Пленник женской зоны

Пленник женской зоны

Повесть

-Петь, я хочу, чтоб у нас был ребенок и ждать тебя из армии с сыночком, - сказала восемнадцатилетнему Петру Скорикову его невеста Рая в тот день, когда ему пришла повестка явиться на призывной пункт в военкомат. Петро, конечно, рад был услышать это, но промолчал. Раиса была такой маленькой и худенькой, что он просто побоялся за нее.
«Пусть, пока я служу в армии, поправится, наберется сил, тогда...», - подумал он. А подвигла Петра к такому решению случайная связь с одной женщиной еще до дня знакомства с Раисой.
С этой женщиной он познакомился у себя на даче. Был у Петра с матерью сад в шесть соток с небольшим брусовым домиком. Рядом с домом, буквально через забор, была двухэтажная кирпичная полковничья дача. Полковник где-то погиб в горячей точке. Сад уже зарастал бурьяном. Дом лишь время от времени навещала вдова полковника, красивая, тридцатипятилетняя женщина. Зашел к ней как-то по-соседски Петро и застал ее спящую обнаженной в прихожей на диване. Петро смущенно застыл у порога, как вдруг женщина открыла глаза и с усмешкой сказала:
-Ну что, Петь, нравлюсь я тебе такой?
-Нравитесь, - вежливо, но сразу вмиг перехватившим горло голосом сказал он.
-Молод ты еще, Петечка, молоко еще на губах не обсохло, - даже не прикрывшись, произнесла она.
-Я, знаешь, каких мужиков в своей жизни видала! Не то, что ты - метр с кепкой!
-Я не метр с кепкой, а метр шестьдесят пять сантиметров, и меня скоро в армию возьмут, - оскорбился Петро.
-Бедненький ты мой! - всплеснула руками полковничиха. - Ну иди, так и быть, уж как будущего солдата пожалею да и научу кое-чему. Но учти, если не сможешь, по морде схлопочешь.
И через минуту охала и ахала, обнимая и целуя его.
-Ох, Петечка, какой ты молодец! Какой ты сильный! Пока живешь в саду, ходи ко мне.
Но на второй день, когда он вновь пришел к ней, она пожаловалась, закрывая за ним дверь:
-Ох, Петечка, у меня после вчерашнего все болит. Ты меня чуть не изувечил, и я, тоже дура, увлеклась.

***

В армии Петр угодил в МВД во внутреннюю караульную службу. Его рота охраняла женскую исправительную трудовую колонию. По приезду их взвод из нового пополнения знакомил с общей обстановкой в красном уголке высокий жилистый сержант пом-комзавода Четверин.
Говорил баском о том, что их колония - зона особой опасности, что большинство женщин сидит с большими сроками и у них порой обострены жестокость, сексуальность и ненормативность отношений.
-До женской исправительной колонии мне приходилось служить в мужской колонии, - сказал сержант, - там часто заключенные нанимают за деньги стриптизершу. Часто женщина, решившая подзаработать, напротив тюрьмы нанимает балкон или окно. Раздевается донага, заранее получив оплату, и в течение получаса или часа под взглядами зэков ходит в таком виде, принимает различные позы. Здесь у нас, правда, такого нет. Но бывали случаи, когда к часовым на вышках и вольнонаемным, работающим на территории, приставали зэчки, чтобы те издалека показали известные части мужского тела.
-Тут нужно быть особенно твердым, - продолжал Четверин, - не поддаваться ни на какие уговоры. Я не призываю вас к монашеской жизни, но нужно быть очень осторожными, - закончил свою речь сержант, и, помедлив, добавил: - Одна Казаниха чего стоит.
-Кто такая эта Казаниха? - спросил Петр. На учебке он здорово поправился, форма на нем сидела как влитая. Особенно шла к его округлому лицу краснооколышная чекистская фуражка с эмблемой и блестящим козырьком.
-Казаниха, - это у нас мужчина в юбке или, даже скорее, султан в колонии, у которой целый девичий гарем, - вздохнул Четверин.
-У нее притязания, особенно к молодым девицам, и бешеная ревность, что ни приведи Бог, - ответил Четверин. - Один тут у нас попытался пофлиртовать с одной из ее наложниц, получил бутылкой по башке и сотрясение мозга. Так что, глядите.
Петр, конечно, не поверил сержанту, подумал: «Запугивает», - и, усмехнувшись про себя, представил Казаниху и то, как это она живет с бабой. «Это так, наверное, противно» - подумал он.
Уж кому-кому, казалось Петру, а ему доподлинно известно, что такое для женщины мужчина. Себя он, конечно, считал настоящим мужчиной и даже гордился этим, и хоть любил свою Раечку, но вдали от нее не прочь был притиснуть в темном уголке какую-нибудь.

***
Недели через две после прибытия в роту Петро стоял с автоматом на внешнем посту на вышке, охранял колонию, огороженную высоким бетонным забором и тремя рядами колючей проволоки, а перед забором свежевспаханной контрольно-следовой полосой. Напротив, в двухэтажном жилом кирпичном корпусе с зарешеченными окнами вдруг открылась форточка, и из нее высунулась голова белокурой бойкой девицы. Оглядываясь на сокамерниц, мягким грудным голосом она крикнула:
-Эй, часовой! Стоишь?
-Стою, - улыбаясь, оглянулся на ее голос Петро.
-А он? - как пригвоздила его к месту девица. Ее подруги внизу захохотали, а Петро оскорбленно отвернулся. Но девица не отставала, предположив:
-Поди стоять-то нечему?
-Что, тебе показать, что ли? - возмутился Петр.
-Покажи, покажи, солдатик! - выглянула рядом с белокурой женщина постарше.
-И покажу, - гордый и уверенный в своей мужской силе, ответил Петро. Оглянулся, нет ли кого поблизости из начальства, расстегнул ремень на брюках: -Нате вам!
Женщины взвизгнули и еще сильней захохотали. А еще через неделю Петра прямо с поста ночью женщины, как когда-то в войну разведчики, взяли как «языка», то есть выкрали из охранной зоны по всем правилам военно-разведческого искусства.
Была темная летняя ночь. Шелестели листья на ветру на редких деревьях колонии. Стоя на вышке, Петро решил сойти на землю и пройтись по тропе нарядов вдоль контрольно-следовой полосы. Тут-то его возле одного из деревьев и накрыли одеялом две могучие женщины, третья заткнула ему платком рот, помогала выскочившая из-за дерева еще одна женщина. Они, связав его заранее приготовленной бечевкой и завязав глаза, понесли по очереди на спине.
Втолкнули его где-то на задах колонии в яму, через которую передернули на территорию колонии, затем заложили аккуратно это место вновь дерном. Привели его в какое-то складское помещение.
Одна из похитительниц, прыщеватая и по-мужски сильная Мария, оказавшаяся хозяйкой этого склада, неслышно открыла замок. Провели его в дальний угол склада, поместили в металлический пятитонный контейнер, где была заранее приготовлена и заправлена кровать. Перекинув в кольцо цепь, приковали ее замком на руке.
-Если будешь благоразумен, и не будешь орать, оставим тебе приоткрытой дверь, чтоб не задохнулся, - сказала Мария.
-Немного потешимся с тобой и выпустим. А будешь бузить, тюкнем по голове и зароем в ту яму, через которую тебя перетащили.
Кто-то было хихикнул на ее слова, но едва она повела бровью, как все затихли. Через минуту женщины ушли. А на следующий день под разными предлогами стали днем приходить на склад Марии. Первой пришла Эльмира - женщина, про каких говорят, что положи, что поставь, широкоплечая, с огромными грудями. Принесла ему поесть горячих котлет в свертке с хлебом и лапшу с подливкой, подключила ему в контейнер переноску и, подождав пока он поест, улыбаясь пухлыми губами и узкими, как щелки нерусскими глазами, на чистейшем русском сказала:
-Ну что ж, Петро, давай начнем, что ли? Не зря же мы тебя умыкнули.
Деловито сняла с себя хэбэшную тюремную куртку с бурками, повесила на какой-то болт, прилегла к нему на койку.
Второй в этот же день пришла рыжеватая, со светящейся сединой, Вера, сухопарая и плоская, как доска. Помявшись, подсела к Петру на постель, отводя глаза, расстегнула ему гимнастерку, страстно приникла к нему, сказала: «Три года уже без мужика!»
Третьей пришла Мария. Лишь сняв брюки и оголив низ живота, прямо в куртке села на Петра и, закатив глаза в потолок, страстно застонала. Марии было уже сорок пять лет. Сидела она за убийство своего мужа - алкаша: убила его топором, расчленила и закопала частями в лесу. Сидела уже десять лет и верховодила в камере. Ни разу не пришла к Петру лишь белокурая Рита, девочкой она за растрату попала в колонию и сразу, в первую же ночь, была изнасилована Казанихой и стала одной из ее наложниц.
Первые дни Петро терпел женщин таких разных, но одинаково сексуально озабоченных.
По молодости лет относился как к приключению в их серой и однообразной солдатской жизни, где он познавал женщин и саму жизнь. И даже немножечко жалел своих похитительниц, в своей жизни обокравших самих себя, не имевших простого человеческого счастья.
Потом стал с трудом терпеть их домогательства. Заметил, что даже похудел, свободной стала гимнастерка, ремень перетянул все дырки. Посмотрел в зеркало, что ему подарила Эльмира, увидел под глазами темные круги. А однажды, когда домогавшаяся больше всех хозяйка склада Мария, в очередной раз вошла к нему в конце дня, сказал ей: «Вы бы хот график составили. Вас же трое, а я один, так вы в гроб меня вгоните».
Мария внимательно посмотрела, потянувшись, было к нему, молча, вышла. И женщины стали приходить к нему через день, через два дня, давая таким образом отдохнуть. Но все равно Петро чувствовал, что силы его на исходе, с нетерпением ждал, когда, наконец, его выпустят. Но прошел почти месяц, а они даже не вспоминали об этом.
Однажды Мария, только что, сделав свое дело, закрыла склад и ушла, закрыв его на замок. Среди стеллажей со спецовкой, ящиками хозяйственного мыла и грудами новых лопат и топоров вдруг встала из-за бухты электрокабеля Казаниха. До нее дошел слух, что в складе у Марии прячется беглый солдат, и будто бы некоторые из ее наложниц тайком стали посещать его. Казаниху так и заколотило всю от гнева и ревности. «Убью засранца!» - решила она.
Пока Мария с Петром в очередной раз занимались любовью, она прокралась в склад и спряталась. И вот, когда Мария ушла, не скрываясь, вышла из-за бухты со скальпелем в руке, прошла к контейнеру, намереваясь лишить Петра мужского достоинства.
Он сразу увидел ее в слегка приоткрытую дверь, мог бы закрыть и не пустить ее к себе. Но он был уже в таком состоянии, когда в жизни становится все равно. Ему стало ясно, что женщины вовсе не собираются его отпускать, а у него не было сил ни удовлетворять их, ни жить.
Казаниха увидела вместо сытого и самоуверенного самца, каким он был по приезду на плацу в строю среди таких же, как сам, в необмявшейся форме стриженных молодых солдат, среди которых он выделялся своей сытостью и щеголеватой подтянутостью, пленника с потухшим взором, сильно похудевшего и обросшего, с цепью на руке. Она мысленно ужаснулась перемене. Знала наверняка, женщины кормили его лучше, чем питались сами. Но, видно, отбирали больше. Усмехнулась мысленно.
А главное, парень, подняв на нее серые провалившиеся глаза, наверняка догадался, зачем она пришла, узнал ее, но не выказал совершенно никакого страха. Лишь криво усмехнулся:
-Чо, поди, за Риту свою пришла рассчитаться? Она у меня ни разу тут не была. Да и других я никого не звал сюда. Ну, а раз пришла, чего стоишь? Иди, добей или помоги мне вот от этих погремушек освободиться, - пробренчал он цепью.
И у Казанихи, женщины, с зачерствевшей душой уголовницы, вдруг проснулось что-то, похожее на жалость. Скальпель она засунула в карман куртки.

***
Тем временем утром следующего дня, когда женщины выкрали Петра, из-за леса всходило солнце. Разводящий караула ефрейтор Паничкин привел на смену Петру его дружка по учебке рыжего Леху Королева. Но Петра не оказалось ни на вышке, ни на тропе нарядов, не было нигде и его автомата. Это сразу навело на мысль о побеге, тем более такой случай в роте уже был. Паничкин позвонил в караул:
-Товарищ сержант, - дежурил как раз сержант Четверин, - докладываю, что при смене караула на третьем посту не оказалось часового рядового Скорикова.
Четверин в свою очередь доложил по телефону командиру взвода лейтенанту Скурихину:
-Немного подожди, сейчас доложу командиру роты, - волнуясь, это было слышно даже по телефону, сказал вибрирующим голосом лейтенант. А через минуту скомандовал:
-Поднимай караул в ружье!
Солдаты, на ходу одеваясь, выстроились на плацу, по команде «Смирно!», затихли и вытянулись, повернув голову в сторону начальства.
-Отправь немедленно группы на поиск, - не дожидаясь конца рапорта, отдал распоряжение капитан.
Тотчас от взвода отделилось одно отделение во главе с Четвереным, а другое отправилось на поиск внутри колонии. Вторым отделением командовал лейтенант Скурихин. Тотчас была отбита телеграмма в военкомат, откуда призывался рядовой Скориков. Поиск с розыскной собакой не дал результата. Собака кружилась на одном месте и никуда не отходила от третьего поста. Проводник собаки, нагнувшись, поднял у ног что-то с земли, понюхал и сказал: «След посыпан табаком».
Ничего не нашла, вернувшись через несколько часов из дальнего поиска, группа Четверина. С тем же результатом прекратил поиск со своей группой лейтенант Скурихин. О безуспешности операции доложили начальству, ожидая оргвыводов и наказания.
Прошло более полумесяца, как вдруг прибежала в караул Рита Кобец. Дежурил там на этот раз белобрысый толстячок прапорщик Седых.
-Товарищ прапорщик, помните, месяц назад исчез с поста часовой? - сразу спросила она. И, не дожидаясь ответа, продолжила: - Он сидит сейчас в складе заключенной кладовщицы Марии Роговой.
-Ну да!? Так я тебе и поверил, - засмеялся прапорщик, зная Риту как большую любительницу розыгрышей.
-Мы его украли с поста, ну, сами знаете, нам плохо без мужиков так же, как вам без нас.
-Может, и меня украдете? - думая, что она еще шутит, спросил прапорщик.
-О, господи! Вот болван! - взмолилась Рита. - Ну, сделайте хоть что-нибудь! Я сейчас видела, как в склад проскользнула Казаниха и спряталась там. А через минуту из склада вышла Мария, закрыла замок и ушла.
И видя, что прапорщик ничего не понимает, закричала:
-Да скорее же думай. Ведь Казаниха убьет вашего солдата. Ей сказали, что я сплю с ним!
После этого прапор мгновенно вскочил, нажал какую-то кнопку радиотелефона, соединяющего караул с командиром роты:
-Товарищ капитан, только что мне сообщили, что рядовой Скориков находится у нас на территории колонии, в складе.
И тотчас рявкнул:
-Есть взять тревожную группу!
Через пять минут, найдя кладовщицу, прапорщик, отомкнув склад, ворвался туда во главе тревожной группы. Скориков, положив руку на какую-то болванку, сидел в контейнере, а Казаниха топором тюкала по дужке замка, пытаясь отомкнуть его. Мария молча, подала ей ключ. Освобожденный, наконец, рядовой Скориков, несмотря на радость избавления, был вял и, похоже, болен. Шел за прапорщиком, поддерживаемый своим другом Лехой, еле переставляя ноги. Вышедший навстречу из казармы командир роты приказал:
-Отведите его в санчасть, пусть отдохнет, подлечится.
А через день, поговорив лично со Скориковым, узнав, что ему пришлось вытерпеть, выхлопотал отпуск на родину на десять суток.

***
На следующий день Петра на станцию провожал Леха. Сев в поезд, Петр, казалось, тотчас забыл, что с ним произошло, больше со страхом думая о том, что стало с ним в последние дни плена. Опасался, что слабость теперь останется навсегда. В душе надеялся, что скоро все это пройдет и в этом ему поможет его любимая Раиса. Вместе с тем, страшился встречи с ней. Еще недавно он был настоящим мужиком, чем несказанно гордился, и немного презирал «слабых». Сегодня в их положении оказался сам. И от этого чувствовал себя не в своей тарелке. Дома встретили Петра мать и невеста Рая.
-Петенька! - вскричала, подбегая к поезду, мать.
Петро поставил чемодан на перрон и обнял ее. Райка, счастливая, дожидалась своей очереди.
-Петечка, что же ты такой худой? Вас что же там совсем не кормят? - вглядываясь ему в глаза, расспрашивала мать. Райка, взвизгнув, повисла у него на шее, почувствовала, что он еле удерживает ее. И вроде, даже не очень рад. Мать подхватила чемодан и уже тянула его за собой.
-Мам, дай я сам, - сын попытался отобрать у нее чемодан. Но мать отошла с ним к Рае.
-А мы с Раей понесем, нам это в радость.
Так и пришли в дом к матери втроем. Она тотчас кинулась угощать сына и будущую сноху. К Раисе на квартиру Петро попал лишь через сутки, когда мать успокоилась, отмыла и накормила его. Раиса тоже вначале напоила его чаем, выставила бутылку коньяка. Выпили, взволнованно глядя друг на друга. Первой не выдержала Рая. Когда он встал зачем-то, прильнула к нему всем телом и прошептала:
-Миленький! Ты же обещал сыночка!
-Куда с этим спешить? - сразу заволновался Петр. - Вот отслужу, тогда, - но, подчиняясь ее воле, погасил свет. Боясь, что может, как в последние дни, с женщинами оконфузиться, волновался и тянул время. Рая помогала раздеваться ему. Эта самая хрупкая и маленькая девочка, которой он боялся сделать больно, даже не моргнув глазом, вобрала его в себя, оказавшись вовсе не девственницей.
Не успев обрадоваться, что все хорошо, почувствовал - все закончилось. Рая разочарованно прилегла молча рядом, оправдывая Петра тем, что он не здоров и второй раз непременно все получится. На то же надеялся и Петро. Но и через час у них ничего не получилось. Убитый горем Петр, уткнувшись Раисе в грудь, рассказал, что с ним приключилось, и с горечью констатировал:
- Похоже, эти уголовницы выжали из меня все.
Встал среди ночи, ушел от Раисы. Два дня подряд Раиса приходила к нему сама, но он был до неприличия пьян. На третий день он стал еще угрюмей и слабей. Едва легли спать, сразу же попытался овладеть ею... Но Рая снова неудовлетворенная, со злостью оттолкнула его от себя. И не остановила его, когда он молча встал, оделся и ушел.
А еще через день прибежала к ней встревоженная мать:
-Где Петро?
-Не знаю, - пряча глаза, сказала Раиса.
-Нет, ты скажи, где мой сын? - затрясла ее за плечи мать. И Райка, сунувшись несостоявшейся свекрови в грудь, сказала:
-Да, мама! Его ведь в тюрьме выкрали уголовницы и целый месяц насиловали, еле ушел от них живой.
-Ой, Господи!... - взмолилась мать. - Может, еще его можно вылечить?
-Не знаю, не знаю, мама! - заплакала Раиса.
Весь этот день они обе искали Петра, но его нигде не было. Нашли Петра только на третий день в подвале с разутой ногой и валявшимся рядом отцовским дробовиком, с простреленной крупной дробью косицей.
...Раиса с похорон шла заливаясь слезами. Вспоминала, как Петро рассказал ей, уткнувшись в грудь, о последнем дне перед его освобождением. Когда вновь пришли женщины, сразу трое, и он уже не смог возбудиться даже при помощи их. Желание напрочь пропало. Несмотря на его протесты и сопротивление, они мерзко и жестоко изнасиловали его, и он от боли чуть не потерял сознание. И потому, когда пришла Казаниха, был готов умереть.
Вспоминая, Раиса от слез не видела ничего вокруг: ни листьев под ногами, ни того, как курлыча, добавляя ей в сердце горечи и грусти, улетали журавли и щемящей болью разрывали ей сердце.
А ведь, казалось, было, счастье. Она вспоминала, как ждала Петра и была уверена, что они будут вместе. А счастье не состоялось, оно оказалось хрупким, как стекло.