Матрёнина радость. Часть 11

Буквально на следующий день, утром, земля задрожала под ногами у друзей, вышедших на ежедневную процедуру обливания. Сначала на горизонте послышалось глухое рычание танковых моторов и клубы дыма чёрного с белым. Потом показалось сразу три танка, шедших к деревне лесенкой, один за другим. Но танки эти были необычные, не такие, которые мы представляем себе. Вроде танк, как танк, только у него не было башни с пушкой, а впереди прикреплёно этакое стальное корыто с крутящимся с огромной скоростью шнеком. Он-то и захватывал снег, отбрасывая его метров на тридцать, пятьдесят, встроенной для этой цели трубой, повёрнутой вбок и вверх. Вслед на ними, шли ещё две тройки точно таких танков, но без шнеков, а со стальными ножами. Ими они добирали не взятый впереди идущими машинами снег, выталкивая его с дороги. И действительно, как говорил полковник – снег расчищен был до самой земли, а дорога стала такой широкой, что на ней свободно могли бы развернуться два «Белаза», не то, что легковушки.   
Вениамин, Пётр и Матрёна стояли у ворот своего дома, когда вся кавалькада танков, расчистив за одно и их улицу, повернула назад. Головная машина, поравнявшись с нашей троицей, остановилась. Из люка показался бравый лейтенант и отдавая честь, отрапортовал: задание выполнено, товарищ военврач, разрешите отбыть в часть! Разрешаю – вскидывая руку к шапке, проговорил с улыбкой Пётр. И надсадно, до звона в ушах, громыхая и лязгая по смёрзшейся до стальной крепости земле, кавалькада тронулась в обратный путь. А после обеда, на горизонте показалась рабочая «летучка» с тремя рабочими телефонистами. И тотчас, на деревянных столбах, под электрическими проводами появились провода телефонные. Дойдя до дома, провода нырнули к избе. Вскоре, новенький телефонный аппарат стоял на старом комоде, рядом с телевизором «Сони», любимой игрушкой Матрёны.  Вечером телефон вдруг ожил. Матрена подняла трубку, и с испугом проговорила в неё: Кто там? Это я, Матрёна.  И услышав в ответ – здравствуй Матрёна, хорошо ли слышно? Хорошо слышно, хорошо - ответила она. А где твои внучкИ, спросила трубка. Да во дворе, ответила Матрёна, водичкой брызгаются, баловники этакие. Передавай им привет, проговорила трубка. А ты чей будешь, спросила Матрёна трубку. А разве ты не узнала меня, ответила  трубка. Вот ни как не признАю, проговорила Матрёна. Ну, значит, долго жить буду, хохотнула трубка. Да это я, Сергей Сергеевич. Теперь-то узнаёшь? Ах ты, Господи, испуганно закудахтала старуха, как же енто я обмишурилась-то? Ни чего, Матрёна, не переживай. Буду чаще звонить, ты и привыкнешь. Передай своим, что завтра им пригонят машину. А в понедельник пусть приезжают в администрацию. Я их там буду ждать. Ладно, передам обязательно, проговорила Матрёна. И трубка залилась частыми гудками. Матрёна аккуратно опустила её на рычаги и перекрестила – мало ли чего.       

И у Вениамина Александровича, и у Петра Ивановича, «внедрение», как сказали бы в шпионских кругах, прошло гораздо легче и проще, чем они себе это представляли. Буквально через день-другой оба чувствовали себя в новой обстановке, как говориться, достаточно комфортно. Если это слово уместно в этом случае. Хотя, наверное, вполне уместно, если брать во внимание все те перипетии, произошедшие с ними обоими, за столь короткое, но достаточно жесткое, если не сказать - жестокое время. Не сговариваясь, они с радостью приняли всё новое, предоставленное им судьбой на данном отрезке жизни. И почувствовав свою нужность, изголодавшиеся по работе, по обществу, кинулись разгребать кучи проблем, которые будто бы только их и ждали. Новые же коллеги, увидев подобное отношение к делу, прочувствовав их душевный механизм, делали всё возможное, что бы хоть как-то попасться на глаза новому шефу, и сломя голову броситься выполнять ту, или иную его просьбу. И потом, во время обеда за чашкой чая или кофе, гордо констатировать, что ни кто из них, ни разу в своей жизни не видел более эрудированного, добропорядочного и знающего своё дело, начальника.
И действительно – и тот, и другой, не считаясь ни со временем, ни с самочувствием, использовали весь свой опыт, потенциал и огромное желание, для того, что бы вновь быть полезным. И работать, работать, работать так, словно именно этот день, или – именно это дело, было последним в их жизни.
Ну, насчет здоровья, я тут так, для красного словца ввернул(как-никак, возраст). На самом же деле, самочувствие друзей было великолепным. Именно – великолепным, а не – хорошим, удовлетворительным или нормальным. И хотя они не переставали делать по утрам весьма утомительные (для кого-то) физические упражнения и обливаться ледяной водой, Матрёна всё же каждый Божий день пичкала их своими настоями и отварами. Впрочем, они и не думали сопротивляться, а совсем даже наоборот, с удовольствием принимали заботы их дорогой ворчуньи.  И её труды не пропали даром.
Окружающие их люди, не переставали удивляться – откуда только берётся в их возрасте такая энергия, такая неуёмная, неиссякаемая жажда деятельности?
При всей своей загруженности, Вениамин, тем не менее, не забывал в любое свободное время записывать составы, пропорции, названия трав, которые использовала Матрёна в том или ином случае недуга. А сама-то, Матрёна - как же она счастлива вновь оказаться «при деле». Как же она тормошила, заставляла записывать «Веньшу» не только то, что производила сиюминутно, но и то, что вспоминала - тот или иной настой, отвар, смесь. Стопка дисков, на которую Вениамин «сливал» всю информацию по «фитотерапии», меж тем росла, вселяя в него благоговейный ужас и страх своим количеством с одной стороны, радость и гордость, с другой. Тут, пожалуй, одним «гроссбухом» не обойтись, радостно думал он, глядя на эту стопку. В скольких печатных томах может уложиться сохранённая Матрёной, вековая народная мудрость, Вениамин не мог даже предположить. Но, чем больше будет записано им, чем полнее и объёмнее эта информация дойдёт до людей, растерявших вековые традиции в связи с вынужденной урбанизацией, растративших в погоне за сиюминутным благополучием всё то, что накоплено было вековым опытом предков, тем больше принесёт она пользы, сохраняя многим здоровье, а то и саму жизнь. Вениамин на своём, достаточно трагичном опыте убедился в том, что - изучи в полном объёме знания знахарей, травников, костоправов, соедини все эти знания с традиционной медициной, может получиться такой симбиоз народной мудрости с наукой, при котором о многих болезнях, смертельно поражающих нынче, в недалёком будущем можно будет и не вспоминать.
Именно для этого он не пожалеет ни сил, ни времени. Оставалось только надеяться, что и ортодоксальная наука, увидев несомненный успех народного целительства, наконец-то снизойдёт до него своим вниманием и примет на вооружение то, что действительно сохраняет, улучшает, а в иных случаях и возвращает, жизнь. В прямом отличие от традиционного, медикаментозного лечения, «выпекаемого» в засекреченных медицинских лабораториях, на потребу дельцам от фармакалогии, давно потерявшим всякую человеческую совесть и счёт деньгам. И полностью пренебрегающим каким-либо состраданием и жалостью к тем, кого они обобрали и покалечили для достижения своих безразмерных амбиций.