Разруха, ты разруха...

 
   
  Половина четвертого ночи. Машина, наконец-то выбравшись из лабиринта улиц мегаполиса, берет курс на восток. Трасса, как ни странно, даже в столь глухой час оживленна: навстречу, слепя глаза, с ревом несутся большегрузные фуры. Небо, очищенное от дневной серой дымки, глядит на нас тысячами ярких звезд и звездочек, а справа, ближе к горизонту, повис огромный желтый полудиск луны.

  Путь - не близкий. Только до Байкалово (райцентр Свердловской области) не одна сотня километров, а нам еще и дальше, до Ирбита ехать. Впору подремать. Отчего-то не дремлется. Таращу глаза, пытаясь разглядеть что-то в ночи.
 
 Уж много лет судьба журналистская не заносила в село. Отвык. Что-то из прошлого стало забываться. Интересно, мелькает в голове, как встретит нынешняя деревня и сможет ли чем-либо удивить меня, горожанина?
 
 Задача моя элементарна: для одного из региональных журналов проинтервьюировать руководителей предприятий и агрофирм. Тексты должны быть рекламного характера, то есть хвалебные, поэтому надо лишь добросовестно записать, что скажут, и - точка. Без изысков, без глубинного анализа, без ломания головы над стилем, без подбора удачных сравнений или метафор.
 
Остается позади Богданович (город средней руки), затем и Камышлов, после которого машина забирает чуть влево, оставляя в стороне трассу на Тюмень. Через лобовое стекло машины вижу первые и пока крайне смутные признаки утренней зари: горизонт сначала сереет, потом появляются отдельные фиолетовые блёстки и, наконец, на моих глазах с каждой минутой становится лазоревым. Красиво! В городе, за его железобетонными громадами, прелести пробуждающегося нового дня не рассмотреть.
 
 Около семи. Село Шадринское Байкаловского района, один из пунктов моей творческой командировки. Проехав село из конца в конец, повстречалась лишь одна живая душа - мужичок. У него и спросил, как найти «офис» сельскохозяйственного производственного кооператива (СПК) «Победа».

  Неказистое здание конторы оказалось на замке. Придется ждать и, пожалуй, не меньше часа. Напрасно Александр, водитель, так «рвал гужи», держа скорость на пределе. Покидаю салон, прохаживаюсь, разминая ноги и тело, находившееся четыре часа в ремнях безопасности. Из-за угла деревенской избы вывернул мужичок (тот самый, который встретился в начале села). Подошел. Оказывается, здесь остановка общественного транспорта, следующего из Байкалово, а мужичок собрался съездить в город, то есть в Ирбит. Это - Андрей Колпаков (фамилию изменил... Для его же пользы), вчерашний колхозник и нынешний заслуженный российский пенсионер. Ему (это чувствовалось по всему) хотелось заговорить с человеком из неведомого для него (и, наверное, чуждого) мира, но не первым: из-за стеснения, которым все еще наделены сельчане.
 
 - Как думаете, - обращаюсь я, чтобы дать возможность тому начать разговор, и кивком головы указываю на контору, - кто-нибудь появится?

  - Пожалуй, - неопределенно отвечает мужичок. Покатав носком сапога придорожный камешек, добавляет. - Если сам председатель нужен, то... Мы, местные, его не видим. Одно слышим: в отъезде...
 
Андрей Колпаков шумно вздыхает, оглядевшись по сторонам, начинает изливать душу, хотя с моей стороны не было внешних посылов к этому. Вообще говоря, и прежде не раз замечал, как люди, разговаривая со мной, становятся откровенно словоохотливыми.
 
 - Плохи, - говорит, - наши дела, - он в сердцах отбрасывает носком сапога камень. - Всё, - говорит, - худо. Село умирает и, пожалуй, окончательно... Держится пока на одних нас, стариках. Однако ж, каков прок от нас?.. Бежит молодежь... Сломя голову бежит... А когда-то, - мужичок вновь тяжело вздыхает, - гремели... При председателе Лаптеве. Проворным был, хозяйственным. Ловко управлял колхозом. На хорошем счету был у районного начальства... Да и областная власть жаловала...

  - А колхозники? - спрашиваю я.

  - Уважали... Поругивали, ясное дело... Как без этого в деревне?.. Но уважали...

  - И за что же?

  - Так ведь... - мужичок мнется, - заботился... О колхозе и, знамо дело, о нас, колхозниках. Лаптев был человеком, нашим человеком. Вон, - мужичок кивает в сторону дорожного плотна, - асфальт положил... Его нет уже, а дело рук - наглядно.... Напоминает... Как тут мужика забудешь? - он поднимает глаза вверх, туда, где высится колокольня с православными крестами. - Тоже он. Начал возрождать церковь, принялся за ремонт. После поехал в епархию. Так и сказал: надобен, дескать, батюшка. Прислали. Теперь (сам-то я некрещеный, вроде как атеист) службы совершаются. Всё для людей отдушина... У нас ведь сейчас даже почты нет. Есть, правда, один человек, который дважды в неделю отвозит в райцентр наши письма и привозит.

  - Что, - я киваю в сторону церкви, - ремонт продолжается?

  - Какое там! Нет Лаптева... Некому заботиться... Всё стоит, - Колпаков круто сводит разговор на другое. - Я вот нынче впервые не стал брать себе на двор поросёночка-сосунка, на откорм, для своих личных нужд.

  - Почему? - спрашиваю я.

  - А чем кормить-то, а? На картошке одной не вырастишь. Раньше хоть кооператив чуть-чуть выручал и в счет земельных наших паёв зерно давал. Обходились. По прошлому году тоже дал, можно сказать, осчастливил: аж целый центнер. Курам разве что хватит до нового урожая... Оно и понятно: урожай-то какой? - спрашивает и сам же отвечает, вспоминая всё того же председателя колхоза Лаптева. - Тогда с полей по сорок центнеров на гектар собирали зерна, а в прошлом году - четырнадцать. Чувствуете, какая разница? - я киваю в ответ. - А чего ждать от земли? Три года уже не видит она минеральных удобрений, совсем не видит: нет в кооперативе денег на их закупку. Не до химии, когда дояркам нечем хилую зарплату платить... Помирает хозяйство, а вместе с ним угасает и село. Что дальше будет? Кто скажет? По телевизору, вон, каждый день талдычат: возрождается, дескать, село. А я гляжу, выйдя на улицу, и чего-то никакого «возрождения» узреть никак не могу. То ли глазоньки мои отказывают служить, то ли в телевизоре не то говорят. Может, это только у нас, а? - спрашивает и с надеждой глядит мне в глаза. - Может, у других получше?..
 

Множество и других вопросов накопил Андрей Колпаков, однако ни на один из них я не могу дать обнадёживающего ответа: утешительно врать не хочется.
 
 Не очень-то обрадовал чуть позднее и рассказ исполняющего обязанности председателя этого кооператива Андрея Кошелева (самого председателя-невидимку я так и не встретил нигде). Он, по сути, подтвердил все, что прежде сказал мне простой сельский мужичок. В самом деле, кооператив «Победа» (далеко ему нынче до побед!) не живет, а выживает, несмотря на некоторые субсидии из областного бюджета, выделяемые на производимые молоко и мясо.
 
 Кстати, никакие субсидии не спасли свиноводство: две тысячи голов свиней держали, а сейчас осталось лишь полсотни.

  После беседы с руководителем поехал на ферму и увидел... То, что видел тридцать-сорок лет назад: ужасающее обветшание. Поначалу попал в старый коровник. Дальше порога не пошел. Не стал рисковать. Хоть и предусмотрительно еще дома надел резиновые сапоги, но они не могли спасти: нужны болотники. Коровник буквально утопает в навозной жиже. Да и сверху грозит опасность: кто скажет, в какой момент может обрушиться крыша?
 
 Бедные доярки и их животные, подумал я, каково им-то тут находиться сутками?!

  Побывал и в другом коровнике. Он поновее, но даже в нем долго находиться невозможно. А при подходе к ферме? Море грязи. Разве что на тракторе и подберешься.

  Я невольно подумал: где те фермы, которые демонстрируют президентам и премьер-министрам? Где доярки в белых халатах, где их полные счастьем лица?
 
Бывший колхозник Колпаков имеет право сомневаться. Настоящая жизнь селян совсем не та, что нам показывают телеканалы. И с полным основанием могу заявить, что не встретил даже «потёмкинских поселений». И не только в СПК «Победа», я прямо скажу, ситуация ужасающая.

  Через пару часов я вновь уткнулся носом в упадок. Другой кооператив (в шести километрах от Байкалово) «Шаламовский», но всё, как и в «Победе». Может, в чем-то даже и хуже. Кооператив также имеет мясомолочное направление. И, увы, главный экономист Татьяна Андреева даже не пытается приукрашивать и скрывать истинное положение вещей. Татьяна Андреева (как и бывший колхозник Андрей Колпаков) готова часами говорить о том, каково нынче живется сельскому труженику. Я хотел, но не в силах был остановить ее монолог: все изливала и изливала свою боль. Вот и слушал, хотя в данном случае слушателем должен был быть не я, а сегодняшний Президент России Путин, запустивший несколько лет назад свою приоритетную национальную программу по усиленному развитию сельского хозяйства, или завтрашний Президент Медведев, обещающий всемерно поддерживать «планы Путина» и столь же энергично, как это делается сейчас, реализовывать намеченное, осчастливливать сельчанина. Но, увы... У Татьяны Андреевой нет выбора; она довольствуется тем слушателем, который есть, то есть мной.

  Привожу лишь маленький фрагмент монолога Татьяны Андреевой:

  - Наши фермы, где содержим скот, - сплошь деревянные, построены еще в советское время. Фермы разрушаются. Срочно надо ремонтировать, причем, многие - капитально. Спросите: почему не ремонтируем? Во-первых, не на что; во-вторых, нечем. Тут недавно кое-как наскребли денег, но, оказывается, мало обеспечить финансами. Нам нужна деловая древесина. Мы готовы сами ее заготовить, но... Просим у государства выделить из лесного фонда хоть небольшую делянку. Просим слёзно, ходим долго, а воз и ныне там. Преодолеть чиновные кабинеты не можем. Боимся, что вот-вот на головы доярок и скотниц обрушатся крыши коровников. Или вот еще... Эшелонами везут из-за границы тамошнее продовольствие. Какие, право слово, транспортные расходы, однако государству выгоднее поддерживать не своего товаропроизводителя, а зарубежного. Хотя слова федеральная власть говорит правильные и, вроде бы, что-то делает, ежегодно предусматривая в бюджете десятки миллиардов рублей на развитие отечественного сельского хозяйства. Я спрашиваю: где деньги; почему мы, сельчане, их не видим вообще? Вон, сколько перед выборами наобещали! И ведь убаюкали: люди проголосовали. Поверили в очередной раз щедрым посулам. Наврали, обманули... Двадцать лет кооператив не обновляет тракторный парк, хотя предельный срок службы техники не может превышать восьми - десяти лет. С радостью закупили бы новые машины, но опять все тот же вопрос: где взять деньги? Слышали про лизинг, обеспеченный, якобы, финансированием, но в глаза этакое чудо не видели. Почему все, о чем говорит власть, до нас не доходит? В прошлом году, - продолжает Татьяна Андреева, - умудрились закупить два трактора МТЗ-82, но это же капля в море. Надо срочно менять весь машинно-тракторный парк. Понимаю, что в одночасье этого не сделать. Однако кормят нас обещаниями помочь не год и не два. Пора бы увидеть на селе что-то конкретное, кроме, разумеется, красивых слов.
 
Слушая Татьяну Андрееву, невольно закрадывается вопрос: не иждивенчеством ли тут попахивает; не потому ли беден кооператив, что излишне прожорлив и все доходы проедает? Какое там! Что проедать-то, если с грехом пополам наскребает на скудную по нынешним меркам зарплату тем же дояркам или механизаторам? Говорить же о модернизации производства, внедрении современных технологий, улучшении условий труда и быта труженика села даже не приходится: нищета на селе несусветная, кричащая; только слепцу она незаметная.
 
 И прежде, в советскую пору (видел своими глазами) уральское село, несмотря на многочисленные партийные программы «подъема социалистического сельского хозяйства» (за малым исключением) влачило нищенское существование. Прошли годы, а изменений к лучшему нет и по сию пору. Село продолжает, извините за грубость, загибаться. Лет пятнадцать назад, когда сменился общественно-политический строй, уповали на фермеров. Говорили (опять же!) о них много и страстно: нахлынула новая волна, окатила пару раз российские берега да и ушла назад. Теперь даже политики уже не вспоминают про «фермерство, которое накормит Россию». Забыли, вычеркнули даже само слово из обиходного лексикона. В самом деле, проехав по ряду сел и деревень восточной части Среднего Урала, поговорив с десятками сельчан, я ни от кого не услышал даже само слово «фермер», не говоря уж о том, чтобы своими глазами на подобную российскую экзотику поглядеть. Я понимаю, очень хорошо понимаю: если коллективному хозяйству не по силам тягаться с государством, то единоличнику и подавно. Его, единоличника, государство придушило первым. Чем? Разумеется, в первую очередь, - налогами, а, во вторую очередь, - выставленными против него многочисленными рогатинами в виде инструкций и положений, обойти которые (без подношений чиновнику) фермеру не удалось. Не столь богат был фермер, чтобы заполнить ненасытную глотку кабинетного сидельца. Ведь только в России имеет хождение поговорка: один - с сошкой, а семеро, окружающих его, - с ложкой.

  Все руководители, с кем мне удалось поговорить, так или иначе касались «приоритетных президентских программ», «федеральных национальных проектов», щедро обеспеченных бюджетными деньгами (одно из детищ Путина и Медведева, замечу, кстати, напрямую касается сельского хозяйства). Отцы-пестуны проектов уверяют, что добились значительных успехов. Кто-то вбил им в головы, что сельский труженик вздохнул свободно, встал на ноги, впервые почувствовал себя счастливым человеком. Очень жаль, что там, на селе придерживаются иной точки зрения и далеки от оптимизма, оценивая происходящее ёмко: болтовня, дескать, трепотня. Трактовка проста, но со вкусом. Ну, никак она не вяжется с тем, что с утра до ночи показывают нам по телевидению. Нет успехов, тем более побед, на сельском поприще у российской власти, а налицо - ужасающая разруха. Во всяком случае, ничего другого мне не удалось разглядеть. Между прочим, хозяйства, где я побывал, все-таки существуют, кое-как выживают и дают ежедневно десятки тонн мясомолочной продукции, хотя многие другие ничего не производят, а поля зарастают бурьяном (бывшие колхозы и совхозы), потому что давно приказали долго жить. Как, например, свинокоплекс-автомат в том же Байкаловском районе, оставшийся лишь в воспоминаниях старожилов.

  На руинах (в прямом смысле слова) комплекса-автомата сегодня организовано Байкаловское мясное предприятие (частное, между прочим). Производство, специализирующееся на забое скота, развивается и дает небольшую прибыль владельцу. Производство расширяется: предприятие выступило учредителем новой агрофирмы, в которую вошли два умерших колхоза, а в перспективе намечает открыть еще и свой цех мясных полуфабрикатов. Чем глубже переработка сырья, считают здесь, тем экономически выгоднее.

  Однако это не благодаря власти, а вопреки ее потугам.

  Встретившись с директором по производству Байкаловского мясного предприятия Ильей Дорожкиным, поинтересовался: чувствует ли он заинтересованность государства в том, чтобы аграрный сектор экономики развивался успешно; готов ли нынешний чиновник содействовать (рублем, прежде всего) отечественному сельскому товаропроизводителю? Ответ оказался мною ожидаемым.

  - На государство надежд мало, - сказал он. - Навредить - может, поддержать - нет.

  - Но разговоры...

  Дорожкин прерывает.

  - Пустые эти разговоры!

  Такое чувство у меня, будто люди сговорились, давая, по сути, одни и те же оценки.

  Не могу умолчать о забавном (или плачевном?) эпизоде.

  Ирбит. Молочный завод. В разговоре с директором Евгением Пильщиковым имел неосторожность его поздравить с полученным разрешением от областной думы на совершение коммерческих сделок (?!) на суммы свыше одного (?!) миллиона рублей. Заметил: руководитель отнесся к моему поздравлению весьма странно - с кислой миной на лице. Он даже поморщился, будто я коснулся воспаленного зуба. Подумал: «Почему? Ведь это же реальная забота депутатов, открывающая новые возможности для предприятия, снимающая барьеры, расширяющая диапазон экономических возможностей». Не в лоб, а осторожно, заходя издалека, стал выводить собеседника на откровенность. И вот что узнал. Во-первых, дума подобный «документ» принимает ежегодно. Сам себе задаю вопрос: «С какой стати законодательное собрание Свердловской области влезает в детали экономической деятельности конкретно Ирбитского молочного завода? Зачем, с дуру, что ли, депутаты взялись регламентировать коммерческие сделки?» Оказалось, как я выяснил, подобный разрешительный порядок, причем для всех госпредприятий области, установила сама дума, поскольку, по мнению депутатов (большинство - от партии «Единая Россия»), Ирбитский молочный завод - это государственное унитарное предприятие, а посему им сам Бог велел рулить, вмешиваясь, учинять свои порядки.

  - Но это же абсурд! - не сдержав свои эмоции, восклицаю я.

  - Возможно, - осторожно реагирует Пильщиков и добавляет. - Но нам ничего другого не остается, как жить по кем-то там вверху написанным правилам.

  Все с той же запальчивостью я спрашиваю:

  - Но это же явное ограничение экономической свободы! Какое дело депутату, с кем и на какую сумму вы заключаете сделку?

  Пильщиков разводит руками.

  - Видимо, есть дело... Много желающих показать свою власть и нашу зависимость от них.

  - Положим, - продолжаю я гнуть свое, - нет ничего плохого в том, что государство для государственного предприятия устанавливает определенные правила игры в условиях рынка, однако, не понимаю, зачем процедура разрешения, точнее сказать - соизволения, должна повторяться из года в год?
 
 - Не знаю, - директор вновь разводит руками. Знает, конечно, Пильщиков, всё он знает, но с журналистом осторожничает. - Впрочем, - он вздыхает и грустно смотрит в окно, - дело даже не в этом...

  - Простите, а в чем? - спрашиваю я.

  - Беда в другом. Мы ходили и ходим по кабинетам. Готовы ходить впредь. Но... - он умолкает, видимо, размышляя, стоит ли откровенничать с незнакомым ему человеком. После короткой паузы продолжает. Решился, значит. - В ноябре 2007-го мы подготовили соответствующие документы и направили в облдуму, а решение приняли лишь в конце марта 2008-го. Уж слишком долго думали в думе. Понимаю, что не до нас было в ту пору: депутаты бились за голоса избирателей, но все-таки не пять же месяцев решать, в сущности, текущий и технический вопрос?

  - Итак, - итожу я, - крупное предприятие, имеющее десятки партнеров, живет весь первый квартал без разрешительного документа на совершение крупных сделок, проще говоря, вы не имели права, как я понимаю, рассчитываться с поставщиками, если сумма превышает установленную регламентом.

  - Вы правильно понимаете. Ирбитский молочный завод имеет таких поставщиков молока, которым мы ежемесячно должны перечислять не один миллион рублей...

  - Должны, но не перечисляете?

  - Не имеем права... Только после того, как на руках у нас будет решение облдумы, сможем рассчитаться.

  - Идиотизм, - позволяя себе эмоции, бросаю я.

  Директор Пильщиков не согласен.

  - Что вы!.. Нынче - хорошо...

  Я, недоумевая, смотрю собеседнику в глаза.

  - Как это?

  - Решение принято все-таки в конце марта, а вот в прошлом году такой документ мы получили лишь в конце мая.

  Мне ничего не оставалось делать, как покачать головой. Я понял, что в прошлом году производители молока (те самые сельхозкооперативы) пять месяцев сидели на бобах, ничего не получая от завода за произведенную продукцию. Пять месяцев! А ведь для них, нищих кооперативов, живая копеечка нужна не завтра, а сегодня, сейчас.

  Вот так (на самом-то деле) власть поддерживает сельского товаропроизводителя. Причем, как свидетельствуют очевидцы, во всем.

  ...Я грущу. Потому что... Такого журналиста, как я, нельзя посылать в творческие командировки: вижу и слышу не то, что нынче надо. Каюсь: ну, не хотел я вникать в проблемы села! Не с той целью ехал в глубинку. Иная была передо мной поставлена задача, а именно: подготовить несколько текстов рекламного, то есть хвалебного, свойства для очередного номера регионального журнала. Не хотел, да получилось... А что я должен был делать, если все люди, с которыми встречался, начинали со мной «разговор по душам»? Может, я их специально провоцировал? Что вы! Как на духу признаюсь, не грешен! Но почему тогда они откровенничали? Им, я думаю, хотелось излить накопившееся внутри человеку, готовому (нет, не помочь; они реалисты) терпеливо выслушать. Этим людям даже такая малость - в радость.

  И последнее. Зачем я все это написал? Цель какая? Я же - не дурак и понимаю, в чьих руках нынешняя «свобода слова», кто рулит всеми региональными и федеральными СМИ. Загодя знаю: подобный текст не может появиться ни в одном из областных периодических изданий. Потому что суть и соль его полностью противоречит «генеральной линии партии», а, значит, не по вкусу нынешней власти. Все-таки потратил уйму времени и написал. Ради того, чтобы еще кто-то, до конца не оболваненный официальной пропагандой, прочитал и задумался. А чтобы прочитал, есть пока одна-единственная возможность, не запертая пока лазейка для таких, как я, - Интернет. Повторяю: пока... Не уверен, что и эту отдушину не заткнут наглухо этак через годик, другой.
   
  ИРБИТ-БАЙКАЛОВО-ЕКАТЕРИНБУРГ, 28 МАРТА - 8 АПРЕЛЯ 2008.

P.S. Грустно, господа, досадно, что и среди интернет-пользователей нет людей, которые бы за пять лет после размещения текста оставили хоть один комментарий. А ведь к тому, о чем говорится в статье, никто не может и не должен оставаться равнодушным. Где разгневанное общественное мнение? Где возмущенный  гром колоколов? Когда, ну, когда мы заговорим в полный голос? Неужто лишь тогда, когда каждого из нас жареный петух клюнет в задницу?


Рецензии
Вот она реальная картина того, как реализуются президентские программы. Наверху шумят, а внизу - полный штиль.

Иванко 2   22.11.2013 18:22     Заявить о нарушении
Скажите, почему люди с вами столь откровенны? Вы даже иногда не спрашиваете, а они идут на контакт и откровенничают.

Иванко 2   14.12.2013 17:54   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.