"Память – вязкая глина,
Еле-еле идёшь.
Память – золото в спину,
А в лицо только дождь!"
Светлана Соложенкина
Часть 1.
Лето в городе – это всегда ад! Особенно, если город стоит в Казахстане, если вокруг голая, изъеденная солнцем, закаленная как в огненной печи земля. Жара стоит такая, что воздух, который выдыхаешь, кажется прохладным, как будто внутри твоего тела установлен кондиционер. Кровь пульсирует в висках, под солнцем невозможно стоять, хочется в тень, в воду, в прохладу, далеко-далеко в Ленинград, в город моей мечты, в моросящий дождь, в яркую, не выгоревшую за лето зелень, зарыться лицом в траву и обнять охапку ромашек. Я не люблю солнце, потому что знаю как оно выжигает краски в природе, иссушает листья растений ещё в июле, не оставляя даже воспоминаний о яркой сочной весне, и тогда всё вокруг принимает одинаково безликий вид.
Зато август в Ленинске – это благодатный месяц! Наконец-то отступает духота, вечера становятся прохладными, хочется жить, жить счастливо и легко. Люди как бы просыпаются от летней спячки. Город оживает. Возвращаются из отпусков семьи, от бабушек и дедушек приезжают дети, студенты подтягиваются к началу занятий, молодые офицеры, только что выпустившиеся из училищ и академий и отдохнувшие, прибывают к новому месту службы. Вечерами молодёжь заполняет улицы. Наметанный глаз легко выделит из толпы только что прибывших: крепкие спортивные фигуры лейтенантов, их видно по выправке, короткой стрижке и уверенности в себе, и их молодые жёны, белолицые, ещё не обожжённые безжалостным солнцем, как правило, красивые, из Москвы, Ленинграда, Киева, Минска, Харькова. Многие их них там жили или учились, и легкий налет столичной раскованности и снисходительности ещё не сошел с их лиц. Они молоды, счастливы и уверены в себе и своих спутниках. Молодые ребята, ещё не успевшие обзавестись семьей, устраиваются в общежитиях, знакомятся с соседями по комнате, с новыми сослуживцами, с девушками, которых немало в городе. В Ленинске всегда много молодёжи, ведь военный городок, так называемый «закрытый», за колючей проволокой, за КПП с солдатами, проверяющими на въезде документы. Отслужившие свой срок офицеры с семьями уезжают в свои родные края, куда так долго рвалось их сердце, о чем мечталось двадцать пять лет, с чем связано понятие счастья и покоя, до конца не понимая, а скорее всего ещё не прочувствовав, что часть себя они уже оставили здесь навсегда в степи, в песках, и что никогда уже не отпустит их эта земля, что зовется таким непонятным и таким звучным словом «Байконур».
В один из августовских вечеров, когда спала жара, ярко засветились фонари, заиграла музыка в городском парке и толпы народа заполнили аллеи, мы с подружками бежали на танцы. Здесь на берегу реки была танцевальная площадка, куда пускали по билетикам, а на сцене, сделанной из уникальных останков космических сооружений, играл ансамбль. Все были молоды, и настоящее волновало больше чем будущее. Молодежь заполняла танцплощадку, атмосфера ожидания чего-то охватывала всех. Здесь можно встретить знакомых, одноклассников, с которыми давно не виделись. Многие поступали в институты в других городах, а сюда приезжали на каникулы. Здесь танцевали, знакомились, смеялись. Это место было тем, что позже стало называться «тусовкой», но тогда этого слова ещё не было.
- Привет!
- Ой, Таня! Ты откуда?
Передо мной стояла моя бывшая одноклассница Таня. Когда-то давно, ещё в пятом классе, к нам в школу пришла рослая девочка с двумя русыми косичками. Сначала мы подумали, что она вожатая, потом – второгодница, но ошиблись! Она была нашей сверстницей, вдобавок ко всему, ещё и отличницей. Она сразу стала лидером в классе. Новенькие в школе не редкость, ведь у многих папы военные, переводились из города в город по всему Советскому Союзу. Таня и сейчас была высокая, стройная, светловолосая, чем-то внешне похожая на известную польскую певицу Анну Герман.
- Я живу в Москве, учусь в МГУ, замужем. А ты?
Я слышала, что она вышла замуж за какого-то комсомольского босса и счастлива.
- А я в нашем институте, перешла на пятый курс.
- Не замужем?
- Нет ещё, у меня всё впереди!
Зазвучала музыка, слышно плохо и разговор прервался, толком не начавшись. Новенькие босоножки на «платформе» делали меня выше и это состояние «возвышенности» мне ужасно нравилось! Настроение было отличное!
- Можно вас пригласить?
Поворачиваюсь, вижу склоненное надо мной лицо, голубую рубашку, ощущаю волну тепла. Кругом все залито светом. Хочу танцевать!
- Да.
- Как Вас зовут? – голос приятный.
- Лена.
Я никогда не обманывала, когда ребята спрашивали моё имя, в отличие от моих подружек, которые любили подурить головы молодым парням.
- А Вас?
- А меня Дима, и поправился, - Вообще-то на работе меня зовут Дмитрий Владимирович.
Я удивленно вскинула глаза. Среди студентов не принято обращаться по имени и отчеству, да и лейтенанты так не представляются. Заинтриговал, но партнер понял по-своему.
- Что, старый?
Смотрю внимательно: голубые глаза, немного скуластое лицо, русые волосы. Возраст определить трудно, но что-то подсказывает мне, что старше меня.
- Нет.
Следующий танец мы танцевали вдвоём и он предложил: «Я провожу Вас?».
На танцы я ходила с подружками. Куда они делись в тот вечер, не могу вспомнить. Растворились в пространстве. Мы шли по ночному городу, по площади, навстречу нам шли люди. Прохлада августовской ночи манила прогуляться под огромным звездным куполом. Южные звезды такие яркие, что кажется – протянешь руки, наберёшь их горсть, подбросишь вверх и они рассыпятся, как праздничные конфетти!
Я сказала, что перешла на пятый курс.
- А Вы?
- Я учился в Ленинграде, сам из Ульяновска. Знаете такой город?
Вопрос был странный. Кто в стране Советов не знал Ульяновск - город, где родился Ленин?
Меня распирало любопытство, но Дима не спешил рассказывать.
Обычно с ребятами мне было неловко, я не знала о чем с ними говорить. Мне проще было среди книг, среди подруг, и дома было моё любимое пианино, «моя отдушина», как я его называла. С ребятами была проблема. Попадались среди них странные и любопытные экземпляры. Общение с ними оставляло налет удивления и неловкости. А сейчас было просто и легко! Мы знакомы всего полчаса, а мне интересно с ним и весело. Он рассказал мне, что долго жил в Ленинграде, учился в Академии, то он врач и приехал сюда служить. У него был сугубо «цивильный» вид и мой, пусть небогатый, но все, же имевший место быть опыт общения с лейтенантами, подсказывал мне, что это что-то необычное в моей жизни.
Город у нас небольшой, довольно скоро мы подошли к моему дому. Я жила с родителями и сестренкой в самом центре, на площади Королева, которую построили когда-то у меня на глазах. Окна моей «детской» выходили прямо на восток, на площадь с памятником Королёву, которая была как на ладони, а за ней виднелись дома, ещё дальше река, а потом – степь до самого горизонта, где она сливалась с небом. Каждое утро, когда вставало солнце, за окном с трепетно развивающейся занавеской начиналось какое-то грандиозное световое представление со звуковым оформлением: с птичьими трелями, шуршанием шин, звуками просыпающегося города.
Прощаясь, Дима спросил: «Мы ещё встретимся?» и, получив ответ, сказал: «Тогда завтра в шесть часов вечера у памятника Королеву».
Я взлетела на свой пятый этаж, почему-то было радостно на душе и хотелось танцевать. Моё второе «Я» контролировало этот взрыв и поговаривало: «С ума сошла? С чего пляшешь? Ничего нет, ничего не произошло!» Но я уже лихорадочно думала о своем, о девичьем: в чем завтра побегу на свидание!
Следующий день прошел как в тумане, но это был один из самых длинных дней моей жизни. К назначенному часу я надела свою шелковую юбку с оборками в сиреневых разводах и новенькую модную кофточку «лапшу», такой легкий трикотажный свитерок сиреневого цвета с маленькими белыми пуговичками. Я знала, он мне был к лицу, и я лишь молила Бога, чтобы вечер был прохладным, так как кофточка была с длинными рукавами, а ведь ещё не сезон. Но все складывалось прекрасно. К вечеру подул легкий ветерок, жара спала и я, готовая и одетая уже к назначенному времени висела на подоконнике. Дима не знал, а я всю площадь видела, как на ладони. Без одной минуты шесть я увидела его у каменного парапета и поспешила вниз по лестнице. Когда я подошла, то заметила, что он нервничает. И первое, что я услышала:
- Ты опоздала на три минуты!
- Но девушки могут опаздывать! – я попыталась перевести всё в шутку.
- Глупости!
Человек был явно не в духе. Возникла неловкость, такие строгости меня озадачили. В свое время у меня был печальный опыт общения с одним молодым человеком, который, едва познакомившись со мной на вечеринке, попросил мой телефон. Я дала, не подозревая, чем это для меня может закончиться. Он пригласил меня в кино. Любимый всеми кинотеатр «Сатурн» был местом встреч многих молодых и не очень молодых людей, в то время его зал не пустовал. Серые, во всю длину кинотеатра, ступени могли бы рассказать много историй, какие интересные встречи происходили на виду стеклянных прозрачных дверей! Но это был не тот случай. К своему удивлению я увидела, что мне навстречу приближается человек в бушлате. Бушлат – это рабочая одежда военных, никак не подходящая для свидания. Я девочка не капризная! Мало ли что, может у человека проблемы, ну не купил себе пальто или куртку. Понимаю. Когда на экране появились кадры о революции, а он сказал, что это Великая Отечественная война, я поняла, что у человека просто проблемы с образованием и мне стало скучно. А он, решив почему-то, что имеет на меня право, названивал по несколько раз в день, и возмущался, когда его предложения о свидании отклонялись. Его претензии были смешны и нелепы, он мне не нравился, и это было главной причиной тому, что наш роман «заглох» не начавшись. Но с тех пор я стала более осторожна в своих знакомствах.
Уже мелькнула мысль развернуться и уйти, но что-то удержало мою гордость и мы пошли вдвоем по городу. Усталый город шелестел листьями деревьев, солнце садилось, красный закат предвещал ветреный день и, казалось, будто какой-то гигантской кистью по всему небосводу были размыты розовые облака.
Я продолжала утолять свое любопытство.
- А ты, какой врач?
- Общевойсковой.
- Так долго учиться, чтобы стать просто неопределенным врачом?
Дима снисходительно отвечал:
- Врач должен учиться ещё больше, дальше идет специализация, ординатура…
- Нет, ну все-таки, какой ты врач: хирург, лор? И с немножко наигранным ужасом: «…а может зубной?»
- Нет, я точно не зубной врач, - рассмеялся Дима, - Я просто врач, я должен уметь всё!
- Нет, у вас как-то все запутано…, - засмеялась я, у нас проще: защитил диплом и ты – инженер-системотехник!
- Кто?
Теперь пришла пора удивляться ему. Дело в том, что в том году, когда я поступала в институт, ввели новую специальность: АСУ, автоматизированные системы управления, тогда многие не знали толком, что это такое. Мне приходилось объяснять примерно так: моей специальностью будет создание систем с участием электронно-вычислительных машин и человека, и, конечно, это связано с космосом, ведь наш институт авиационный. Наш ректор Василий Васильевич или ВасьВась, как его за глаза звали студенты, сулил нам большое будущее и рисовал фантастические перспективы.
Смотрю, человек начал оттаивать. Странно, я не рассмотрела, оказывается у него совсем не такое взрослое лицо, как показалось вчера при свете фонарей. Приглядываюсь краем глаза: нежная кожа, веснушки, как у мальчишки, высокий упрямый лоб, светлые русые волосы с рыжеватым отливом. Мы стали рассказывать друг другу какие-то смешные истории. Он хохочет открыто, заразительно, откидывая голову назад.
- Знаешь, ты похож на Антошку! – смеялась я.
- На какого ещё Антошку? – нахмурился Дима.
- Ты что, не знаешь мультик, где поется: «Антошка, Антошка, пойдем копать картошку?» - удивилась я. – Вот на него ты и похож!
Когда пришло время расставаться, и был задан вопрос: «Когда мы ещё увидимся?», я вдруг ощутила лёгкую панику. Я ведь совсем упустила их виду, что мы уезжаем. И довольно далеко, на Украину, что контейнер отправили на новое место папиной службы. Как это быстро объяснить? Когда стала говорить, заметила, что по его лицу пробежала тень недоверия. Наверное, решил, что обманываю, а на самом деле не хочу больше встречаться. Мы же так мало знакомы!
- Я даже не знаю, когда мы теперь встретимся! Я вернусь через месяц к началу семестра, мне надо окончить институт, но где буду жить, пока не знаю!
- Я тоже не уверен, что буду здесь через месяц, могут отправить служить на «площадку» или на «точку».
Дима помолчал и добавил:
- Сделаем так. Ты приедешь, пойдешь в третье офицерское общежитие и оставишь мне записку, как тебя найти. Идет?
- А как твоя фамилия?
- Ромашов.
- Ладно, тогда до встречи!
У меня строгая мама. Она у меня учительница. Поменьше сантиментов, больше труда! Вопреки устоям, я влетела в её спальню, прыгнула на постель, обняла её и сказала: «Мама, я познакомилась с таким парнем!». Мама оторвалась от книги и удивленно посмотрела на меня:
- Каким?
- Мама, он врач и его зовут Дима Ромашов
Мама печально на меня посмотрела, но ничего не сказала. Я не могла тогда знать, что много лет тому назад у неё был любимый человек с такой же фамилией. Это позже мне расскажет моя тетя. Если написать в романе – не поверят! Среди ночи проснулась и вдруг испугалась – я забыла его фамилию!
- Мама, как его зовут?
Мама сквозь сон: «Ромашов, кажется».
Босиком прошлепала в темноте, нашла клочок бумаги и, пробормотав: «Не надо так больше рисковать…», - написала фамилию карандашом.
Часть 2
После казахстанской осени с сахарными дынями и арбузами, сентябрьская осень Хмельницкого, такого чистого, незнакомого, встретила нас огромными красными яблоками, моими любимыми грушами, необыкновенными букетами цветов, кленовыми листьями и мягким, таким заразительным украинским говорком! Как-то быстро всё устроилось, папа на службе, сестра – в школе, мама уходила по делам, а я бродила по городу под дождем с зонтиком в руках, и Бог знает, о чём мне тогда мечталось, но, только не дождавшись конца каникул, я решила вернуться в Ленинск.
-Мне надо устроиться, подготовиться к занятиям…
Мама поняла по-своему:
- Ты не хочешь подольше побыть со мной!
Но сердцем я была уже далеко от них!
С моим жильем папа уладил ещё перед отъездом. Когда я приехала, то сразу получила ключи от комнаты, постельное бельё, и пошла устраиваться в новом жилище. Приятно было увидеть свои вещи, которые папа заботливо заранее оставил для меня. Новая швейная машинка "Чайка", книги, чемодан с одеждой - мне ничего не пришлось таскать, я была под надежной папиной защитой. Комнатка была маленькая, но прелестная, со встроенным шкафом и балконом. Перед комнатой была маленькая прихожая, где стоял кухонный стол, раковина с горячей и холодной водой, была даже своя отдельная туалетная комната. Это была моя маленькая квартирка! Когда я всё убрала, перемыла и застелила белым покрывалом постель и белой скатертью стол, комната стала похожа на невесту. Я ощущала себя Белоснежкой. Но мой одноклассник сказал, что моя комната больше похожа на больничную палату, что меня не очень огорчило. Чистота, покой и тишина – это я всегда ценила очень высоко!
Общежитий в городе много, но по странному стечению обстоятельств, я попала именно в то, про которое говорил Дима. Только он жил в мужском, а я - в женском общежитии. Это были два разных здания, соединенных между собой аркой. В том здании, в котором жила я, было и студенческое общежитие, так что мои подруги-студентки оказались рядом. Всё сложилось очень хорошо! После уборки я быстро написала записку для Димы, как меня найти, отнесла её и положила в ячейку для писем на букву «Р». Но мои надежды не оправдались. Я ждала день, два – никакого результата! Моё второе «Я» поучало: «Ну, что ж, ничего страшно! Ещё один урок в жизни! Нечего витать в облаках! И хорошо, и пусть! Так даже спокойнее!»
Занятия ещё не начались, я блаженствовала в своей квартирке. Если скучала – шла к подругам-студенткам или они приходили ко мне: попить чайку, побаловаться сигаретой, поболтать. Я сама не курила, не люблю делать то, что делают другие, а поскольку среди студенток многие пытались курить, то я скорее из духа противоречия, чем из принципа, делала наоборот.
И вот, когда я никого не ждала, когда моё сердце, казалось, было спокойно, раздался стук в дверь. Я открыла и ….
Сколько раз потом я думала, что если бы тогда не произошло это самое «и…», я спокойно пережила бы этот коротенький, но успевший задеть моё девичье сердце, несостоявшийся роман. Но в глубине души я уже ждала его, не отдавая себе отчета в этом.
В проеме двери, опираясь двумя руками о притолоку, стоял Дима, он улыбался, буквально источая энергию и счастье.
- Ты?
- Что, не ждала?
Куда девалось мое спокойствие? Я обрадовалась так, что скрыть это уже было не в моих силах, ужасно смутилась, ощущая, как румянец заливает мои щёки.
- А ты здорово устроилась! Это что, так живут простые советские студентки? И ты одна в комнате?
- А ты не один?
- У меня комната на двух офицеров, но пока я в одиночестве, может, ещё подселят кого-нибудь…
Было около пяти часов, солнце мягко светило в окно. Мы сидели за столом с белоснежной скатертью, Дима что-то говорил, а я смотрела на него и улыбалась. Вдруг он наклонился, взял мои руки в свои, и, глядя прямо в глаза, сказал: «А ведь ты влюбилась!». Димка, взрослый человек, прагматик, ты не видел себя! Ты сам светился и над твоей головой почти сиял нимб! И такое я видела единственный раз в жизни! Про себя я называла его «Солнышко моё!», но, кажется, так и не сказала этого вслух никогда.
О чем мы говорили? О том, что его не было в городе, что он только приехал, что увидел мою записку и сразу прибежал, что служить он будет здесь, что ему дают медчасть. Мы рассказывали друг другу о том, как проводили каникулы, о море, где отдыхали, о Волге. …Да мало ли о чем мы говорили! Когда наступил вечер, и мы очнулись, то с удивлением обнаружили, что уже одиннадцать часов. Дима замолчал, а потом решительно сказал: «Так, сейчас я тебя поцелую и пойду!» На широком деревянном стуле, на котором я сидела, таких как я могло вполне уместиться двое. Дима присел ко мне на стул, поцеловал, и я нисколько не возражала!
Теперь вечера были заполнены. Все время мы проводили вместе, шли гулять, или в кино, или просто сидели у меня и разговаривали. Но, что любопытно, на фильмы нам катастрофически не везло. Сидеть в зале и смотреть на экран, было выше моих сил. Тогда я думала, что все дело в фильмах. Я помню один – о современном производстве, где героиня с умным видом говорила: «Знаешь, что такое ЭВМ?». Тут я не выдержала: «Пойдем, какая чушь!», и мы ушли. Много лет спустя я всё же посмотрела этот фильм, узнала его именно по этой фразе. Он оказался неплохим, всё дело было в нас самих. Окружающее для нас приняло какой-то незначительный характер. Всё было неважно. Важно было, что есть Дима, его веселые голубые глаза. Важно было, как он говорит, как курит, как смотрит на меня, как двигается…. Я вдруг очень захотела узнать, каким он был в детстве, какая у него мама, семья.
В один из выходных Дима предложил мне сходить пообедать в кафе. Выбор был небогатым, кафе «Луна» находилось на первом этаже жилого дома, небольшое, уютное, чистенькое, с огромными витринными окнами. Мы вошли, народу немного. Столики стояли в два ряда, были укрыты белыми скатертями, дизайн незатейливый, советский, но чисто, нет запахов столовой, уютно, в деревянных кадках растут китайские розы. Нас провели на наши места, рядом с нашим столиком, оказался столик, за которым обедал генерал, который сидел в одиночестве.
- Что будешь заказывать? – Дима сидел напротив и протягивал мне меню.
Так, курицу не беру: возни с ней и руки потом мыть, печень резать надо – вдруг жёсткая. Выбираю простые блюда: суп, котлету на второе, компот.
- А я возьму печень. Я очень люблю печенку, особенно, если хорошо приготовлена! Она должна быть мягкой и сочной! – сказал Дима.
- …и бифштекс с кровью! А ты гурман! – засмеялась я.
Генерал за соседним столиком искоса поглядывал на нас, взгляд был внимательный, и мне показалось, что немного грустный.
Я слегка наклонилась к Диме:
- А ты будешь генералом?
Дима отрицательно покачал головой
- Нет. В медицине это очень сложно! У нас в Академии было всего несколько генералов и это очень высокие должности. Полковником ещё можно стать, а до генерала дослужиться тяжело.
Официантка стала расставлять на столе тарелки с нашим заказом. Я не заметила, что тарелка с печенью оказалась около меня, а с котлетой около Димы. Я быстренько съела свой суп и, пододвинув тарелку со вторым, безо всякой задней мысли, рассеянно взяла нож и вилку и, когда они уже зависли над печенью, я вдруг подняла глаза. Дима глядел на меня с широко раскрытыми глазами, смотрел, как я собираюсь разделаться с его любимым блюдом и молчал. У него было такое лицо! Я рассмеялась, сказала, что все перепуталось и мы обменялись тарелками. С тех пор, когда я ем печень, всегда вспоминаю его растерянный взгляд. Он ведь ничего не мог сказать, не отбирать же печенку у девчонки!
Осень на Байконуре романтичная по-своему: солнечная, сухая и прозрачная.
Прогулки по городу уходящего лета привели нас однажды в городской парк, мы решили покататься на качелях. С «Чертового колеса» хорошо было видно город, извивающуюся ленту реки с зелеными берегами и степь, уходящую в бесконечность и сливающуюся плавным изгибом с небом далеко-далеко! В соседней кабинке перед нами сидели три лейтенанта в кремовых рубашках и белых фуражках.
- Красивая форма у моряков! - я рассматривала временных соседей, меня всегда удивляло присутствие моряков в нашем степном городе.
Дима не ответил, но я почувствовала его холодок. Ни я, ни он, ни какой-то другой человек на свете не могли тогда предположить, что через год с небольшим такую форму будет носить мой муж.
Мы шли по «Деревянному городку». Так называется та часть города, откуда пошла застройка в конце 50-х годов, когда город только начинал свое существование. Дома здесь одноэтажные, «финские домики», какие можно было встретить в военных городках по всему Союзу. В таком домике на четыре семьи мы жили до Ленинска, когда папа служил в маленьком латышском городе Алуксне. Ленинск был застроен современными домами, но вот этот уголок сохранился. Домики утопали в зелени. По улице в арыках текла вода, без полива деревца засохли бы. Вот уж где наглядно видно, что вода – это жизнь! Наш город был зеленым оазисом в пустыне…
- Какое время года ты больше всего любишь? – спросил Дима.
- Осень! Я люблю, когда моросит дождь, и листья шуршат под ногами…
- …и хочется плакать? – со смехом добавил Дима.
- И хочется плакать!
- Ты любишь стихи?
- Нет! Стихов не люблю и не пишу! – довольно твердо сказала я.
Часть 3.
Почему я тогда так сказала? Это ведь не было абсолютной правдой. Стихи я действительно не писала, но читать их любила, хотя делать это вслух считала чем-то глубоко сокровенным, очень тонким и деликатным делом, и, отчасти, моя категоричность была ширмой, за которую я спряталась от дальнейших вопросов.
Много лет спустя в моей жизни произойдет встреча, которую я посчитаю подарком судьбы, причем, что такая встреча должна произойти, я всегда чувствовала. Удивительное событие произошло, когда я возвращалась из командировки в Москву и, пробегав весь день по делам, с гудящими от усталости ногами, с единственным желанием добраться до своего вагона, я буквально влетела в купе. К моему удивлению в купе уже сидел мужчина, хотя до отправления поезда еще оставалось полчаса. Он был в мягком черном расстегнутом пальто. Мы поздоровались. Я бухнула на малиновые мягкие сидения свои сумки, сняла плащ и села. Вот тут я посмотрела на свои ноги, мои осенние сапоги были далеки от идеальной чистоты, московская пыль осела на них тонким слоем, и преступно выдавала меня с головой.
У моего попутчика были черные туфли идеальной чистоты, новенькие, какие бывают у достаточно обеспеченных людей. Наверное, эти люди из дома делают только один шаг – в машину прямо с порога, а потом ещё шаг: из машины – сразу в вагон, минуя лужи, тротуары, вокзал. Я подняла глаза, попутчик тоже поднял взгляд от пола. Вот незадача, надо же – женщина, а обувь грязнее, чем у мужчины! Вспомнился знаменитый фильм «Москва слезам не верит», где героиня оценивает мужчину по тому, насколько чистая у того обувь. В моей ситуации все было наоборот. Оправдываться глупо, ну что же – едем дальше!
Прошло то время, когда любой новый попутчик вызывал у меня интерес и желание поговорить, со временем я поняла, что сосед или соседка по купе отнюдь не подарок судьбы, что иногда бывают утомительные разговоры и ненужные знакомства, поэтому я спокойно разложила постель, заказала чайку. Трудно вспомнить, с чего завязалась наша беседа. Мой попутчик представился как Владимир, отчество своё не назвал, несмотря на мой вопрос. На мой взгляд, мы были ровесники. Кем он был по профессии, тоже осталось для меня загадкой, мои попытки узнать об этом были тактично проигнорированы им. Из разговора я поняла, что у него трое детей: старший сын очень одарен и хорошо рисует, второй занимается математикой и подает большие надежды, дочь ещё мала, но занимается музыкой. Мы стали говорить о воспитании детей, об образовании. Я стала рассказывать о своей дочери, которая поступила на архитектурный факультет и училась с огромным желанием, что меня очень радовало. Так незаметно завязался разговор, нашлось много общих тем, затем перешли к истории, плавно перешли к литературе. И вот тут оказалось, что мой попутчик, как и я, большой любитель Пушкина. Странным образом, но меня всю жизнь волновало время, в которое жил Пушкин, он сам, его окружение, Наталья Николаевна – его жена, жизнь их детей. Всё, что связано с именем Александра Сергеевича, было мне интересно. Домашняя библиотека хранила небольшую, но дорогую для меня подборку литературы пушкинистов. Я ощущала себя в той эпохе, как будто уже жила в то время и знала этих людей. Стихи Пушкина, которые сама любила с детства и читала своим детям, эти гениальные, легкие строки, эти непонятные порой, старые слова, этот восторг от книг дореволюционного издания из нашей домашней библиотеки с пожелтевшими, непривычно тонкими хрустящими под рукой страницами – всё вместе рождало в моей душе сладкое очарование, и было той частью меня, куда не допускались чужие. И вдруг: «…А помните у Пушкина…», и Владимир начал декламировать. От неожиданности я никак не могла собраться с мыслями, сосредоточиться и вспомнить даже начало своего любимого стихотворения! «Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит, и каждый день уносит частицу бытия… » Прочитать плохо – лучше вообще не браться!
- Ладно, я прочитаю Вам другое любимое стихотворение.
"Цветок засохший, безуханный,
Забытый в книге вижу я;
И вот уже мечтою странной
Душа наполнилась моя:
Где цвёл? Когда? Какой весною?
И долго ль цвёл? И сорван кем,
Чужой, знакомой ли рукою?
И положен сюда зачем?
На память нежного ль свиданья,
Или разлуки роковой,
Иль одинокого гулянья
В тиши полей, в тени лесной?
И жив ли тот, и та жива ли?
И нынче где их уголок?
Или уже они увяли,
Как сей неведомый цветок?"
Я увидела, как человек слегка выпрямил спину, улыбнулся лишь уголками губ и стал слегка покачиваться в такт стихотворному ритму. А дальше он читал стихи Пушкина наизусть и видимо знал их много, и всё это тихим голосом, камерно, очень спокойно и просто. Я вдруг представила себе зимний вечер у камина, зажженные свечи, теплый плед, бокал бордового вина, искрящегося от проникающего насквозь света, и бесконечное кружево пушкинских стихов…. К сожалению, всё когда-нибудь заканчивается. Утром поезд прибыл в Воронеж, и всё стало обычным. Мы попрощались в купе, как два случайно встретившихся человека и больше никогда не виделись. А когда я пришла на работу и мои молодые коллеги бросились ко мне с вопросами, как прошла командировка, я сказала: «Девочки, если бы вы знали, какая у меня была встреча! Мне полночи читали стихи Пушкина наизусть!» И девчонки, это новое поколение, которое «выбирает Пепси», девчонки, которые пьют пиво на лавочках, головы которых буквально «забиты» рекламой, сексом и деньгами, бойкие на язык, дерзкие, притихли. Они не знали, что сказать - такое событие не из их жизни.
Вернемся к нашему рассказу, где я молодая и не знаю ещё, что меня ждет впереди.
Часть 4
Предчувствие счастья.
Поточную аудиторию буквально заливало светом! Вообще-то она так называлась, потому, что в ней занимались сразу несколько групп нашего курса, то есть весь поток. Столы убегают вниз, кафедра, где стоит преподаватель, кажется маленькой, а сам он каким-то нереальным существом. Рядом со мной сидит моя «одногруппница», так я в шутку называю тех, кто учится со мной в одной группе. Таня проучилась у нас всего год, до этого она жила в Харькове, где училась в авиационном институте. Танин муж Валера, молодой лейтенант после окончания училища получил назначение в Ленинск. Им почти сразу выделили квартиру в самом центре города. Тане повезло, она перевелась в такой же институт по своей специальности, ей ничего не надо пересдавать и досдавать. Впервые я увидела её в первый день занятий на четвертом курсе. Непривычно белотелая в конце лета, стройная и почти прозрачная, с вьющимися светлыми волосами она стояла рядом с очень высоким лейтенантом, и было заметно, что не хотела от него отходить. За год учебы в нашем институте мы так и не сблизились с ней. Была она дама уже замужняя, у них с Валерой свои друзья, свои интересы. Только летняя практика в Алма-Ате нас подружила. Была Таня, на мой взгляд, типичная харьковчанка: бойкая, практичная, хваткая, всегда знала, чего хочет. Одета она была по последней моде, что в то время не могло быть не отмеченным.
На нашем курсе была компания девчонок, которые любили попеть под гитару, похохотать, молодые и красивые они называли сами себя «обезьянами». Такое «ласковое» название очень подходило к ним, тем более, что год рождения по восточному календарю у большинства Год Обезьяны. В компании таких девчонок никогда не было скучно! Времени, свободного от практики в южном городе Алма-Ате у нас было много, и мы решили обойти столичные кафе и рестораны. Надо сказать, что советские рестораны не были такие дорогие, студентки вполне могли себе позволить заказать вкусное и красиво оформленное блюдо. Вот только один нюанс мог испортить вечер – официантки обсчитывали нещадно! Их наметанный глаз быстро определял жертву, и молоденькие девушки вполне подходили на эту роль! Но только не мы! Это стало чем-то вроде игры: приходит в ресторан большая компания девчонок, делает большой заказ, который трудно проконтролировать. Нечистые на руку официантки уже предвкушают хорошие деньги! Вот тут Таня была незаменима. Память у неё была отличная, именно она просчитывала стоимость нашего заказа и в конце вечера, когда официантка подходила к столику и, закатив глаза к верху «бабахала» ей одной известно, откуда взявшуюся сумму, Таня холодно, с видом светской львицы, произносила: «А теперь пересчитайте, пожалуйста!» Это был почти что ритуал, как обязательная часть представления, из которого мы всегда выходили победителями! Нас было человек десять, с таким количеством голосов не поспоришь!
Вот эта Танюша и оказалась сейчас рядом со мной на одной скамейке в поточной аудитории. Мы тихо переговаривались:
- Я слышала, что ты сейчас живешь в общежитии?
- Да, у меня отдельная комнатка с балкончиком. В студенческом общежитии мне предлагали комнату на четверых, но у нас ведь последний год учебы, а на следующий – защита диплома.
- А к тебе можно прийти в гости?
Вопрос застал меня врасплох – мои вечера заняты, вечером приходит Дима.
- Знаешь, я сейчас не могу, Но скоро уедет один человек, и ты придешь ко мне в гости, хорошо?
Глаза у Танюшки загорелись, и она придвинулась ко мне.
- А что это за человек?
Я смутилась, но отступать некуда: Таня – само внимание и я уступаю.
- Это очень дорогой для меня человек. Мы познакомились недавно. Он сказал, что его, кажется, посылают в командировку. Командировка какая-то странная, он боится, что его оставят там служить. Я не очень поняла.
-А кто он?
- Он умный, интеллигентный человек. Медик.
- Это хорошо, будет свой врач в семье! – к нам пододвинулась Надя, наша однокурсница. Она, оказывается, слышала наш разговор. Надя, как и Таня, была замужем, приехала к нам из Ленинграда, перевелась из университета, и ей, в отличие от Тани пришлось много досдавать. Несмотря на маленький рост и почти детское личико характер у Нади был бойцовским, сильным. Набрав в библиотеке кучу книг, так что её почти не было видно за ними, она решительно накинулась на учебу и, к моему изумлению, успешно сдала все экзамены и зачеты.
- Господи, о чем вы говорите? – я отмахиваюсь от них.
Преподаватель грозно посматривает на нас снизу вверх со своей кафедры.
После этого разговора мы как-то незаметно сблизились с Таней, у нас появилась общая тайна. Трудно было даже представить, что мы когда-то будем дружны, мы были совсем разные. Таня была самостоятельным и очень уверенным в себе человеком. Всю жизнь она прожила в крупном городе, легко ориентировалась в жизни. Это меня притягивало к ней, так как я много читала, но в реальной жизни «витала в облаках». Я всегда удивлялась нашей дружбе и объясняла её законом диалектики: единства и борьбы противоположностей.
Однажды мы с Татьяной столкнулись на улице с Димой, и я их познакомила.
- У тебя интересная подруга! - вечером откомментировал он, - Она замужем?
- Замужем, замужем! – ответила я, испытав легкий укол ревности, - и очень любит своего мужа!
Дима говорил о командировке, что возможно его отправят куда-то на «точку», в степь на месяц, а может на два. У Димы в городе служит брат, капитан. Он живет с женой и дочкой недалеко от кинотеатра. Когда мы гуляли по городу, Дима показал мне дом, где была их квартира. Иногда он приходил ко мне от них и со смехом рассказывал о своей шестилетней племяннице Маше. Дима очень любил своего брата, а тот постепенно вводил его в круг своих знакомых. Аркадий тоже закончил военно-медицинскую Академию, как и Дима, и, судя по моим наблюдениям, был опытным и авторитетным человеком, а ещё любил пошутить и выпить. На Диму он как старший брат, имел большое влияние.
В выходной Дима сказал, что мы пойдем в гости к одному человеку.
- Ты не удивляйся, мы немного посидим и уйдем. Мне надо решить один вопрос.
Квартира находилась в доме, где когда-то в детстве жили две мои подружки, но они давно уехали и четырехэтажный дом был теперь для меня чужой. В квартире к моему удивлению оказалось много народу. Встретили нас приветливо. Я поняла, что Диму тут знают, как и его брата, о котором стали расспрашивать. Аркадия среди них не было.
- Посиди немного здесь, мы приготовим что-нибудь на кухне, – сказал Дима и ушел.
Я осталась одна в комнате, огляделась, внимательно осматривая вещи. Свет падал из высокого окна, но его было недостаточно. Посредине комнаты стоял стол, где-то в углу – диван, книги. Нет ни детских, ни женских вещей. Чисто, но неустроенно. Я почувствовала себя неуютно. В проем кухонной двери видно было, что люди разговаривают, смеются.
- Как ты тут, не скучаешь? – Дима легким шагом вышел из кухни и обнял меня.
- Знаешь, а это холостяцкая квартира.
- Почему ты так решила?
- Не знаю, просто так чувствую.
В комнату вошёл хозяин, сухощавый человек лет тридцати, у него приятные черты лица и чуть усталые глаза.
- Сейчас мы отметим нашу встречу!
Дима повернулся к нему, улыбаясь, положил мне руку на плечо.
- Ну как? Мы подходим друг другу?
Мы стояли, обнявшись, Дима на голову выше меня. На шутливый вопрос хозяин лишь улыбнулся и кивнул головой. В комнате становилось шумно, кто-то входил, выходил. Тогда мне они казались зрелыми людьми, хотя в двадцать один год все, кто старше тебя на десять лет, кажутся ОЧЕНЬ взрослыми! Я несколько робела, но ко мне они были внимательны и предупредительны, тоже, наверное, ощущали дистанцию. В компании была женщина, по тому, как она вела себя, чувствовалось, что её отношения с кем-то из присутствующих были больше, чем дружеские, я бы даже сказала, зашедшие в тупик, так подсказывала мне моя женская интуиция.
Над столом в центре комнаты засветилась люстра, и мягкий свет собрал компанию для праздничного обеда. Напротив меня оказался человек в форме майора медицинской службы, он был единственный, кого я запомнила с того вечера. Разговор вполголоса, неназойливое знакомство… Мой ориентир – Дима, я чувствую его теплое плечо, оно всё время рядом, стоит лишь сделать движение. Это странное ощущение его присутствия, такое новое для меня, наполняет уверенностью и спокойствием. Стали разливать шампанское и Дима, неловко повернувшись, залил мою новую юбку.
- Дима, что ты наделал!
- Ничего страшного, шампанское не оставляет следов! – перевел в шутку Дима.
И я запомнила его слова на всю жизнь, как потом запомнила многое из того, что он мне говорил. Это откладывалось в моей памяти непроизвольно, как будто записывалось на магнитофонную плёнку. Потом, когда пройдет много времени, он мне скажет полушутя, полусерьёзно: «Если ты будешь запоминать всё, что я тебе скажу, ты сойдёшь с ума!»
Мы посидели недолго, гости стали расходиться, хозяин вдруг засобирался. Они говорили о чем-то в коридоре. Я вышла к ним и услышала последнюю фразу: «Ключи оставишь на столике». Я начала догадываться, о чем шла речь, но всё же произнесла нелепое: «А вы скоро придёте?» Они переглянулись, как заговорщики, но ничего мне не ответили.
Все ушли, мы остались одни. Настроение испортилось, ещё это шампанское – коварный напиток, сначала от него весело, а потом наступает спад и хочется плакать. Всё понятно. Дима договорился о квартире, чтобы остаться вдвоем, не спрашивая на то моего согласия.
- Ты что загрустила? Тебе здесь не нравится?
- Нет.
- Не надо расстраиваться, не нравится, значит уйдем!
И мы ушли, оставив ключи и ненужные подозрения.
Часть 5.
Меня разбудил стук в дверь. Я уже спала, и сон был крепкий и сладкий, какой бывает у молодых, здоровых людей. Господи, как не хочется вставать! Набрасываю халат на ситцевую ночнушку и плетусь полусонная к двери. Щелчок замка – и в комнату входит Дима, весёлый и бодрый.
- Ты что, уже спишь?
Он обнял меня, я роняю тяжелую голову ему на грудь щекой, как на подушку.
- Угу, который час?
Щурясь на свет, гляжу на часы – половина десятого.
- Димка, ты что, с ума сошёл? Уже поздно!
- Нет не поздно! Поздно – это когда после десяти, а до десяти можно наносить визиты вполне безнаказанно по всем правилам приличия!
Я полусонная ворчу:
- Не знаю я таких правил! Что-то случилось?
- Ничего не случилось, просто соскучился по тебе!
Мы стоим, покачиваясь из стороны в сторону, толи обнимаемся, толи танцуем.
- Какая ты горячая! Может у тебя температура?
- Да нет, это я со сна…
Действительно, я ещё не проснулась окончательно, стою разомлевшая от тепла и его объятий.
- У тебя хоть какие-то лекарства есть? – я слышу тревогу в его голосе.
- Какие? Да и не нужны они мне…
- Нет, так нельзя! Как это без лекарств, надо тебе принести на всякий случай.
И действительно принес таблетки в следующий раз, высыпав из кармана шинели прямо на стол горсть упаковок.
Он целует меня и шепчет:
- Я от тебя никуда не пойду! Не-хо-чу!
- Нет, нет, нет! Уже поздно, как тебя только пропустили?
- А меня не пропускали, я сам прошёл!
- Ну, вот! Ещё и не записался у дежурной! Всё, Дима, тебе пора! У меня завтра зачет, надо выспаться хорошенько!
Но мои слова только раззадорили молодого мужчину.
- Никуда не пойду! - он садится на стул возле кровати.
У меня уже сна ни в одном глазу.
- Как это - не пойду?!
- А вот так, мне и здесь хорошо!
- Тогда уйду я!
Вижу, как смеются его глаза, он с любопытством смотрит на меня.
- Уходи!
Да, он прочно устроился сидя на стуле, и, судя по всему, надолго, заложив нога на ногу, склонив набок голову. Я надела на голые ноги сапоги, натягиваю зимнее пальто, на голову – капюшон с меховой опушкой, а сама в это время лихорадочно соображаю, к кому податься? К студенткам, или может к моей бывшей соседке по дому Оле, она живет недалеко отсюда? А на улице то холодно! Вижу Димин насмешливый взгляд и обсматриваю себя. Хороша! Голые ноги, сорочка из-под халата торчит оборками, а сверху пальто и всё это падает вниз разноцветным каскадом. Чучело! В таком виде только в народ! Разворачиваюсь и решительно берусь за ручку двери, слышу за спиной его смех, он берёт меня за плечи.
- Ладно, так и быть, я пойду! Давай помогу.
Он снимает с меня пальто, вешает его на крючок и, уже уходя, оборачивается:
- Ты, правда, ушла бы?
- Правда! - хотя до конца я и сама этого не знаю.
Он ушел, довольный непонятно чем. Как странно! Спать уже не хотелось, я забралась на кровать, обхватила руками коленки и сидела, улыбаясь в пространство. И зачем он только приходил? Чудной!
Я вспоминаю один странный разговор. Мы говорили об именах, и он спросил как-то осторожно:
- Тебе нравится имя Тоня?
- Ты знаешь, это редкое имя. Сейчас так не называют. А что, так зовут твою маму?
- Нет, нет! – и он перевел разговор на другую тему.
Прямо после службы Дима забежал ко мне. Не снимая шинели, обнял меня, а я водила пальцем по его малиновым петлицам с эмблемой в виде чаши со змеёй и слушала, что он говорит. А говорил он, что его командировка, будь она неладна, всё же состоится, что он уезжает и не знает, когда вернется. А я чувствовала жесткую ткань шинели, запах лекарств, его тёплые руки и думала, что не выживу.
- Ты напишешь мне? Я оставлю свой адрес. Дай, на чём написать.
Первое, что попало под руки, это газета с программой передач, и написал: Тургайская обл., станция…, в/ч…
- Надеюсь, что к ноябрьским праздникам я вернусь.
- Хочешь, я не буду никуда ходить? Я не хочу без тебя!
- Зачем? Живи и развлекайся на здоровье!
Дни потянулись размеренно: лекции, библиотека, подружки. Иногда мы с Танюшей устраивали себе маленькие праздники: букетик цветов, пирожные и две чашечки кофе на красиво накрытом столе, и наши задушевные разговоры. И каждый вечер спускаюсь вниз, к дежурной:
- Почта пришла?
- Нет для вас ничего.
Тогда я сама написала ему, постаралась, чтобы бодренько, без нытья. Но ответа нет, как нет! Дежурная сжалилась:
- Попробуйте сходить на почту, там все письма для общежития. Вы и письма принесете, и свое поищете.
Мы с подружкой пошли на почту. И вот среди конвертов вдруг увидела письмо на моё имя!
«Здравствуй, Лена! Твое письмо лежало на почте в связи с метелью. Я уже хотел писать тебе, да забыл твою фамилию. Пески меня не засыпали, как ты спрашиваешь, их здесь нет, здесь сейчас зима, снег, вьюга, холод, буран. Машины не могут доехать даже до почты, так что не знаю, когда моё письмо ты получишь. Может быть к празднику, с которым я спешу тебя сразу поздравить! Видимо я не смогу приехать, что-то моя «командировка» затянулась. Жизнь здесь нелегкая, много разных особенностей, о которых при встрече расскажу. С нетерпением жду обратного возвращения, может это изменит моё сегодняшнее настроение. Всего доброго! Извини, что коротко. Дмитрий».
Я так была рада письму! Жив, здоров - всё будет хорошо!
- Ничего особенного, обыкновенное дружеское письмо! – констатировала моя подружка-отличница.
А мне всё дорого было в этом письме: и мелкий летящий почерк, и резкий росчерк хвостатых букв, и подпись Дмитрий. Когда мы только познакомились, он назвал свое имя, я спросила:
- Значит – Митя?
- Нет, Дима.
Часть 6.
На ноябрьские он так и не смог приехать. Вернулся в конце ноября, вошел в дубленке, в шапке, какой-то незнакомый, заполнил собой всю маленькую прихожую. Я бросилась к нему на шею, он подхватил и закружил меня по комнате…. Скинул с себя дубленку, закутал меня в свой длинный красный шарф, который пах его сигаретами и лекарствами и целовал, целовал, целовал.… И не надо было больше ничего на свете! Нам было хорошо вдвоем, мы никуда не ходили, вечера проводили у меня, смеялись, разговаривали, смотрели подслеповатый телевизор. Я любила наблюдать за ним, когда он не глядел на меня: думал о чем-то своем, читал или утыкался в телевизор. Это были мои маленькие открытия! Он не был красив, но не было, ни одной черты в нем, которая бы меня раздражала. Наверное, все-таки есть на земле человек, единственный для тебя, самый лучший, и неважно тогда какой формы его нос, уши, цвет волос или рост. Ты просто в какой-то момент начинаешь понимать, что всё для тебя в нем хорошо и не нужен никто другой!
Теперь он получил стабильное место службы, он начальник медсанчасти. В общем-то, обычная должность лейтенанта-медика, но это рядом, в пяти минутах ходьбы от общежития. Не всем так везет, многие служат на площадках и добираются до службы на мотовозе. По утрам со всего города стекается поток офицеров и гражданских к мотовозам, едут в вагонах на «площадки», кто ближе, кто дальше и так каждый день, а вечером в обратном порядке. А за окном проносится однообразная степь, и времена года сменяют друг друга.
Дима пришел прямо со службы, сел в шинели, не раздеваясь, откинул голову на спинку стула, весь светится и улыбается. Я почувствовала, что-то случилось, но терпеливо ждала, когда он захочет рассказать.
- Знаешь, а я сегодня человека с того света вытащил!
- ?
- У меня кабинет на втором этаже, а зубной на первом. Там женщине стали зуб удалять, а ей стало плохо, она сознание потеряла. Прибежали за мной. Я фонендоскоп схватил и – вниз. А у неё, представляешь, больное сердце. Сделал укол, стал искусственное дыхание делать – она ожила, пришла в себя. Ну и перепугался! – Дима улыбается.
Я очень гордилась им тогда!
Чайник стоит на плите и уже закипает. Дима подошёл ко мне со спины и обнял меня. Моя голова ему по подбородок. Я хрупкая, вся помещаюсь в его объятьях, в голове – туман… Бог с ним, с чайником! Голова сама откидывается ему на грудь, его губы касаются моих, и мы летим….
Но не всё было безоблачно. Между нами два года разницы, а между нами как мужчиной и женщиной – пропасть. Иногда я задавала себе вопрос: были ли у него до меня женщины? Он вел себя, как взрослый мужчина, но был излишне резок.
- Ты не умеешь себя вести с девушками! – осаживала его я.
- Возможно, ведь у нас в семье не было девочек.
В наших отношениях ему надо было больше, я чувствовала это, его страсть и настойчивость пугала и отталкивала меня. Чем сильнее было его желание, тем скованнее становилась я.
Он сидит на стуле и курит. Я хожу как маятник по комнате: три шага туда, три шага обратно. Меня трясет.
- Ты дрожишь! Тебе холодно?
- Нет, это нервное!
Он посмотрел, прищурившись.
- Да, это нервное. Я у тебя останусь?
- Нет.
- Да!
- Уходи!
- Почему?
Нет ответа. Мне плохо. Я ничего не могу объяснить.
И вот настал день, я почувствовала с утра – сегодня всё должно решиться. И именно сегодня! Мне надо принять решение, но я не готова. Я знала, что его люблю, в этом не было сомнения, но я не знала насколько это серьезно.
С утра были лекции, он придет лишь вечером. Господи, сколько времени его ждать! Так, надо развеяться, надо сходить в библиотеку, взять книги, что-нибудь новенькое. В библиотеке пробыла часа два: люблю покопаться в книгах - это успокаивает и уводит тебя из реального мира в мир грёз и, пахнущей библиотечной пылью, старины. Взяла несколько томиков и хорошо изданный альбом с репродукциями Рокуэлла Кента. Его странные северные серые пейзажи притягивают своим спокойствием. Пришла к себе и решила переписать лекции, только села – стук в дверь. Открываю и вижу: стоит Дима, в руке бутылка вина, за ним какой-то мужчина.
- Проходите.
- Где ты была? Мы к тебе два раза заходили! – Дима ставит бутылку на стол, она распечатана и мне почему-то это неприятно.
- В библиотеке.
Мужчина снисходительно смотрит на разложенные на столе конспекты и присвистывает.
- Делаем уроки?
Дима засмеялся:
- Познакомься, это мой брат Аркадий.
Аркадий ведет себя непринужденно, он взял мою руку, поцеловал. Они сели за стол.
- Вы есть хотите? – вопрос звучит буднично, и обращаюсь я, в общем-то, к Диме, а получается слишком по-домашнему. Я вижу, как пристально разглядывает меня его брат. Он навеселе или просто придуривается? Внешне они не похожи. Аркадий выглядит старше, гораздо плотнее Димы и держится уверенно. Его присутствие меня как будто заморозило, я не могу, как обычно подойти к Диме, хотя мне хочется сейчас, как маленькой девочке, спрятаться за его спину. Аркадий сидит и перебирает книги, которые я принесла. Они посидели немного и Аркадий сказал:
- Ну, я, пожалуй, пойду и, похлопав себя руками по плечам, как бы проверяя погоны, спросил:
- Я в форме?
Дима засмеялся: «Нет!»
Аркадий встал, поклонился мне и, взяв мою руку, стал целовать. Поцелуй явно затянулся, было в нем что-то нарочитое, я не знала, что делать и потихоньку потянула руку к себе. Аркадий, не отпуская моей руки, поднял глаза. Взгляд был ясный и цепкий. Оценка была выставлена! Он попрощался и ушел. Мы остались вдвоем.
- Он хоть до дома дойдет?
- Конечно, иначе я не отпустил бы его одного!
А потом холодно добавил:
- Ты поняла хоть, зачем мы приходили?
Господи! Я давно уже все поняла! Я это знала с утра, я этого ждала. И всё же он должен это сказать сам.
- Я пришел предложить тебе стать моей женой!
Он стоял у окна, ощетинившись, как ёжик, как будто ждал отпора. Стало страшно, так страшно, что я онемела, не знала, что мне говорить и пауза, затянувшись, разворачивала ситуацию в странное положение.
- Ты не дашь мне время подумать?
- А что тут думать?
Я молчала. В голове пронеслось: «Ну, вот и всё! Пропала молодость! Кастрюли, кухня. Детей будет трое, не меньше…» Эта смешная и нелепая мысль немного уравновесила мой трепет. Дима понял молчание по-своему.
Мы не возвращались к этой теме, и внешне всё выглядело спокойно, пока не наступил Новый 1978 год.
Этот праздник - самый лучший из всех! Как много надежд с ним связано и как много разочарований! Я готовилась заранее, купила бутылку сухого вина «Рислинг», сделала оливье – столь обязательный салат, винегрет. Приготовила мясо с черносливом и что-то ещё. Дима сказал, что мы пойдем в компанию, и там будем праздновать со всеми. Мне хотелось отметить у себя вдвоём, но я не возражала, с ним было хорошо везде. Хлопушки, серпантин, мишура и бенгальские огни – всё это лежало в шкафу в коробке в ожидании своего часа.
Накануне праздника Дима сказал, что надо будет прийти днем кое-что приготовить к столу и украсть ёлку. Он зашёл за мной в двенадцать. Квартира была на четвертом этаже, совсем недалеко от общежития. Было в ней уютно и как-то по-домашнему. Кроме Виталия, с ним Дима познакомился в командировке, никого не было. Он показал нам, где какие продукты, сказал, чтобы дождались его и убежал. В комнате светло, работает цветной телевизор. Дима решительно закатал рукава.
- Будем делать салат «Оливье»! Ты умеешь? Я никогда не делал.
А в это время по телевизору показывали премьеру фильма «Красная шапочка» с замечательной музыкой и очаровательной большеглазой и непосредственной девочкой в главной роли. Я видела раньше только отрывки из него в передаче «Кинопанорама». Очень хотелось посмотреть.
- Лена, зачем мы пришли? – сердится Дима. Он как-то по-особенному мягко произносит букву «л», и не часто зовет меня по имени.
- Дим, мне так хочется посмотреть фильм! Здесь такая музыка и телевизор цветной! Я так давно не смотрела приличный телек!
«Если долго, долго, долго,
Если долго по тропинке,
Если долго по дорожке,
Топать, ехать и бежать,
То, пожалуй, то, конечно,
То, наверно, верно, верно,
То, возможно, можно, можно,
Можно в Африку прийти.»
Красная шапочка размахивала на экране корзинкой.
- Ладно уж, только скажи, что надо делать!
Времени было у нас ещё много до Нового года, и я понимала, что всё успею сделать. Я объяснила и уткнула нос в телевизор. Оторвалась от него, когда в комнату вошёл Дима и сказал, что всё порезал и теперь моя очередь. От телевизора я отошла с трудом, зато, когда вошла на кухню - ахнула! Посредине стола стоял огромный таз, полный нарезанных овощей. Осталось только заправить салат майонезом.
- Как ты думаешь, лимонную кислоту в него надо добавлять? Моя мама кладёт! – Дима озабоченно смотрит на таз так, как, наверное, смотрят художники на своё произведение.
- А почему в тазу? – растерянно спросила я.
- Но ведь нас будет много! – веско ответил Дима.
Салат был нарезан, ёлка украшена, фильм закончился. Мы стояли в коридоре возле вешалки. Было тихо, слышно лишь, как тикают часы где-то в глубине квартиры. Дима обнял меня, мы любили так стоять, прижавшись, друг к другу. Напротив, в конце коридора на двери висело большое овальное зеркало. Я впервые видела нас со стороны. Так мы стояли и смотрели друг на друга через волшебное стекло. И тогда я поняла, что мы действительно хорошо смотримся вдвоём! Странное ощущение, как будто мы смотрели через пространство, находясь вне времени, в состоянии счастья и покоя, какой-то нулевой отсчёт, а что там впереди?
До Нового года оставалось шесть часов. Мы разошлись по своим общежитиям. Надо было отдохнуть и принарядиться. Во всех окнах горел свет, люди готовились встретить праздник, все ждали сказку: вот пробьют куранты, заиграет гимн, вспенится шампанское, и все станут счастливыми. Около одиннадцати за мной зашёл Дима, он был у брата, поздравил их семью с праздником. Мы, захватив бенгальские огни и хлопушки, бежали по морозному, уже обезлюдевшему перед решающим часом, городу. Дима был в ударе! Я хохотала и от смеха едва успевала за ним. Он всё порывался петь, то: «…Из полей доносится, налей!», перефразированную песню любимца советской эстрады Льва Лещенко, то: «…у советской власти длинная рука!». В таком виде я песни слышала в первый раз!
Мы пришли, когда вечер был уже в разгаре. Ещё несколько часов назад это была чистая, тихая однокомнатная квартира. Сейчас в ней было шумно, повсюду яркий свет. В прихожей на полу под вешалкой лежал, свернувшись калачиком, какой-то человек.
- Это кто? - поинтересовалась я.
- А, не обращайте внимания, человек устал, он спит.
Из комнаты вышел невысокий молодой человек с кавказскими чертами лица.
- Познакомься, это хозяин квартиры, - сказал Дима, - его зовут Володя.
Мы кивнули друг другу: «Очень приятно».
- Я не понимаю! Есть ведь хорошее верное средство – два пальца в рот и всё в порядке! – сказала я как бы со знанием дела, указывая на валяющегося товарища. Вообще-то, так говорила Татьяна.
- Пойдём, ему хорошо!
Дима обнял меня за плечи, и провёл в комнату, посредине был накрыт огромный стол, он занял пол-комнаты. Народу было много. С нашим приходом все оживились, быстро нашлись места, посуды как всегда не хватало.
- Будем есть из одной тарелки. Ты не против? - спросил Дима.
Пока усаживались, я заметила знакомые лица: вот девушка сидит в пёстрой вязаной безрукавке и красном батнике, она с шестого курса, дипломница, кажется, её зовут Галя. Вот Марина, она на два курса младше, мы были вместе на практике. Тут же и Виталий. Остальные были мне незнакомы. Дима оживился, я впервые вижу его в большой компании молодёжи, даже не подозревала, что он такой общительный. Всё внимание сместилось на него. Я не любила быть на виду, поэтому притихла, наблюдая за незнакомыми людьми.
Все ждали решающего часа. Наконец пробили куранты, зазвенели бокалы, шипя и сверкая пузыриками шампанского, зажглись бенгальские огни, прогремели хлопушки, взлетел серпантин – не зря готовилась!
- С Новым годом, Лена! – Дима наклонился и при всех поцеловал меня. Такое странное и сладкое ощущение! Выпили шампанского и вечер закрутился с новой силой!
Дима неожиданно проявил интерес к дипломнице, сидящей за столом напротив. Он стал расспрашивать о том, как она живёт, а меня это слегка задело. Она пришла на вечеринку с каким-то очень молодым человеком, которого представила, как брата, но всем было понятно, что он не брат. Такие странности меня удивили, зачем такой бессмысленный обман. Этот «брат» довольно быстро опьянел, и она вышла с ним на балкон, чтобы привести его в чувство. Сквозь полуприкрытую балконную дверь было видно, как она уселась на перила, а он пытался её поцеловать. Дима сначала забеспокоился, потом махнул рукой: «Впрочем, с такими ничего не бывает!» Потом быстро вышел на балкон и, подав руку барышне, снял её с перил. Оскорбленный кавалер хотел было выразить неудовольствие, но ребята решительно его урезонили, и скандала не получилось.
- Я знаю, что может произойти. Сколько бывает таких случаев, когда падают с балкона по-дурости. – как бы оправдывался Дима.
Шведские девушки из модного ансамбля «АВВА» задорно пели из динамиков: «Мани, мани, мани, марципани!» О чем уж пели они по-английски, было непонятно, но красиво!
Меня пригласил на танец Володя, он восхищённо смотрел на меня своими черными глазами и вдруг неожиданно прижался и поцеловал меня в щеку. Я улыбнулась, я не знала, как реагировать в такой ситуации, не плакать же! Танец закончился, и я обнаружила, что Димы нет в комнате, не было его и на кухне. В прихожей не оказалось «отдыхающего» тела. Я открыла дверь в ванную комнату. На полу перед унитазом на коленях стоял человек, его рвало. Дима стоял рядом с ним, воротник его новой белой рубашки в полоску был расстёгнут, рукава закатаны по локоть, на звук открывающейся двери он повернул голову, увидел меня и закричал: «Закрой дверь!» Я впервые слышала, как он на меня кричит, от неожиданности резко захлопнула дверь. И зачем я только сказала про два пальца! Вокруг шумел праздник, а Дима оставался врачом. Мне не на что было обижаться!
Он нашёл меня на кухне, я устала от шума и стояла, облокотившись на подоконник, мне хотелось побыть вдвоём. Дима мягко сказал:
- Прости, я испугался, что тебе станет плохо! Пойдём, не будем отрываться от компании.
Мы танцевали, был полумрак, из бра на стене лил мягкий свет и искрился хрустальными лучами. Народ подустал от буйства.
- Знаешь, что мы сейчас сделаем? Мы возьмём Виталия и его девушку и пойдём к тебе!
Мы шли по улице вчетвером. Девушкой оказалась Марина, мы были знакомы. На улице было холодно. В новогоднюю ночь в наше общежитие пускали всю ночь. В обычный день в женское общежитие гостям можно было приходить только до одиннадцати ночи, сначала предварительно записаться у дежурной в книге для посетителей: кто, куда и к кому идет. По большому счёту это не спасало, кому надо – всегда проходил и оставался до утра! В общежитии в основном жили девушки, которые приезжали для работы в армии по найму: поварихи в столовые, их ребята называли «поварешками», официантки, посудомойки, связистки. Заработки были неплохие и есть вероятность выйти замуж, не то, что у себя в глубинке! Жили они по два-три человека в комнате. То, как жила я было скорее исключением из правил. Маленькая наша компания поднялась на второй этаж. Поскольку всё было приготовлено, мы с Мариной быстро накрыли на стол. Выпили сухое и кисленькое вино "Рислинг". Я разговорилась с Мариной, у них начинался курс «Теория вероятности», а мы его уже сдали.
- У нас этот предмет вел Вилисов, а у вас кто будет читать? - спросила я.
- Кажется, тоже Вилисов.
- Как вам повезло! Прекрасный преподаватель! Мы все сдали «Теорию» хорошо. Он и практику у нас вёл, кандидат наук, окончил МАИ, потом аспирантуру. На его лекции ходить было одно удовольствие! И вообще, он чем-то похож на американского президента Джона Кеннеди.
Мы разговорились об учёбе, не заметив, что ребята сидят, молча, слушают нас.
- Лена, а у тебя гитара есть? – спросил Виталий, - ты на гитаре умеешь играть?
- Нет, я играю на пианино, вот, если бы ты пианино достал, - пошутила я.
- Хотите, сейчас гитару найдём? Быстренько пройдёмся по общаге, у кого-нибудь всегда найдется гитара! - Дима оживился.
И в это время раздался стук в дверь! Было четыре часа утра, я никого не ждала. Пошла открывать дверь: на пороге стоит Дима Котельников. Когда я его увидела, то поняла: всё – это конец! Не могу объяснить почему, но в этот миг ощутила, что именно с этой секунды для меня всё закончится очень плохо! Это был рок! И я засмеялась, потому что изменить судьбу нельзя, мне ничего другого не оставалось, как только посмеяться!
Дима учился у нас в институте и как-то провожал меня летним вечером домой. Он рассказывал, что его родители живут где-то в Подмосковье. Был он тогда слегка «под шафе», но парень безобидный и добрый. Когда я получила комнату в общежитии, он с моим одноклассником Мишей продали мне старенький телевизор «Рекорд» с подсевшим кинескопом за мизерную сумму. Принесли, установили его в комнате и полезли куда-то на крышу ставить антенну. Показывать то он показывал, но когда «садилось» напряжение в общежитии, а это обычно случалось по вечерам, когда все приходили с работы, тогда переставал показывать и мой телевизор. Если бы Котельников знал, какую шутку сыграет его визит!
- Я шёл мимо, увидел свет в твоём окне, решил, что ты не спишь и пришёл поздравить тебя с Новым годом! – он топчется на пороге. Не пригласить - не вежливо.
- Проходи. Знакомьтесь, это Дима. – Я показываю на Котельникова. Поворачиваюсь и вижу, как Ромашов, который до этого что-то оживленно рассказывал, начинает «стекленеть» на глазах. Почти физически ощущаю холод, который исходит от него.
- Знакомьтесь: Дима, Марина, Виталий.
Ромашов привстал и протягивает руку Котельникову: «Дмитрий!». Котельников ему: «Дима». Ромашов: «Нет, это я – Дима!»
Я не выдержала и смеюсь: «Вы оба - Димы».
Мы садимся за стол, ставим рюмку для Котельникова, накладываем в тарелку салат. Но разговор не клеится, я вижу, как у Ромашова заходили желваки на скулах. Понимаю, я никогда не смогу ему ничего объяснить. Мне нечего объяснять, тем хуже мои дела! Котельников посидел немного и ушёл. Дима не смотрел на меня. Вскоре засобирались и Марина с Виталием. Мы решили их проводить, но едва вышли на улицу и прошли под арку, как Дима резко развернул меня и сказал: «Пошли!» Мы вернулись в комнату.
- Я остаюсь у тебя!
- Нет!
- Я остаюсь или ты меня больше никогда не увидишь!
- Нет!
Дима рассвирепел не на шутку. Алкоголь сделал своё дело! Я не узнавала его, передо мной был незнакомый мне человек.
- Ты об этом ещё пожалеешь! - крикнул он и вышел, хлопнув дверью с такой силой, что она задрожала вместе с притолокой.
У меня подкосились ноги, я упала прямо у кровати, разрыдалась громко в голос, как не плакала ещё никогда в жизни ни о ком из мужчин.
Часть 7.
Насколько я люблю тридцать первое декабря, настолько не люблю первое января! Утро первого дня года всегда холодное, на улице ни души, город как будто вымер. Весь мир застыл и всегда дует сильный ветер. Он метёт песок со снегом пополам, какой-то мусор – остатки праздника и на душе неуютно: всё прошло, а будущего ещё нет.
Я заболела. Год начинался плохо. Я не могла встать, чтобы попить воды. Наверное, у меня было очень низкое давление: как только я пыталась встать, комната начинала «заваливаться» куда-то, перед глазами всё становилось белым, и я плюхалась назад в постель, чтобы забыться в полусне. Я ждала, я надеялась, что придет Дима и мне станет легче. Но он не пришёл. Он не пришёл ни первого, ни второго, ни третьего января. Дни шли за днями, а его всё не было.
До Нового года он говорил, что в начале января он поедет в «поиск». «Поиск» - это очередная командировка. Когда приземляются космонавты, то для их обнаружения формируют команды, куда обязательно входит врач. Таких команд много, они распределены по всей территории, как бы по секторам, чтобы можно было быстро обнаружить космонавтов на земле. Вот в такой поиск и должен был отправиться Дима.
У меня началась сессия. Как ни странно, экзамены сдавались сами собой. Мне было всё равно, ничто меня ни волновало, и это равнодушие и некая отстраненность позволили сдавать сессию очень хорошо.
Что я о нём знаю? Где живет – я не знаю, не была ни разу в его комнате. Где живет его брат? Я могу вычислить квартиру, он как-то показывал балкон, и заявиться к ним. А кто я такая для них? Если бы знать, где живет Виталий… Долго и муторно объясняла дежурной по общежитию, кого мне надо найти, наконец, она выдала мне номер комнаты Виталия. Постучала, но никто не открыл.
- Я передам, что вы заходили! – сказала она мне вслед, когда я выходила.
Как мне его найти? Программистская логика выстраивала варианты. Стоп! Я знаю квартиру, где встречали Новый год. Поднимаюсь на четвертый этаж, набираюсь смелости и нажимаю кнопку звонка. Дверь к моему удивлению открывает Виталий.
- Лена? …Входи.
Я прохожу и вижу, что в комнате сидят несколько человек, смотрят телевизор, уж больно ровненько сидят, слишком сосредоточенно смотрят, или мне это мерещится? Димы среди них нет.
- Виталий, мне надо с тобой поговорить.
Мы отходим к двери. Я не знаю с чего начать.
- Ты не знаешь, где Дима? Мы поссорились, а мне он очень нужен!
- Я его давно не видел – сказал Виталий, но я чувствую, что он что-то недоговаривает. Он знает, где Дима!
- Я прошу тебя, пожалуйста, приведи его ко мне!
В коридоре полумрак и это хорошо, не надо ему видеть моё лицо.
- Лена, ты же понимаешь, Он взрослый человек, я не могу взять его за руку и привести, тем более Диму. Он делает лишь то, что захочет сам.
- Да, конечно, – я понимаю, что всё не имеет смысла и поворачиваюсь, что бы уйти, как вдруг слышу мягкий и тихий голос Виталия:
- Лена, не надо так! Я обещаю, если смогу, приведу его к тебе!
В общежитии так было заведено, когда уходишь, ключ от комнаты оставляешь у дежурной. Ключи висели на специальном щитке и по нему можно сразу определить, чья комната без хозяев. Как-то пришла, беру ключи у дежурной от своей комнаты, она мне говорит:
- К вам пришли! – и показывает на незнакомого капитана, который сидел в углу, и на которого я не обратила сначала никакого внимания. Я вглядываюсь в его лицо. Нет, мне не о чём не говорит его внешность. Он сидит на стуле и оценивающе смотрит на меня.
- Вы ко мне? - спрашиваю его.
- Мне передали, что вы хотели меня видеть!
- Вас? Простите, я с вами не знакома! А почему вы решили, что я вас искала?
- Мне так передала дежурная по общежитию.
Теперь я начинаю понимать, о чём идет речь. Видимо дежурная перепутала, когда я искала Виталия.
- Нет, нет – это недоразумение! - объясняю я и собираюсь уже уходить, но он останавливает меня.
- Нет, подождите! Понимаете, я здесь живу один, семья у меня в другом городе и такие визиты могут меня компрометировать!
У него противное лицо, бесцветные бегающие глаза. Это я, по его мнению, могу испортить репутацию? Чувствую – закипаю, но всё же, спрашиваю старательно нейтральным голосом:
- А вы меня знаете?
- Нет, но я так, на всякий случай!
Я его не дослушиваю, ухожу к себе, а на душе противно, будто жабу съела. Его репутация! А что ему надо в женском общежитии?
За окном мела метель. Снега в городе мало, он весь в полете. Его поднимает, кружит и несет ветер. Белые снежные завихрения, как на полотне художника, то несутся куда-то, то замирают на миг, то кружатся на одном месте в каком-то бешеном фуэте. Я стою у окна и слушаю шаги в коридоре. Вот они замерли у моей двери, тишина и вдруг стук в дверь. Дима? Я бегу к двери, резко её открываю и …на пороге вижу Виталия.
- Здравствуй, к тебе можно зайти?
Во мне всё обрывается.
-Заходи, - тихо говорю ему.
Он делает шаг вперёд и тут из-за косяка двери, за его спиной выворачивает кто-то, и я вижу Диму. Он смотрит исподлобья, а в глазах плещут синие искорки. Я чувствую, как меня обдаёт жаром, сердце начинает стучать так, будто оно не с кулак, а во всю грудную клетку.
- Я обещал тебе его привести, я его привёл! – говорит бодро Виталий.
Наверное, надо что-то ответить, но я не могу! Мы с Димой стоим, друг против друга и молчим.
- Ну, ладно! Я, пожалуй, пойду. – Виталий, поглядев то на Диму, то на меня, что-то обдумывает минуту и тактично уходит, закрыв за собой дверь.
Я подхожу к Диме, смотрю ему в лицо, потом поднимаюсь на цыпочки, обнимаю его за шею и, слегка касаясь губами, целую его подбородок, щёки, губы, а он стоит, застыв на месте. Потом его руки обвиваются вокруг моей талии, и я оказываюсь в кольце его рук, и мне хочется забыться в его тепле.
Он отпускает меня, разворачивается и идёт к двери.
- Ты уходишь?
Он медленно закрывает дверь на ключ и кладёт его в карман, поворачивается и выжидающе смотрит на меня. Я молчу, у меня нет больше сил сопротивляться. Я уже знаю всё, что будет дальше. Он снимает дубленку, аккуратно вешает её рядом с моим пальто. На мне красный байковый халат в белый горошек. Я сама его шила, сделала на кнопках – это удобнее, чем пуговицы, которые рвутся с «мясом»! Кнопки просто и легко отщёлкиваются сами. Как-то мы смеялись и Дима, схватив меня за рукав, потянул к себе. Щелчок, и кнопка предательски расстегивается на груди. Я перехватываю Димин взгляд, он смотрит на кнопку, потом мне в глаза и мы застываем на мгновение. Я застегнула халат, и Дима отвёл взгляд.
Сейчас Дима подходит ко мне, касается пальцем верхней кнопки, и она мягко щелкнув, отстёгивается. Он ведет руку к следующей кнопке, потом ниже, ниже. А я в это время защелкиваю верхнюю кнопку.
Он берет меня за плечи:
- Ну, хорошо! Давай, ты разденешься сама, ладно? Хочешь, я отвернусь?
И он отворачивается и стоит, ждёт. Какая у меня мощная лампочка! Комната вся залита светом, я как под лучом прожектора. Вижу всё ясно и чётко, а в голове – ни одной мысли! Где тот мой голос-праведник? Я снимаю покрывало с кровати, стелю постель, медленно раздеваюсь, надеваю ночную рубашку, как привыкла. Он поворачивается, и его брови ползут вверх: «Ты в рубашке?», тогда он сам снимаете её с меня, как с куклы. Слышу выдох: «Лена…», он поднимает и несет меня…
Часть 8.
Он уснул. Я осторожно встала, я не могла спать! Господи, какая длинная ночь! Только бы не разбудить. В тишине комнаты слышалось его ровное дыхание. Я вышла в прихожую, села на стул с ногами, уткнулась подбородком в колени. Так сидела и смотрела в пустоту. На улице горел фонарь, ветер раскачивал ветки деревьев, по дому бродили ночные тени. Хотелось спать, а уснуть не могла. Вдруг услышала, как Дима позвал меня, потом быстро встал и встревожено позвал опять. Я не откликнулась – не было сил, потрясение от произошедшего со мной за последние дни было слишком велико. Он вошёл в прихожую, дернул дверь в туалет, повернулся и лишь тогда меня увидел.
- Ну, что ты так меня пугаешь? Почему ты здесь сидишь? Пойдем спать! – в ночной тишине голос прозвучал резко.
- Не кричи! Я не могу уснуть. Оставь меня!
Но он не слушал, сгрёб меня руками со стула всю, как сидела с поджатыми коленками, и понёс назад. Обнял, успокоил, но уснула я лишь под утро. А утром он быстро встал, поцеловал меня и ничего не сказав, убежал на службу.
В коридоре института я выловила Татьяну, мы стояли у окна, вокруг сновал народ, у всех заботы, дела…
- Ну, что тебе сказать. Ты знаешь, я никогда не попадала в такую ситуацию. Но нисколько не осуждаю, по-моему, если любишь, то это нормально. Ты не тревожься, всё будет хорошо!
Она была дамой замужней и мыслила другими категориями. Между девушкой и женщиной огромная дистанция и каждая проходит её за своё личное время!
День был серый, только чёрные вороны, древние и мудрые, важно и довольно прохаживались по дорожкам. После занятий, возвращаясь из института домой, я столкнулась с Димой, он шёл со службы. Я хотела проскочить, он перегородил дорогу, подошёл вплотную.
- Ты не хочешь меня видеть?
- Ты меня презираешь? - я подняла на него глаза.
Он завис надо мной:
- За что, Лена, за что?
Через полчаса сменив форму на гражданскую одежду, он сидел у меня в комнате, мы снова были вместе. Я держала его лицо в своих ладонях. Я смотрела на него и не могла оторваться. Он первый не выдержал, смутился, отвернул голову:
- Ну, хватит, перестань!
А затем спросил серьёзно:
- Ты ждала, что я вернусь?
Хотелось сказать: «Да, Да!»
- А куда бы ты делся! - несколько самоуверенно, скрывая свою уязвимость, заявила я и добавила ласково:
- Горе ты моё, луковое! Ты же без меня – ноль без палочки!
Дима внимательно слушал.
- А с тобой?
- А со мной – десятка, - я засмеялась. Мне казалось в ту минуту, что впереди у нас такая долгая счастливая жизнь!
Подошло время зимних студенческих каникул, родители ждали меня домой. Подруги разъезжались по домам, по турбазам.
- Хочешь, я никуда не поеду? Останусь тут! – спросила я Диму.
- Ну что ты! Поезжай, отдохни! А когда будешь возвращаться – дай телеграмму, я встречу!
Он не встретил меня. Я ждала его вечером, вслушиваясь в шаги на лестнице, настораживаясь от каждого стука входной двери внизу. Он не пришёл!
Может быть, его нет здесь, может он уехал?
На следующий день мне надо было зайти в общежитие к коменданту в то здание, где жил Дима. Дело незначительное, связанное с какими-то справками. Когда я выходила, в дверях нос к носу столкнулась с Димой.
- Ты здесь? Ты никуда не уезжал?
- Нет.
- Ты получил мою телеграмму?
- Да, получил.
Я остолбенела, потом развернулась и быстро пошла прочь.
- Я не мог тебя встретить! У меня нет пропуска, меня не пускают через КПП! – неслось мне вслед. Люди у общежития оборачивались и удивленно смотрели на нас.
Так! Всё! Что происходит? Не мог встретить, ну а прийти мог? Не пришёл, значит, не захотел! Надо с этим кончать! Я чувствовала, что дело зашло слишком далеко, что я уже зависела от него, и эта зависимость, против моей воли, диктовала, как мне жить!
Он пришёл на следующий день:
- Ты вот такая, гордая! Да? Пойми, я не мог тебя встретить!
Но трещина в наших отношениях росла, разрывая сердце.
Как-то мне приснился очень странный сон. Я шла по широкому и светлому больничному коридору и заглядывала в раскрытые двери – искала палату, где должен был лежать Дима. И вот я её нашла. Вхожу и вижу: вдоль стены стоят три кровати вместе, а на той, что в средине лежит Дима и мне к нему не подойти. А я знаю, что у него поврежден позвоночник. Я смотрю ему в глаза, а они у него необыкновенного ярко-голубого цвета. У него и в жизни голубые глаза, а во сне они были ещё ярче. Я гляжу на него и думаю: «Всё равно его не брошу. НИ ЗА ЧТО!» А он смотрит на меня и молчит… Сон был удивительный, яркий, из тех, что находится на грани реальности. Когда я рассказала о нём Диме, он вдруг вскочил и встревожено заходил по комнате.
- Что случилось? Может тебе приснилось тоже что-то подобное?
- Нет, нет, ничего! – он так и не объяснил, почему его так встревожил мой рассказ.
Наши встречи происходили всё реже. Дима приходил тогда, когда хотел этого сам, а я ждала каждый день и все вечера проводила у себя, и только стрелки часов отсчитывали минуты и часы моих тревог. Внизу хлопала дверь, чьи-то шаги шаркали по ступеням, где-то шла жизнь. А моя жизнь превратилась в ожидание. Я не могла без него жить, мир сконцентрировался в одну точку и этим центром был он. Только моя подружка Таня знала, каких сил мне стоило ходить на лекции, готовиться к студенческой конференции, да что там учеба – просто существовать на этой земле.
Как только я приводила себя в состояние равновесия, появлялся Дима и все мои усилия превращались в пыль, а роман закручивался с новой силой!
- Всё кончено! – говорила я себе, – Вот он придет, и я ему скажу: «Хватит!»
Я сидела за столом, короткая юбочка, рубашка в клеточку с закатанными рукавами, сидела и занималась самым, что ни на есть девичьим делом - делала маникюр. В моей светёлке тепло, солнышко ласково, не по-зимнему светит в окно, даже не верится, что там снаружи пронизывающий ветер и стужа. Дима сел за стол на своё место в углу. Мы не виделись несколько дней. Я не подошла к нему, как обычно, а забралась с ногами на кровать и продолжала «пилить» ногти.
- Так, ну и зачем ты пришёл? – я мельком взглянула на него.
Мне казалось, я хорошо держусь. Он удивленно вскинул брови, глазами прошёлся по моим ногам.
- Наконец-то я слышу слова взрослой женщины!
- Я не женщина!
Дима отвернулся, глядя в окно, устало произнес:
- Нет, женщина!
Он знал меня лучше, чем я сама и был прав, мне нечего было возразить, во мне просыпалась женщина. Я знала теперь ответ на его вопрос, но как всё изменилось, мы были теперь будто в разных измерениях.
- Ты помнишь своё предложение? – осторожно спросила я.
- Ты хочешь стать моей женой? – прямо спросил он, и добавил, - Мои тебя съедят!
- Почему?
Почему… почему… почему… Вопрос повис в воздухе и нет на него ответа!
Да, я жалела! Я жалела, что у меня от него не осталось ничего, даже фотографии. Он когда-то показал мне свою маленькую фотокарточку, сделанную для документов, но смутился и быстро спрятал, а я хотела попросить на память, но подумала, что вот он – живой передо мной, так зачем мне его карточка. У меня остались только воспоминания – это не так мало, но и не так много! Я хотела, чтобы у меня был его ребенок и только его, и, когда это осознала, то поняла, что действительно стала женщиной. Я изменилась - это замечали окружающие, у меня появились другие привычки, на обычные вещи я реагировала так неожиданно даже для себя самой, что казалось, будто это кто-то другой, а я лишь со стороны наблюдаю за незнакомой мне женщиной.
Часть 9.
У Тани были проблемы со здоровьем. Они с мужем очень хотели сына, но, не выносив даже двух месяцев беременности, она снова попадала в больницу. Она старалась беречься, не поднимать тяжести, ходила осторожненько, но беда настигала её опять! Она в очередной раз лежала в госпитале. Наш госпиталь - это городок в городке, сам по себе отдельный организм. Там было всё – от зубного до родильного отделения. Таня лежала в гинекологии, в большом новом здании. Заведовал отделением там самый известный среди женщин города человек по фамилии Гаркуша. Был он человек резкий, с персоналом не очень-то церемонился, они у него бегали по струнке. Зато в отделении был порядок, никто не смел его нарушать! С пациентками он был – сама любезность и внимание. Сколько женщин сказали ему: «Спасибо!», сколько семей становилось счастливыми, благодаря его врачебному таланту! «Мы не боги, мы не всё можем!» - говорят врачи. Гаркуша был почти как Бог! Его личная жизнь занимала пациенток не меньше, чем врачебная. У врачей слава особая – она как тайная любовь: не всегда на виду, но всегда в сердце!
Я прошла в отделение в странном наряде: на ногах матерчатые бахилы, что-то среднее между варежками для ног и тряпичными сапогами; на плечах – белый халат, всё это выдали при входе, в отделение можно пройти только к лежачим больным, таким как Таня. Она лежала бледная, измученная, по щекам текли слёзы.
- Обещали сохранить ребенка, но если не прекратится кровотечение, то будут чистить! – и добавила, - Пожалуйста, не говори в институте, что я лежу в гинекологии. Это ведь никого не касается. Скажи, у меня ангина и я – в терапии.
- Танюша! Но ведь всё равно узнают. Да и больничный ты принесёшь, а там чёрным по белому написан диагноз.
- Всё равно! Это будет потом!
Мне жаль было Танюшу и очень грустно без неё, но я никому не говорила, что с ней на самом деле. Больше всех этот вопрос интересовал Надю из Ленинграда. Она как-то подсела ко мне и стала расспрашивать о Тане. Между ними было что-то вроде соперничества, не явного, но постоянного. Надя не понимала, почему я настаиваю, что у Тани ангина, она была очень напориста, даже рассердилась на меня и отошла очень возмущенная. Я молча держала оборону. На место Надежды подсела Нина, очень скромная девушка.
- Знаешь, Лена, я не буду тебя спрашивать про Таню. Но мне нравится, что ты не болтаешь, как другие девочки, о вещах, которые нельзя говорить. Я хочу с тобой поделиться. Только ты обо мне тоже никому не говори, как о Тане, ладно?
Нина была высокая, стройная и застенчивая. Она не пользовалась косметикой, говорила тихим голосом. Её мама работала продавцом в «Кулинарии», продавала мороженное детям, и была красивой русской женщиной, такие женщины запоминаются с первого раза, им не нужны ухищрения цивилизации, они красивы на все времена. Как разглядел в толпе бойкущих и красивых студенток Нину её муж, одновременно и наш однокурсник ему одному известно! У Нины была неброская красота, её надо было разглядеть под скромными нарядами. Когда однажды мы с девчонками нашей группы пошли на пляж, я просто мысленно ахнула, увидев её в купальнике – настоящая фотомодель, как сейчас сказали бы. Из всех ребят один Валера разглядел такую девушку!
И вот сейчас мы сидели с ней, и она рассказывала о своей беде. У неё было слабое здоровье, ещё девчонкой застудилась, и теперь лечилась в гинекологии. Как много проблем сваливается на голову молодой женщины и как нужно ей в этот момент сильное мужское плечо!
Мои милые подружки!
Судьба окажется милостивой к ним! У каждой из них будет по двое детей, и радость материнства станет наградой за все их муки!
Часть 10.
Я не хочу вспоминать, что было потом! Расстались мы плохо – я дала ему пощечину. Он её заслужил и знал это! Он смолчал, стиснув зубы, а я ушла, хотя прогремела она не столько для него, сколько для меня. Теперь я знала – назад хода нет! На душе было пусто… Таня успокаивала меня, говорила, что время лечит. Мама писала, чтобы я не торопилась с выводами, что он может тоже переживает. Но я как никто другой понимала, что всё кончено. В жизни, если хорошо, то всё складывается один к одному, но если плохо, то плохо во всём!
А на дворе уже вовсю бушевала весна! В тот год она была буйная, неудержимая. Запахи, звуки были столь сильны и ощутимы, краски так ярки, что казалось, будто это первая весна в жизни человечества. Я смотрела на всё, как будто со стороны с удивлением – жизнь, оказывается, не кончилась, она продолжается!
Я читала Блока. Дима как-то сказал, что это его любимый поэт, и я перечитывала стихи, знакомые со школы, стараясь понять через них то, чего не смогла или не успела понять в нём. Я всегда много читала, а тогда особенно, и открыла для себя простую истину: всё в мире уже было – и любовь, и разочарования, и измены, и безумия. Все реакции не новы. Всё было! И мир, этот старый-престарый мир нечем удивить. И только человеческие судьбы неповторимы в нем, как неповторимы сами люди.
Первого мая день выдался почти летний. Мы собрались с девочками у меня в комнате. Играла музыка. В честь праздника мы выпили шампанского, много смеялись, а потом сели читать стихи Шандора Петефи, у меня была прекрасно изданная книга со стихами знаменитого венгра в переводе Б.Пастернака.
«Если ты цветок — я буду стеблем,
Если ты роса — цветами ввысь
Потянусь, росинками колеблем, —
Только души наши бы слились.
Если ты, души моей отрада,
Высь небес — я превращусь в звезду.
Если ж ты, мой ангел, бездна ада, —
Согрешу и в бездну попаду.»
Балкон был открыт, девочки расселись, кто на кровати, кто на стуле, я сидела за столом и вслух читала стихи, как вдруг моя подруга Алла сказала тихим голосом: «Лена, подойди сюда! Быстрее!» Я подошла к ней.
- Посмотри вниз!
Ничего, пустая улица! Под балконом дверь в общежитие, но и там нет никого.
- Лена, по-моему, сейчас здесь стоял Дима, он стоял и смотрел на балкон. Но, когда я тебя позвала, он быстро ушёл.
Я снова села за стол. Девочки замолчали, в комнате воцарила тишина и я даже не заметила этого сразу.
И вдруг я сорвалась с места, быстро побежала по ступенькам вниз. Всё было, как во сне, когда хочется бежать, а ноги, будто ватные и получается бег на месте. Босоножка слетела с ноги, я вернулась, проскакала по ступенькам на одной ноге, надела, снова побежала вниз. У входа никого не было. Под аркой – тоже. Идти дальше? Может он пошел к себе? Я остановилась. Нет, дальше для меня ход закрыт! И я вернулась назад. «А был ли мальчик»?
Я видела его несколько раз на улице, иногда с женщинами, они менялись, и Таня с харьковской прямотой сказала: «Пошёл по рукам!». Мне было больно, но ревности я не испытывала, было другое. Я с точность до часа знала, когда я его увижу и это меня изматывало, в Таню приводило в изумление. В том состоянии, в котором тогда пребывала моя душа, я была похожа на радар, настроенный на одного определенного человека.
У нас заканчивался семестр. Впереди экзамены, потом преддипломная практика, шестой курс и диплом.
- Давайте отметим нашу последнюю лекцию! – предложила Татьяна в группе, - сходим в ресторан!
Но ребята как-то вяло прореагировали на это предложение, толи устали от учёбы, толи надо было посильнее растормошить… Наш ректор, знаменитый Вась-Вась шумел на первом курсе: «Вы инфантильны!» Может он и был прав.
Татьяна решительно сказала:
- Ничего! Обойдемся и без них! Мы сами сходим в ресторан. Закажем столик на четверых, будем: я с Валерой и ты с… Шуриком! Пригласим Шурика! В конце концов, не сидеть же тебе всё время дома!
Подруга у меня была решительная, посмотрев на меня, она загорелась идеей познакомить меня с кем-то из Валериных однокурсников-холостяков. С друзьями по харьковскому училищу они часто встречались, всё время поддерживали связь, ребята часто заходили к ним в гости, но я никого из них никогда не видела, так получилось. Всё, что я знала: Шурик был родом из Нальчика, и Таня от него была в восторге.
- Он очень хороший, знаешь, такой огромный, и очень выдержанный, спокойный по характеру человек. Я приглашу его на вечер, что ему делать в общаге одному?
Днем мы зашли в ресторан, он был рядом с танинным домом, надо было заказать столик заранее, иначе вечером, к открытию ресторана, могло и не быть свободных мест. Ресторан находился на первом этаже гостиницы, в самом центре города. Если бы стены умели говорить, сколько бы историй они рассказали, в том числе про людей известных, даже знаменитых, но у нас своя история!
В тот день я с утра была «на взводе»! Это было странное чувство ожидания чего-то тревожного, что неизбежно должно произойти, как тогда, на Новый год, когда открыла дверь Котельникову. У Тани дома я металась по комнате и не могла успокоиться.
- Что с тобой? Всё будет хорошо! – успокаивала меня Таня, - она решила, что меня волнует предстоящее знакомство.
Наконец не выдерживаю, объясняю:
- Таня! Я знаю, он будет там, в ресторане!
- Ну, что за глупости! С какой стати ему идти именно сегодня и именно в ресторан! Он, вообще, по пятницам ходит в кино! Успокойся! У тебя впереди интересный вечер…
Я пыталась собрать себя по кусочкам, настроиться на веселье, но, кажется, у меня это не очень хорошо получалось. Шурик не подошёл к назначенному часу, как выяснилось позже, его поставили в наряд. Больше всего огорчилась Таня, он расстроил компанию. Мне было всё равно, я его не знала, не видела никогда, мне не о ком было жалеть.
Зал был длинный, посредине – оркестр, окна – витринные стекла от пола до потолка во всю длину ресторана. Вечер только начинался, ещё было много незанятых столиков, заказав заранее, люди могли не торопиться. Наш столик оказался в глубине зала. Мы ждали Шурика и еще не знали, что его не будет. Таня с Валерой сидели лицом к входной двери, им были видно всех, кто входил в зал, а я оказалась напротив них, то есть спиной ко входу. Вдруг Таня громко вскрикнула, широко раскрыв глаза, и схватила меня за руку:
- Лена! Он – здесь!
- Кто? Шурик? - холодея от предчувствия, но, всё же, цепляясь за самый простой ответ, отсутствующим голосом спросила я.
- Нет, Дима, Дима здесь! Он только что вошел и сел за столик в начале зала. Он нас видит! Какой ужас! - Таня прикрыла рот ладонью.
Валера очень удивился такой бурной реакции жены и спросил:
- Кто такой Дима и почему столько шума из-за него?
Подруга стала что-то тихонько и быстро говорить Валере. Теперь Валера с интересом разглядывал его. Зал заискрился огнями, оркестр перебирал пробные аккорды, народу явно прибавилось, стало шумно из-за звуков отодвигающихся стульев, возгласов, и звона столовых приборов. Лавируя между столиками, деловито задвигались официанты.
- Ты посмотри, что делается! – Таня показала мне глазами на вход. Я повернула голову. Прямо перед нами, через всё пустое пространство танцевальной площадки, за столиком недалеко от входа сидел Дима. Его стул был развернут, левая рука лежала на спинке стула, он в упор смотрел на меня. Было в его позе что-то демонстративное и решительное. Запахло скандалом!
- Лена, держись! Сейчас мы ему покажем! – сказал Валера. Он был из офицерской семьи, внешность видная: высокий, с отличной выправкой, черноглазый и черноволосый. Женщины за соседними столиками бросали весьма выразительные взгляды на него.
- Пойдем, потанцуем! – Валера слегка поклонился и протянул мне руку. Татьяна подмигнула мне и мы первые вышли на танец. За нами потянулись остальные. Валера повел меня прямо в сторону столика Димы.
- Валера, это выше моих сил!
- Ладно, не будем так! – и он снова вывел нашу пару в центр зала.
Он танцевал легко, я буквально летала, едва касаясь пола носками туфель.
- Смотри, он блондинку какую-то пригласил.
Дима вел за руку даму, не глядя на неё. Мы танцевали рядом, и он не отрывал взгляда от меня, а взгляд был тяжелый, наэлектризованный. Но это лишь разжигало нашу компанию. Мы уже гуляли вовсю! Меня пригласил какой-то лейтенант, он так славно рассказывал о военно-грузинской дороге, о Тбилиси… Я с тех пор мечтаю побывать в этом сказочном городе! Жаль, что я не увижу уже его таким, о каком мне рассказывал тогда этот молодой человек, слишком многое изменилось в нашей стране и в людях. Татьяна пользовалась явным успехом, её приглашали наперебой! С кем-то Валера пошёл разбираться в фойе и, кажется, даже поговорил по-мужски пару раз. Мы зря беспокоились с Танюшей, он пришел веселый, с развернутыми плечами, с гордо поднятой головой, орёл! Всё закружилось в ресторанном вихре, как вдруг Таня сказала:
- Лена, а Дима ушёл!
Часть 11.
Июнь. Экзамены сданы, начались каникулы, а я все не уезжала домой. Я тянула время, обманывала сама себя, ходила на пляж, загорала. Мир перевернулся: поклонники сменяли друг друга, но они не оставляли сколько-нибудь заметного следа в моей душе. Как-то пришла к зубному врачу, а врач, молодая женщина, сказала с улыбкой:
- Я вас сегодня видела у «Юбилейного», обратила внимание, вы так хорошо смотрелись в длинной юбке с цветами и беленькой футболке. Ведь это были вы? А я смотрю: такая стройненькая, молоденькая!
Это была я. Я чувствовала свою женскую силу, но это чувство не сделало меня счастливой.
Последняя моя студенческая преддипломная практика была на хмельницком радиозаводе. Мама, увидев меня, всплеснула руками:
- На кого ты похожа! Будем тебя откармливать!
Всё лето она кормила меня всем, чем только можно: отпаивала молоком с дрожжами, за которыми отправляла папу специально на пивзавод, пичкала деревенской сметаной и кормила домашним печеньем. В конце сентября я вернулась в Ленинск с такими щеками, что, когда мой одноклассник сфотографировал меня с подружкой и подарил фотографии, я пришла в ужас. Но Миша сказал, что ему нравится, как я вышла на снимке, он был славный, добрый парень, может, не хотел расстраивать меня, а может, действительно не видел моих щёк, на которых лежали очки. Да, в это лето папа достал мне через знакомых пару красивых и очень модных импортных оправ. Я стала носить очки постоянно, радуясь, что каждый листочек на деревьях был виден, мир обрёл чёткость, и перестал выглядеть как на картинах импрессионистов, размазано и неопределенно.
Таня улетала в Харьков на самолете – её сестра выходила замуж. С Наташей мы были знакомы, она приезжала погостить. Мы скоро сошлись с ней на почве любви к прекрасному: разговаривали о художниках, картинах и выяснили, что на многое смотрим одинаково. Таня в разговоре участия не принимала, молчала и слушала нас.
Летом Наташа приезжала опять, но меня не было в городе. Танюша рассказала ей мою историю и добавила комментарий к его портрету:
- Он, вообще-то, внешне не очень…
- Да вы что, девчонки, совсем с ума сошли! – подытожила Наташа, когда на улице они случайно столкнулись с ним, – нормальный мужик!
Он шёл с женщиной, по всей вероятности с пляжа, в шортах и без футболки. Таня рассказала мне это со смехом, когда я приехала и прибежала к ней.
Автобус с аэропорта мчался мимо части, где служил Дима и вдруг я его увидела. Он стоял в белом халате на улице с каким-то офицером и смотрел наверх, где прибивали красный лозунг над входом в здание к празднику 7 Ноября. Автобус двигался быстро, и всё увиденное больше напоминало кадр из немого кино за рамкой автобусного окна.
Город наш небольшой, хочешь – не хочешь, а обязательно столкнешься! На праздник выходят буквально все! Встречаются знакомые, все веселые, поздравляют друг друга, много детей, все с воздушными шарами, флажками. Кто-то поет, кто-то пляшет, в толпе раздаются радостные возгласы, гремит музыка. А затем, после парада и демонстрации, собираются в тепле и праздничной суете компании и оттаивают душой и телом в окружении друзей и знакомых. Среди толпы я высматривала лишь одного человека, и я его увидела! Он шёл какой-то мрачный, с помятым лицом, смотрел себе под ноги и вел за руку девочку, наверное, это и была его племянница Маша. Рядом с ним шла женщина. Почему я решила то ему плохо, может, потому что плохо было мне самой?
Мне надо его увидеть! Я только спрошу у него, как дела, как он живет и всё! И больше ничего! Спрошу, как друг, ведь он не может так долго держать зло на меня? Я искала оправдание своему совершенно нелогичному поступку, когда поднималась по лестнице в общежитии.
Дверь его комнаты открыл незнакомый молодой человек.
- Простите, мне нужен Ромашов.
- А его здесь нет.
- Вы не подскажите, как его найти?
- Он давно не живет в этой комнате.
- Вы знаете – где?
- Да. – Я почувствовала какую-то непонятную настороженность с его стороны.
- Я хотела бы с вами поговорить. Это возможно?
- Проходите.
Где-то вдалеке комнаты мелькнул мужской силуэт в белых шортах. Я понимала, что положение щекотливое и уже сделала шаг назад, но мелькнула мысль, что, если я не узнаю это сейчас, то уже не хватит духа прийти сюда в следующий раз, и я свой выбор сделала – решительно вошла в комнату. Мы остались одни, другой молодой человек исчез весьма тактично - без звука. Слава, так представился тот, что открыл дверь, предложил мне сесть. Мы сидели друг против друга, я на стуле, он – на кровати. Слава рассказывал:
- Одно время мы жили вместе, но он переехал в соседнюю комнату к другу.
- К Матвею, - добавила я, - а зачем?
Матвей было толи прозвище, толи имя молодого человека с весьма импозантной внешностью героя-любовника. Он был высокого роста с пшеничными усами и, казалось, что себя дорогого он любит больше всех!
Слава продолжал:
- Наверное, им вдвоем было веселей. Скажите, а кем вы ему приходитесь?
- Я? Никем, просто знакомая…
- Я ведь не зря спросил. Понимаете, он ведь сейчас живет не здесь… - Слава странно медлил. – Как вам сказать? В-общем, он женился! Поехал в июне в отпуск и там женился.
На миг мир потерял все звуки. Тишина стала плотной, непроницаемой! Я застыла. Как сквозь пелену пробивался голос:
- Они теперь живут в гостинице, вы ведь знаете, наверное, что молодые семьи временно селят туда, пока не дадут квартиру.
Он что-то ещё бубнил, оказался очень говорливым молодым человеком. Я старалась держаться, сидела, не шелохнувшись и только, когда услышала тревожное: «Вам плохо? Может балкон открыть?», почувствовала, что по моим щекам текут слёзы. Я не рёва, вообще, не люблю, когда плачут на людях, просто удар был неожиданный и слишком сильный. Мы вышли на балкон. Четвертый этаж, тротуар был так далеко, что казался нереальным. Сейчас бы лететь-лететь… и ничего не чувствовать. Хорошо птицам… Стая голубей планировала прямо перед балконом.
Я отодвинулась от перил и посмотрела на балконную дверь. Когда-то в этой двери на стекле была странная маленькая дырочка, меньше сантиметра в диаметре, вокруг неё ни трещин, ни зазубрин, а стекло целое, только эта маленькая дырочка. Дима тогда сказал, что это может быть от выстрела из пистолета, если выстрелить с определенного расстояния, то стекло не разобьется. Лейтенанты со скуки ещё ни так чудили. Сейчас стекло было целое, без изъяна, наверное, заменили.
- Скажите, Слава, вы хорошо его знали?
- Мы не были дружны. У него своя компания! Но, конечно, встречались за столом, разговаривали. Я знаю, что его отец – тоже врач, кажется отоларинголог, в семье трое детей и все мальчики. Дима самый младший. Здесь служит его старший брат. Дима общительный, легко вливается в любую компанию…
Слава говорил, говорил, и это давало мне время прийти в себя. Я с ужасом думала, как мне теперь жить? Просто пропасть какая-то! А мне, собственно, что теперь делать?
- Слава, у меня к вам просьба. Вы не могли бы пойти со мной на улицу, мне не хочется сейчас быть одной!
Слава заблестел очками:
- Конечно, конечно!
Мы шли по городу, просто молчали. Темнело. Свежий воздух привел меня в чувства, я уже знала, куда иду. Конечно, к Тане! Мне стало легче. Я поспешно прощалась со Славой.
- Спасибо вам, вы мне очень помогли, поддержали! Спасибо за заботу! – я протянула руку на прощание.
- Что вы, Лена, я понимаю вас, я рад был знакомству! Рад, если оказался полезен! – он задержал мою руку в своей руке,- Мы могли бы встретиться как-нибудь?
- Да, конечно, до свидания!
И, дав наскоро ни к чему не обязывающее обещание, я застучала каблуками по лестнице.
Часть 12.
Едва Таня открыла дверь, как тут же спросила:
- Что случилось? На тебе лица нет!
Я, ещё не отдышавшись, прошептала:
- Он женился! – прислонилась спиной к стене и сползла вниз, - Таня, что мне делать?
- Вставай,- тон мой верной подруги был решительный,- я знаю, что тебе надо сделать! Надо выпить водки! Будешь пить?
- Ты спятила? Я не пью водку!
- Правильно, водки и нет! Есть спирт!
Она затащила меня на кухню и плотно закрыла дверь. В комнате спал её муж, ему с утра на службу. Татьяна вытащила безымянную бутылку и плеснула на дно стакана какой-то прозрачной жидкости, потом долила воды.
- Пей!
- Не буду! Гадость какая!
- Пей, легче станет! Ночевать у нас останешься!
- Не хочу я у вас ночевать!
Мы шипели, как две змеи в тишине ночи.
- Хорошо, пойдешь к себе! Пей!
Я взяла стакан, заглянула в него: глубина как в Марианской впадине, и выпила.
- До дна! – приказывала подруга, и закуси!
Таня протянула мне бутерброд со своим знаменитым харьковским салом с чесночком с базара, которое ей присылали родители. Она держала его в морозильнике и когда вынимала оттуда, настругивала тоненькими аппетитными ломтиками, которые закручивались колечками под ножом.
Мы посидели, поговорили.
- Ну, как ты себя чувствуешь?
- Да вроде лучше.
- Странно, целый стакан спирта, и ни какой реакции!
Таня смотрела на меня удивленно, как на подопытного кролика. Время было позднее, я вдруг почувствовала, что ворвалась к людям со своими проблемами среди ночи…
- Я пойду, Таня! Спасибо тебе!
- Ты доберешься домой одна? Может проводить?
Она сидела на табуретке в халате, накинутом на ночную рубашку, босые ноги в мягких тапочках.
- Дойду!
Толи организм был молодой и сильный, толи по какой другой причине, но первую половину пути я прошла совершенно спокойно, ясно осознавая себя. Зато потом мне стало смешно, захотелось хохотать, и я поняла, что опьянела. Улица сверкала бриллиантами огней, боль притупилась и куда-то ушла! Какие-то молодые прапорщики шли навстречу и предложили познакомиться.
- Ребята! - сказала я, выставляя вперед ладони, - Вы видите, я пьяная, не приставайте ко мне! Ладно?
Они засмеялись и вызвались проводить.
- Нет, не надо! - я помахала им рукой. Добралась до постели, рухнула и заснула не раздеваясь.
Был ли он счастлив? Не знаю. Только через день в пятницу вечером я возвращалась домой и уже у общежития увидела двух подгулявших офицеров. Они громко кричали и смеялись. В одном из них я с удивлением узнала Диму. Второй был мне не знаком, он размахивал руками, и до меня донеслось: «… давай пойдем к нему с бутылкой!»
У Димы шапка была где-то на затылке. Мы поравнялись и он, увидев меня, присмирел и замолчал, выглядывая из-за плеча товарища. В таком виде я его ещё никогда не видела.
Итак, я писала дипломную работу. Впереди – важный этап в моей жизни, защита. Казалось бы, надо сосредоточиться и все силы бросить на работу, но в моей жизни закручивал ещё один виток! Когда мы попрощались со Славой, я дала обещание о встрече мимоходом, не придавая особого значения. Как то мы случайно встретились, и он пригласил меня в кино. Слава рассказывал о себе, о своей маме и сестренке, о товарище, с которым жил в одной комнате. Мы не говорили только на одну тему – о Диме, на этом был запрет, о котором не сговаривались. Был он добрый, воспитанный, хотя немного странный парень. У нас завязались дружеские отношения и меня это вполне устраивало. Мне не нужны были любовные переживания, ими я была сыта.
Была поздняя осень, мы возвращались с прогулки по берегу реки. Слава сделал несколько снимков, фотографировал меня, то на фоне реки, то в знаменитой ажурной беседке космонавтов, то в парке. На деревьях не осталось листьев, одни голые ветки и это соответствовало настроению. Спокойно и пусто! Мы устали и проголодались. Воскресная прогулка явно удалась! На площади, там, где когда-то Дима назначал мне свидание, мы столкнулись с ним, Дима шёл с женой нам навстречу. Мы посмотрели друг на друга и отвели глаза. Как всё в нем знакомо до мелочей! Он очень пристально смотрел на Славу, но тот, хоть и носил очки, но был весьма рассеян и прошел мимо, не узнал, не заметил. А если бы узнал, нам пришлось бы остановиться и они пожали бы друг другу руки, этого не хотела я. Судьба меня берегла, впереди были новые неожиданные встречи.
Таня предложила зайти в гастроном. Не смотря на разгар рабочего дня, народу в нем оказалось много: один поток втекал в него, а второй вытекал, почти как в знаменитой задаче про бассейн. Вы не замечали, что человек особенно одиноко ощущает себя именно в толпе? Моя одноклассница, которая училась в Ленинграде, рассказывала, что когда ей плохо, она идет на Невский, туда, где много народа, там никто её не заметит, никто не пристанет с вопросами. В толпе, как в лесу, ты можешь побыть сама собой, можно даже поплакать – никому нет до тебя никакого дела!
Мы продвигались по гастроному медленно, двигались вместе с толпой. Впереди, навстречу мне, к выходу шёл незнакомый лейтенант-медик. Я смотрела на его петлицы с чашей со змеёй и видела в своём воображении совсем другое плечо… Когда-то эти маленькие эмблемки ассоциировались лишь с единственным, дорогим мне человеком. Незачем притворяться, меня никто не замечает в такой толчее. Боже, как больно!
Я поднимаю глаза … и неожиданно за погонами шинели вижу Димин встревоженный взгляд. Он шёл следом за лейтенантом навстречу мне, и увидел меня раньше, чем я его. Он перехватил мой взгляд, и мы смотрели открыто, без притворного равнодушия, без наносной защиты впервые за последние пол-года. Между нами возникла тонкая, эфемерная связь, касающаяся только нас двоих в этом скопище людей. Мы были так близко, что можно было протянуть руку и коснуться. Но это лишь мгновение, в следующий миг толпа разнесла нас в противоположные стороны.
Мы недолго пробыли в магазине. Я уже не понимала, зачем мы туда пошли. Таня не стала ничего брать. Когда вышли, то к своему удивлению увидели, что около магазина спиной к нам стоит Дима и лихорадочно ищет что-то в карманах брюк. С ним рядом был и тот лейтенант. Дима развернулся и побежал назад в гастроном. Мы обошли машину, стоящую у магазина, чтобы не столкнуться случайно с ними и перешли на противоположную сторону улицы. Проспект Карла Маркса широкий, две параллельные дороги тянутся через весь город от пропускного пункта до площади Ленина и Дома офицеров. Нам идти до площади, там живет Таня. Мы шли по одной стороне проспекта, а они следом по другой.
- Не могу так больше! Извини, Танюша, пойду к себе!
Таня стала уговаривать меня пойти к ней в гости, не обращать внимания на него, но я чувствовала себя, как под прицелом. Развернулась в своих новеньких сапожках на тонком высоком каблучке и ушла.
- Они так шли до самой гостиницы, а Ромашов всё оглядывался. Но как только понял, что незачем, перестал. Знаешь, хотелось выругаться, ведь женился уже, а всё туда же! – так рассказывала на следующий день моя подружка, - Интересно, а куда он шёл?
- Он живет теперь в гостинице, рядом с «Центральной», недалеко от твоего дома.
Это было 18 декабря, ничем не примечательный день, дата запомнилась сама собой. Я и Таня возвращались после занятий из института. Муж у Тани целый день на площадке на службе, приезжает только вечером, поэтому обедали мы обычно или у неё, или у меня, а чаще шли в столовую. По дороге из института до её дома была столовая, название было непритязательное «Столовая номер два». Здание снаружи было под стать своему названию, мне иногда казалось, что когда его строили, то просто не доделали фасад, как будто стесали всё, что могло украсить его. Но мне нравились окна, они были какие-то старинные, большие и наверху заканчивались овалом. Это вызывало воспоминания о моей начальной школе в латышском городе Алуксне. Она располагалась в двухэтажном особнячке и в нашем классе на втором этаже были овальные до самого пола окна, а балконная дверь вела на полукруглый балкон с толстопузенькими балясинами.
Кафе располагалось на втором этаже столовой, вход в зал был необычный, две лестницы с разных сторон вели прямо в центр зала.
В этом кафе часто устраивались различные банкеты, свадьбы, торжества. Было здесь уютно и немноголюдно, мы изредка заходили сюда пообедать. Пока мы подходили к кассе, я заметила, что за нами в очереди пристроился майор с медицинскими знаками отличия, что-то в нем мне показалось знакомым. То, что медик – не удивительно, рядом находится госпиталь. Мы сели за столик в центре зала, он с товарищем за соседний столик. Шла тихая беседа.
- Лена, расскажи о своих новых знакомых. Как зовут того парня, что тебя фотографировал?
- Слава. Хороший мальчик, окончил институт, служит здесь недавно, он волонтер – отслужит положенные два года и домой, там его ждет мама и сестренка. Интересно рассказывал про девушку, в которую был влюблен!
- Ты бесподобна! Он рассказывал тебе про свою любовь?
- Танюша, а что здесь такого? Мне всё равно, у нас дружеские отношения. Кстати, мы придумали, что в выходные сделаем домашний ужин – напечем беляшей. Слава совсем домашний, не может никак привыкнуть к столовой, да и мне хочется испечь чего-нибудь.
Пока мы обедали и разговаривали, я приглядываюсь к соседям по столику.
- Знаешь, вот тот майор мне знаком, он сидел с нами вместе за столом в той странной холостяцкой квартире.
Таня прекрасно понимает меня с полуслова.
- А рядом с ним видишь, сидит капитан, у него такой же ромбик, как у Димы, ленинградской военно-медицинской Академии. Меня мало интересует сам капитан, я даже не посмотрела на его лицо. Мы пообедали и спустились в гардероб на первый этаж. Так получилось, что и одеваться в гардеробе мы стали одновременно с ними. Майор повел себя неожиданно – облокотился на стойку и уставился на меня в упор, я не выдержала такого бесцеремонного вторжения в моё пространство, отвернулась. Собственно, что могло его заинтересовать во мне? Ведь с его точки зрения, какая-то девушка приходила с Димой к общим знакомым год назад, и … всё! Мог бы забыть. Что ему до меня? У Димы потом было много знакомых девушек и женщин. Почему такая реакция на меня? Как ни странно, но вдруг интуитивно возник вопрос: «А кто, собственно, этот капитан?», - и уже не смотря на демонстрацию майора, оборачиваюсь и смотрю на другого. Он одевается и искоса поглядывает на меня, и я понимаю, что он меня тоже узнал, это Аркадий – брат Димы. Почувствовала, как меня начинает колотить озноб. Какая мелочь – маленький ромбик, а я долго не могла успокоиться, дрожали руки. Дома Танюша отпаивала меня валерианкой и горячим чаем, а я всё никак не могла согреться. Все-таки странно, прошел год, какое им дело до меня, какой-то студентки!
Мы действительно затеяли печь беляши. Купили фарш, тесто для пирожков в кулинарии и пришли к Славе в комнату.
- У моего соседа есть потрясающая сковородка, говорит Славик, - она электрическая и просто огромная по размеру.
- А можно её брать? Он не обидится?
- Нет! Что ты?
- Ладно, компенсируем её беляшами.
Их мы слепили быстро, сковородка работала, как зверь и скоро на столе стояла тарелка с целой горой золотистых, горячих и пахучих треугольничков! Я их лепила, как делает их моя мама именно такой формы, а в средине надо, чтобы немножко была видна начинка! В это время в комнату вошел обладатель сковородки. Он вернулся со службы очень серьёзный, чёрный военно-морской китель ладно сидел на нём, и я уже подумала, что напрасно затеяла всю эту «кухню». Слава нас представил друг другу. Саша, так звали молодого человека, вопреки первому впечатлению, оказался компанейским и шустрым. Через полчаса мы втроем пили чай с беляшами и весело болтали.
- Я только приехал, сразу пошёл в магазин «Новосёл», чтобы купить какую-нибудь кастрюлю. Вижу – стоит сковорода, я – в кассу, пробил двадцать пять рублей, а продавщица говорит: «Только лейтенант может позволить себе купить сковородку за такие огромные деньги!» Мы смеёмся. Саша рассказывает заразительно и весело!
- Теперь я в ней даже суп из пакетиков варю! Одна беда, когда я её включаю, во всём общежитии садится напряжение и гаснут лампочки! – заканчивает он свой рассказ.
Потом он начинает рассказывать о себе, о своих бабушках, о подружках, которых обеих зовут Маринами, и окончательно запутав меня бабушками и маринами и насмешив до слёз,предложил пойти всем вместе в кино. Мне было хорошо с ними, потому, что никто ни на кого не претендовал. Они оба были хорошими ребятами, которые скучали по дому, и от меня им тоже ничего не надо было, лишь бы их выслушали и проявили немного внимания. Так и началась наша дружба, мы гуляли по городу, ходили в кино и проводили время такой небольшой компаний втроём.
В институте однокурсница Света завела такой разговор:
- Вчера видела тебя с двумя кавалерами. Один из них твой брат?
- Брат? У меня только сестра, да и та живет на Украине.
- Ну, я подумала, может какой-то двоюродный.…Один из них так на тебя похож!
- Нет, это просто друзья. А какой из двух похож? – мне стало смешно, наверное, Света скажет, тот, что повыше.
- Тот, что поменьше, чёрненький с усами.
Значит, по её мнению Саша похож на меня. Что за город! Всё увидят, всё услышат, теперь ещё брат появится!
Спустя день ко мне в комнату пришёл Саша со свёртком в руках.
- Лена, ты не представляешь, что я себе купил!
Я тихо села на кровать и удивлённо уставилась на него. Он развернул свёрток, стряхнул синий в рубчик пиджак, надел его и стал рассматривать себя в зеркало.
- Я купил себе пиджак, посмотри какой и оцени. Ну, как на мне сидит? Ты скажи: хорошо или плохо? А тебе я знаю, что подойдет! Я видел такое платье… - и он стал описывать фасон.
Я почти не слышала его слова, он ошарашил меня своей энергией и темпераментом. И потом, представить себе такой разговор с Димой я просто не могла! Продет время и я пойму, что у Саши хороший вкус, что он умеет одеваться, ну вот такой был у него талант.
В следующие выходные мы дружно втроём лепили пельмени! Их, как оказалось, любили все. Времени у нас было полно, пельменей хотелось настоящих, домашних. Фарш тут должен быть особый, сочный. Я взяла у приятельницы мясорубку, купила мясо.
- Я буду делать фарш, - вызвался Саша и закатал рукава рубашки.
На столе установили мясорубку и работа закипела. Я делала в это время тесто, месила его, присыпая мукой, снова месила, и вдруг поймала себя на том, что, забыв обо всём, смотрю, какие у Саши красивые, сильные мужские руки. Никогда не замечая ничего подобного, я даже смутилась в душе такому наблюдению. Он занимался лыжами и легкой атлетикой, был в сборной училища, движения у него были точные и ловкие.
Мы лепили пельмени, я учила ребят и они добросовестно старались, но всё равно, почти всё я сделала сама. Как будет вспоминать потом Саша: «Мне этих пельменей хватило на всю жизнь!». Зато, когда на столе дымились и дышали ароматом домашние пельмешки – это было наградой за все их муки! Наш такой домашний выходной пролетел быстро, ребятам понравилось, и я рада была за мальчишек!
Получилось всё само собой. У Саши было больше возможности встречаться со мной, чем у Славы, потому что он служил посменно, да ещё и в городе. Как только заканчивал службу, бежал ко мне. Однажды, когда мы втроём гуляли по городу, Слава, который не принимал участия в разговоре и был в тот день угрюм, вдруг развернулся и со словами: «Я кажется здесь лишний!» зашагал прочь. И он был прав, нам с Сашей было интересно вместе, хотя и жаль бедного Славика.
Саша был хорошо воспитан, он был ленинградцем, а точнее родом из Царского села, из города Пушкина, города парков и музеев. Я знала, что у него там осталась любимая девушка. Он уважительно относился к моим чувствам, я – к его, и на первых порах этого было достаточно. Саша обладал одним ценным качеством – он не был назойлив, но у него всегда находилась тема для разговора. Вдобавок ко всему, обладая мягким и тонким чувством юмора, он никогда не переходил грань между смешным и пошлым. Мы подкалывали друг друга:
- Ты когда-нибудь была в Ленинграде?
- Нет, но очень хочу!
- Я покажу тебе город белых ночей и ажурных оград!
Я отвечала тем же. Показывала на небольшие деревца с прямыми, как палки веточками и сквозь смех говорила:
- Обратите внимание, какая четкая стройность линий!
Мы понимали друг друга с полуслова, как будто знакомы сто лет, может именно поэтому Слава стал лишним среди нас.
Солнечным морозным деньком мы шли по улице вдвоем, как всегда над чем-то смеялись. Навстречу нам шла маленькая девочка с большим портфелем, наверное, закончились занятия у первоклашек. Мы уже разминулись, как я, сама не зная почему, вдруг развернулась и крикнула: «Маша!». Девочка обернулась.
И тогда я прочитала знакомый с детства стишок:
«Маша первоклассница,
Форменное платьице,
Накрахмален фартук,
Можно сесть за парту.
На фартуке - оборки,
А на платье - складки.
Где же взять пятерки,
Чтоб было всё в порядке?»
Она засмеялась. Я подошла к ней, присела на корточки и тихо спросила:
- Ты, правда, Маша?
Она кивнула головой. У неё такое чистое милое детское лицо! А мне уже не до смеха:
- А как твоя фамилия?
- Ромашова.
А глаза у неё как у Димки. Голубые!
Мне надо было позвонить родителям, и мы пришли на переговорный пункт.
- Я тоже позвоню своим в Ленинград, - сказал Саша, а заодно и Маринке.
На улице темно и холодно, а здесь светло, тихо, лишь изредка вызывают клиента и из кабинки доносятся обрывки фраз. Здесь можно почувствовать, какая у нас огромная страна. Эфир будто невидимыми нитями соединяет людей, не давая им быть одинокими вдали от дома.
Я поговорила и теперь спокойно ждала Сашу. Он вышел задумчивый и притихший. Лишь позже я узнала, что этот разговор с Мариной был решающим для него, и на его предложение приехать к нему она ответила весьма расплывчато, не отказывая, но и не давая согласия.
Саша всю жизнь прожил в Царском селе, там жили и похоронены его предки, там его корни. С Мариной они учились в одном классе, дружили, бегали по театрам. Пышные, русые с пшеничным отливом Маришкины кудри, стройная точеная фигура не давали покоя мальчишескому сердцу. Он учился в Военно-морском училище, она в ленинградском институте. Он был влюблен в неё со школы, а она…, скорее всего ей было приятно, что рядом всегда есть друг, есть милый Шурик! Очень старый исторический район Царского села называется София, такое вот название получено им по имени собора – Софийского собора. В этом районе всегда, даже до революции квартировались военные. Саша много рассказывал о своих друзьях и этот круг людей мне был понятен и близок. Это были дети военных, которые получали, как правило, хорошее воспитание и образование. Офицеров часто представляют очень упрощенно, а ведь почти все в то время имели высшее образование, много ездили по огромной стране и знали о нашей жизни гораздо больше, чем обычные граждане, которые годами могли не выезжать за границы своего района.
Сеанс кино в Доме Офицеров начиналось в девять часов. Мы сели в мягкие уютные из малинового бархата кресла на свои места недалеко от двери. Только скинула капюшон, как в дверях показался Дима, он был в дубленке и без шапки, Он увидел меня сразу, как только вошел и пока шел между рядами, пристально смотрел на меня. За ним шла его жена, она почти с него ростом. У неё миловидное лицо, темные вьющиеся волосы. Я знаю уже, что она тоже врач, что зовут её Тоня. Они сели впереди в партере недалеко от нас. В темном зале их плохо видно, то его часы сверкнут, как звезда, то он прокашлялся, то, что-то показывает на экран жене, хотя, что там можно увидеть – журнал, который шел в начале сеанса перед фильмом был скучный, про Брежнева на очередном съезде. Вот фильм закончился, зажегся свет, все выходят из зала, народу немного. На душе у меня печально и спокойно. Мы сидим, и они сидят. Я не хочу, чтобы он смотрел мне вслед. И каким-то шестым чувством понимаю, почему сидит он. Наконец, они встали и быстро пошли к выходу. На площади у ресторана они шли вдвоём, но видно было, что каждый думает о своем. Дима курил и смотрел себе под ноги. Я сто лет не видела, как он курит, всё в нем знакомо до боли.
На сколько частей рвется сердце? На миллионы маленьких кусочков! Медленно, ежечасно копится боль, огонь сжигает меня изнутри, превращает в пепел душу. Лекарства не помогают, да и, причем тут лекарства…
Надо что-то делать, выкарабкиваться самой. Надо как-то жить дальше! Так, берем его письма и открытки, его маленькие подарки и заклеиваем их в большой конверт, им лежать нераспечатанными много лет! На воспоминания – запрет, мысленно заперла их в сознании, и ключ спрятала на груди. Всё! Живу дальше и буду жить хорошо и счастливо!
Можно спланировать счастье? А жизнь? Можно! И всё получится!
Но… почему, иногда, совершенно неожиданно на улице хотелось закричать, упасть на тротуар, не вставать и ничего не помнить, ничего не видеть – такое отчаяние!
А со стороны всё выглядит нормально – идет себе молодая женщина И ВСЁ У НЕЁ ХОРОШО!
1998-2013 г.г.
Неоконченная повесть
© Copyright: Екатерина Волосина, 2013
Свидетельство о публикации №213090900938
Свидетельство о публикации №213090900938
Рецензии
Дорогая моя Екатерина Волосина! Перечитала твою повесть. Какая ты талантливая! Очень, очень здорово. Пиши дальше! Твоя Лола.
Лола Веснина 13.11.2013 12:41 • Заявить о нарушении
Лола Веснина 13.11.2013 12:41 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.