Золотая роза Шамета

   
   
   Школьный актовый зал. Наш первый "б" класс занимает всего несколько рядов слева от прохода к сцене. Идет урок пения. Лучи весеннего бледного солнца сквозь большие окна заливают зал и крупную фигуру темноволосого с посеребренными висками учителя. Мужчина, заложив руки за спину, мерно похаживает перед сценой. Мы с замиранием в сердце внимаем рокоту бархатного с проскальзывающей хрипотцой голоса - голоса так изумительно похожего на голос незабвенного Ираклия Андроникова.
   
   Слушаем не разудалую русскую песню, не романс, а ... роман "Три мушкетера" Дюма , наизусть без книги! С самого начала, не переводя дыхания, до письма Бонасье... А забытое фортепьяно обижено молчит в углу сцены. Неуместный резкий звонок прерывает захватывающее, с изображением в лицах, повествование. Иван Акимович смотрит на нас вдохновленными проницательными глазами и прощается до следующего урока. Следующего урока мы не можем дождаться..
   
   Но на другом занятии учитель решает не продолжать историю приключений мушкетеров из вольного романа Дюма, возможно из-за сложностей и возрастных нюансов сюжета. Вместо него нам предстояло узнать перипетии из жизни начинающего боксера, у которого порой не хватало денег на свежий бифштекс, придающий силы....
  Эта история вызвала жаркое сочувствие у всего класса, особенно у мальчишек.
   
   Так, в живой речи, для нас оживали герои Джека Лондона, О. Генри, Гаршина, Паустовского и Беляева. На один рассказ хватало одного или двух уроков. Романы подавались сериями, и могли длиться целую четверть. И как заправский рассказчик Иван Акимович обрывал повествование на самом интересном месте.
   
   Нет, конечно, мы еще и пели! Но, недолго, в первой половине урока, остаток времени которого полностью был посвящен магическому театрализованному действу. Ибо, безусловно, Иван Акимович не только обладал феноменальной памятью, но и актерским талантом.
   
   А началось все с неожиданного, после окончания хорового пения, вопроса: "Ребята, а вы любите книги?" Иван Акимович, не дожидаясь ответа, вдруг стал вспоминать о своем детстве, о том, как он любил читать. И часто читал ночью, втайне от родителей, с фонариком под одеялом. Рассказывал, что со временем, став взрослым человеком, собрал большую библиотеку любимых произведений.
   
   Книги давал читать друзьям и ученикам, среди них был мальчик, который уже в первом классе прочитал "Трех мушкетеров" и постоянно брал у Ивана Акимовича все новые и новые произведения. Учитель восхищался школьникам, утверждая, что в разговоре  мальчик, благодаря своей начитанности, проявлял ум вполне взрослого человека.
   
  Так, невольно, от рассказов о своей любви к чтению, перешел на пересказ доступных первоклассникам, по его мнению, произведений. Одно из них "Ариэль" пересказывал несколько месяцев. Не ведаю, было ли так с другими классами, но в лице нашего, Иван Акимович, нашел самых благодарных слушателей. Дисциплина на его уроках была безупречной.
   
   Больше всех в мое детское сердечко запал печальный рассказ Паустовского "Золотая роза"о бедном Парижском мусорщике, годами просеивающем мусор из ювелирной лавки ради золотой пыли. Его звали Шамет, веря древней легенде, он мечтал сделать из пыли золотую розу и подарить чудесной девушке Сюзанне на счастье. Но, к сожалению, сделав розу, умер, так и не сумев передать драгоценный  цветок той, кому он предназначался. Всем ребятам было бесконечно жаль Шамета и того, что золотая роза так и не попала в руки прекрасной Сюзанны.
   
   Своими рассказами учитель пения пробуждал интерес к чтению, воспитывал будущих Читателей. Будил наше воображение, ум... и душу. Не сразу, а много позже держа в руках Гаршина или Лондона, не раз испытывала радостное узнавание героев и сюжетов, и очередной раз поражалась памяти Ивана Акимовича.
   
   Единственную вещь, озвученную нам учителем, так и не нашла - приключения Ариэля. Читая "Ариэль" Беляева, осознала, что этот роман нисколько не похож на фантастическое повествование Ивана Акимовича. И иногда думаю, не сочинял ли он сам? И не были ли мы свидетелями его бурлящей фантазии?
   
   Учитель жил вместе с женой и дочерью,старшеклассницей французской школы, в доме напротив нашего, был знаком с моим отцом. Чуть ли не с первого класса, постоянно хвалил мою музыкальность, просил родителей отдать дочь в музыкальную школу.
  - Отдайте девочку в музыкальную школу, отдайте девочку.., отда..., - повторял при каждой мимолетной встрече.
   И наконец, только через три года, когда родители сочли возможным самой добираться на троллейбусе до места учебы, меня отдали обучаться на класс "скрипки".
   
  Я, конечно, как все девочки, с первого класса мечтала о фортепьяно, но в нашей семье не было средств ни на покупку инструмента, ни на оплату обучения. Зато скрипка стоила намного дешевле. И плата за обучение - почти в десять раз меньше, чем на фортепьяно. И главное, прав был Иван Акимович, приемная комиссия сочла меня достойной этого удивительного музыкального инструмента.
   
   К сожалению, из-за собственной ранимости и обидчивости, и в какой-то степени легкомыслия, несмотря на явные способности, о которых говорили, так и не окончила музыкальную школу, проучившись всего четыре года. Да, я не стала музыкантом, и никогда не стану ни писателем, ни поэтом, к сожалению, но как Читатель состоялась. В том числе и благодаря Ивану Акимовичу.
   
  Тридцать лет спустя, во время незапланированного спонтанного 'дежавю' в Воронеж, навестила Марину, как звали дочку Ивана Акимовича. Она жила в том же доме, в той же квартире, вдвоем с взрослым уже сыном, крупным темноволосым молодым человеком, очень похожим на своего деда в молодости. Иван Акимович ушел из жизни в 1977 году, через год после моего переезда в другой город, когда я уже училась в девятом классе, и находилась примерно в том же возрасте, что и Марина во времена, когда Иван Акимович преподавал пение в моем классе.
   
   Марина была первой красавицей нашего двора, с длинными темно-каштановыми шелковистыми волосами, убранными не туго в косу, струящуюся по спине, так что пряди волос свободно спускались на лицо с тонкими правильными чертами. С подружкой Олей мечтали о такой фигуре, как у Марины. Уже взрослой девушкой, проходя летом по зеленому от множества деревьев двору, она иногда подходила к малышам, играющим на детской площадке, ласково брала меня или мою сестренку на колени и недолго тихо раскачивалась на качелях.
   
   После окончания школы, с "тройкой" по алгебре, Марина за компанию со всем классом, поступила в Университет на... "прикладную математику". Не скрою, моему отцу пришлось помочь Ивану Акимовичу осуществить каприз любимой дочери. На первом курсе Марина вышла замуж за обожающего ее, самого умного в группе однокурсника.
   
   В пору ухаживания яркий, черноволосый молодой человек часто провожал девушку вечерами с занятий домой. Марина, поцеловав друга на прощанье, скрывалась в своем подъезде. А юноша до глубокого вечера сидел за столиком на улице под окнами и мечтательно наблюдал за мелькавшим в освещенным окне на втором этаже силуэтом Марины. Влюбленные всегда ходили вместе, и даже после свадьбы, исключительно взявшись за руки, являясь предметом зависти и пересудов всего двора.
   
   Потом, как выяснилось, по каким-то неведомым причинам, коими мне показалось интересоваться бестактно, супруги развелись. Хотя, догадаться не трудно, черные девяностые годы сломали много и многих. А Марина стала... кандидатом математических наук и преподавателем  высшей математики в Университете.
   
   Когда писала незатейливую новеллу об Иване Акимовиче, вновь перечитала "Золотую розу", и последние предложения рассказа, над которыми не задумывалась в юности, вдруг необычайно поразили меня.
   
  "Каждая минута, каждое брошенное невзначай слово и взгляд, каждая глубокая или шутливая мысль, каждое незаметное движение человеческого сердца, так же как и летучий пух тополя или огонь звезды в ночной луже, - все это крупинки золотой пыли.
  Мы, литераторы, извлекаем их десятилетиями, эти миллионы песчинок, собираем незаметно для самих себя, превращаем в сплав и потом выковываем из этого сплава свою "золотую розу" - повесть, роман или поэму.
  Золотая роза Шамета! Она отчасти представляется мне прообразом нашей творческой деятельности. Удивительно, что никто не дал себе труда проследить, как из этих драгоценных пылинок рождается живой поток литературы.
  Но, подобно тому, как золотая роза старого мусорщика предназначалась для счастья Сюзанны, так и наше творчество предназначается для того, чтобы красота земли, призыв к борьбе за счастье, радость и свободу, широта человеческого сердца и сила разума преобладали над тьмой и сверкали, как незаходящее солнце".
   
   И мне подумалось, что в наш иронично-унылый подлый век, эти слова могли бы стать путеводной звездой для многих авторов.
   
   декабрь 2012