Вечерний сеанс

-Столько разговоров об этом фильме. Может, сходим, сто лет нигде не были, - говорит жена.
-Пойдем.
Как будто он виноват в том, что давно  никуда не выбирались. Не раз предлагал, но она то занята, то нет настроения, то ещё какая-нибудь причина. Он и перестал звать её куда-то. Фильм, действительно, оказался интересным, заставлял думать, а это он всегда ценил. Вышел из зала задумчивый. Жена сунула руку под его, ну да, ей всегда нравится ходить под ручку, демонстрировать близость, или, может, утверждать тем своё право на мужчину. Сейчас это раздражало его, он думал о своей жизни. О том, что она пуста, что нет в ней сильных чувств, радостей и страданий.
-Не поняла, почему он ушёл? Ты понял? Скажи.
-Ты же смотрела, я что, должен пересказать тебе?
-Но я не поняла.
-Это твои проблемы, - огрызнулся он.
- Ты какой-то злой.
-Да, не злой я.
Как объяснить ей то, что она не способна понять. Либо ты понимаешь это, чувствуешь, либо нет. Ей подай всё в виде, доступном для её понимания, пережёванном. Женщины не любят думать, тем более о серьёзном, это их  раздражает, думать для них – это думать о чём то бытовом. И, вообще, не до неё ему сейчас. Надулась, ну и пускай. Хотя  жмётся упругим боком, делает вид, что всё хорошо.
- Переоденусь, поужинаем. Что ты хочешь? Картошку разогреть, или омлет сделать?
- Мне всё равно.
- Может тогда мясо поджарить?
- Я же сказал всё равно.
- С тобой ни о чём нельзя поговорить.
Ага. Только об том он и мечтает поговорить. Заговори о том, что мучает, тут же – не бери в голову. Не бери в голову, бери в рот, есть такая поговорка. Это она любила когда-то, давно было. Уходят былые интересы, пространство жизни сжимается всё уже и уже, как пирамида, вначале так широко, столько возможностей, но не использованы остались, и вот уже узкая вершина. И уже всё в прошлом, а впереди ничего.
Жена стянула платье через голову, повернулась спиной – Расстегни.
Груди выскользнули, провиснув под тяжестью. Надела халат, ушла на кухню. Он посмотрел по сторонам – всеобщий стандарт - стенка, диван, книжные полки, ничего своего, отличного от других. К кому ни зайди, везде одно и тоже. Обезличенные квартиры, обезличенные люди. Выпить бы, но  спиртного в доме нет. Впрочем вспомнил, где-то оставалась початая бутылка вина. Дерьмовое вино, но другого то нет.
Заглянул на кухню: Ты не помнишь, где у нас вино было?
- Здесь, в шкафу. Что это ты вдруг?
Лицо жены потеплело, не оттого, что выпить любила, подумала – выпьет, отойдёт, а то насупленный какой-то, может, злится оттого, что в кино его уговорила. Ни поговорить, ни приласкаться. Надо бы побаловать его в постели, хоть и устала за день. А и то, когда в последний раз было. Мужикам от нас одно надо, чтобы накормили да в постели потешили. Впрочем, не понять их, всё есть, а им ещё чего-то надо.
Поужинали, жена осталась на кухне, посуду помыть.
Муж прошёл в комнату, подошёл к окну. Тёмное небо, масляные квадраты окон напротив, везде ли такая унылая жизнь, или где-то любят друг друга, где – то кипит жизнь. Жена зашла, постелила постель, ушла в ванную. Включил телевизор, разделся, лёг. Жена вернулась в ночнушке, застиранной, полинявшей, пристроилась рядом. Прижалась тёплым боком, закинула руку на плечо. Не дождавшись ответной реакции, взяла ладошкой член, играя с ним, как делала обычно, когда он вызывал её на соединение.    Но в этот раз не он проявил инициативу, её попытки только усилили его раздражение. По телевизору показывали бокс, не любил его смотреть никогда, но сделал вид, что увлечён.
- Погоди, дай досмотреть.
Надулась, отвернулась к стенке. Понемногу  ему уже и бокс кажется интересным, любопытно, кто же победит. Но  в глубине понимает, что телевизор только способ уйти в себя, отвлечься. Бокс кончился, выключил телевизор, луна светила в окно ярко. Полнолуние, может оттого и его настроение такое. В полнолуние даже собаки воют. Он лежит без сна, мысли рассеянные, разбросанные, но он и не хочет в них углубляться, бередить себя. Жена лежит рядом, сбросила простынь, рубашка задралась выше пояса, чёрное пятно под животом. Когда-то засыпал, положив руку на её пушистый холмик, не мог без этого, и ей это нравилось. А иногда утром просыпался, а его член в руке спящей жены, словно боялась, что убежит. Со временем ушло, многое ушло. Положил руку на холмик, поискал расхождение. Жена проснулась: Отстань, не до этого. Злопамятная, теперь не скоро отойдёт, долго будет злиться. Женщина многое может простить, только не тогда, когда ею пренебрегают. Она же предложила себя, а он оттолкнул. Встал, вышел на кухню, раскурил сигарету. Вернулся, но сон уже не шёл.
- Ну что ты маешься?- проснулась жена. –  Неймётся, что ли? Ладно уж. Иди сюда, успокою.
Нащупала член, готовый уже, прижалась, привычно вправила. Покорная, податливая, давала так, как ему всегда нравилось. Расслабленный, уткнулся лицом в женское плечо, и заснул.