуальной проблемы защиты запасов от амбарных клещей. Их могли заносить в элеваторы враги народа - вредители. Все оказалось проще - клещи сами проникали в зернохранилища. За решение этой проблемы отец получил первую Сталинскую премию, а монография по тироглифоидным клещам защищалась в качестве докторской диссертации. Ему оппонировал сам В.Н. Беклемишев - крупнейший зоолог XX века. Его блистательный отзыв послужил началом дружбы, несмотря на то, что он был старше на 16 лет. Глазами ученого и художника отец увидел, что отряд клещей распадается на три разных отряда, тяготеющих к разным группам хелицеровых. Все это было в предвоенные годы. Отец познакомился с мамой в лаборатории Н.М. Кулагина. Папа был на 6 лет старше. Она приехала из Владикавказа, окончив университет у профессоров С.С.Турова и Л.Б. Беме. Ее мама - Марфуша умерла от горячки через 5 дней после родов, а отец запил.

Сестра умершей Марфуши - Мария Семеновна усыновила брошенную племянницу. Она была дочерью Семена Петровича Буланова - крепостного Катениных из Владимирской губернии. При отмене крепостного права в 1861 году ему было 16 лет, моей прабабушке - 13. Позднее они вместе спустились по Волге в Астрахань, где мой прадед организовал дровяной промысел, выстроил купальню, стал купцом. Когда моей двоюродной бабушке было 7 лет, Ефимушка и Сереженька уже умерли от холеры пяти и двух лет, двух старших она не помнила. Из 12 детей осталось 6. У Кузьмы была дочь Клавдия, Василий умер бездетным. Марфуше еще не исполнилось 30. Ее муж - Михаил Бердников тоже был фельдшером в селе Каларат, под Астраханью. Из  детей Семена Петровича остались лишь Феопемпт (Пенек), Маша, и Мария.