Эзос мачалка... Дворовая мочалка

  Тбилиси всегда был городом колоритным, многонациональным. Каждый народ внёс определённую толику во взаимодействие языков и создание чисто тбилисских словечек и выражений. Порой, грустное перекликалось с необычным тбилисским юмором, который был понятен только нам – тбилисцам.
Тбилисец – это определённая национальность. Те, кто свою жизнь связал с этим удивительным городом, пользуются смешанно-тбилисским языком до конца жизни.
В старых домах Тбилиси, некогда принадлежащих состоятельным людям, обычно на нижних этажах размещались флигели. Когда-то в былые времена там жила прислуга. При Советах они превратились в обычное жильё тбилисских горожан. На улице Советской, что находилась в районе Нахаловки, во флигелях жили «понаехавшие» из грузинских деревень и из бывших советских республик.
Наш двор не был исключением. Это был типичный тбилисский дворик. Кто только в нём не жил.
В одной из пристроенных к флигелю комнат проживала Иванова. По сегодняшний день не знаю её имени. Весь двор называл её Иванихой. Иваниха была представительницей самой древней профессии. Её клиентами в основном были иностранные студенты. Она была шумной и очень общительной дамой бальзаковского возраста.
После очередного "клиента" Иваниха высовывалась на свой маленький, пристроенный к одной комнатке балкончик и на весь двор орала: «Чатлах, так мало заплатил. А ещё говорит, что из Кумаруна!»
Нам, детям, не совсем была понятна география, где находится этот, очевидно, Камерун, но всем было ясно, что у Иванихи был "чатлах". По-нашему — плохой человек.
Однажды, когда мне соседский мальчишка подставил подножку, и я свалилась, при этом в сердцах выдавив Иванихин "чатлах", то получила сразу дополнительную затрещину.
Иваниха, как и мой папа, не могла выговорить слово «Азербайджан»:
— У меня сегодня был асейпаржанец — бозис швил. Деньги не дал.
Последнее нами легко усваивалось. Когда узнали значение, то было не очень смешно. (Бозис швили — ребёнок ****и).
Рядом с Иванихиной пристройкой была такая же однушка. В ней жила тётя Вера (Верико). Она была из "понаехавших", из Кахетии. Добрячка необыкновенная. За чурчхелой или сухим корольком мы бегали к ней. Можно было не просить — она сама догадывалась, что визит наш — неспроста. Верико не выносила Иваниху. Когда та кричала на своём крыльце так, что было слышно всему двору, она за словом в карман не лезла:
— Каи ра, прекраты страковать. Не стракуй!
Это слово — производное от слова "траки" — жопа. Значение его — прекрати выпендриваться.
Однажды в соседнем дворе скончался мужчина. В убани он слыл большим скандалистом. Утром тётя Вера спрашивает нашего соседа:
— Шалико, ра мохта ам сацодавс? (Что с этим несчастным случилось?)
Иваниха тут же присоединилась к вопросу. Шалико повернулся к ней и громко во всеуслышание объяснил:
— Ат рака. (От рака, мол, скончался).
Реакция Верико последовала мгновенно. Она на весь двор выдала:
— Атрака, атрака, да гардаицвала... (Довыпендривался и умер).
Так и запомнилась эта фраза на всю жизнь.
Мода на мини, которая зародилась в Союзе ещё в 60-х, была отменной во всех смыслах — не только экономия ткани, но и возможность демонстрации нижних конечностей, если, конечно, было что показать. Однажды, когда я спустилась во двор, неугомонная тётя Верико мне кинула вослед:
— Я твой фасон опрокинула...
Где ещё можно услышать такую музыку слов? Только в Тбилиси!
Соседка наша разводила кур. Так возникла ячейка натурального хозяйства рядом с нашей квартирой. Куры исправно несли яйца. Их собирали, и в голодные 80-е это было хорошим подспорьем. Старший сын нашей "ветеринарши" был любопытным и нетерпимым малым. Указательным пальцем он, как скальпелем, внедрялся в куриную задницу, проверяя наличие яиц.
Увидев эту вакханалию, мамаша заорала на весь двор:
— Твою мать, куриный гинеколог, перестань вызывать преждевременные роды!
Перлы нашего двора!
Тбилисская свадьба — это не только ритуал. Нечто особенное, незабываемое! После первой брачной ночи всем интересно знать — невеста "дэвушка", или, не дай Бог, нет. Утром слышишь:
— Рава… а? Целка, или?
Обычно утром невеста оказывалась "целкой". Иначе никто бы и не рискнул выйти замуж. Традиции в Грузии оставались консервативными.
На свадьбах гудел весь двор. Вся ребятня сбегалась на запах шашлыков и разных вкусностей. Дворовые столы ломились от всевозможных яств... Ох-х-х, уж эти тбилисские свадьбы!
Тётя Натела со второго этажа, из семьи зажиточных по тем временам грузинских евреев, слыла великолепной хозяйкой и стряпухой. Перед праздниками она делала огромное количество колбасок, которые вывешивались за окном и некоторое время сохли без марли. Это был наш улов.
Ванная комната нашей квартиры упиралась в угол окна, за которым Натела вывешивала копчёности. Мальчишки соорудили крючок, привязанный к длинной деревянной швабре. Этим приспособлением легко было стаскивать колбаски, висевшие на верёвочке. Их количество постепенно уменьшалось. Никто не мог догадаться, чьи это проделки. Дворовые пацаны были в полном восторге от моего "гостеприимства" и разделяли со мной добычу.
Однажды рано утром через распахнутое соседское окно раздался громкий голос, по силе амплитуды равный грому и молнии, тёти Нателы. Она, высунувшись из окна, орала:
— Федерасты, тквени дедац ватире, гётферанебо! Это не фтыцы — это чатлахи, но как?!
(Пидерасты, я вашу мать, жопошники! Это не птицы — это подонки, но как?!)
Мы поняли, что обвинять птиц долго не станут, и прекратили таскать колбасу.
Утро нашего двора всегда начиналось с возгласов продавцов. Кукурузные шарики — бати-бути, зелень, разные солёности: джонджоли, перец, мочёный чеснок. Домашний, деревенский мацони привозил один и тот же очень колоритный разносчик на ослике. Он так орал во всю глотку: «Бати-бути, бати-бути, мацони, свэжая мацони, цыцмата!» — что будильник в доме можно было не держать. Все жители выбегали во двор — в чём спали. Картина была ещё та, только писать маслом! Шалико — в кальсонах, Зойка — в ажуре, Иваниха — в каком-то пииинюааре...
Торг шёл полным ходом. После ухода торговца двор затихал.
Любая дворовая проблема решалась сообща. Когда не было воды (что случалось не редко), все делились набранной заранее — в банках, бутылках, выварках. Если что-то у кого-то портилось, то приглашались Иванихины "фраеры", которые за стакан чачи (грузинской виноградной водки) чинили всё.
Достоянием двора была Ника. Внучка известного оператора, снимавшего "Капитана дальнего плавания", — дочь балерины местного оперного театра, которая утверждала, что виделась со знаменитым Карузо и он ей целовал руки. Ника, как и Иваниха, рано начала вольготный образ жизни ночной бабочки. Уровень её клиентуры был выше иванихинского, и к нашему двору начали подъезжать «Волги», «Фиаты» — что было для того времени неплохо.
Одевалась Ника безвкусно, вызывающе, ярко. Но какая это была почва для разговоров в нашем дворе! Шалвович её называл «эзос мачалка» — дворовая мочалка. Ника здорово пила, много курила, и частенько её возвращали не совсем адекватной. Если кто-то осмеливался спросить: «Сад икави, Ника, джан?» (Где ты была, дорогая Ника?), — можно было получить шквал "нежности":
— Дакети шен протезиани пири, мосаткнават дабадебули! (Заткни свой протезный рот, рожденный для ебли).
Просто фонтан речи! От Ники мы научились многому. Меня она обожала и постоянно дарила сладости, жвачки (страшный дефицит), заколки для волос.
— Какой сладкий парцуф у тебя! (Какое сладкое лицо...)
Так она выражала своё "нежное" ко мне отношение.
— Девочка, никогда не пей, как я, не кури как я. И вообще, никакие другие вещи не делай, как я.
Печально было узнать, что Ника спилась.
Если и есть ностальгия, то она связана с нашим детством, с нашим тбилисским двориком.

Многолик был тбилисский наш ник…
Вонцес, рава хар, натерсен — живы?
Там сложился наш общий язык.
Был по-своему — красноречивый…

Авлабарский цвет красных волос,
Молоканский базар, «Дезертирка»…
Вор в законе в Нахаловке рос,
А в Ваке — антикварная бирка.

«Площадь Ленина», клумбы из роз,
«Руставели» — несопоставимо…
«Чашка» многим здоровье здесь нёс,
С Синагоги еврейской, вестимо.

По утрам — «бати–бути» в обмен
На бутылки пустые с запаса,
Фрукты — с Веры, сапожник Сурен
Подбивал всем подошвы с припаса
.
Заиграет шарманщик — кинто
Песнь — элегию местных мотивов,
И почувствуешь всей остротой
Колорит всех кавказских «архивов»…

Сухишвилевский танец — балет!
«Сердце гор» — гений Чабукиани…
Параджановский был этикет…
Театральной элиты — гулянье!

Школа, парк утопал в тополях…
У уборщиц — французский свободный,
Из дворян, что была в соболях —
Комнатушка едва в подворотне…

Так и жили, как в общем дворе.
Если бился стакан — то дарили…
Общим было тепло в сентябре.
Мы любили, любили, любили…

Н.Л. (с)

(Вонцес (арм.) — как дела?, рава хар (гр.) — как дела?, натерсен (азерб.) — как дела?)

Н.Л.(с)