Сломанная молния

Hands up, baby, hands up
Gimme your heart, gimme, gimme your heart
Give it, give it
Hands up, baby, hands up
Gimme your heart, gimme, gimme
All your love, all your love...

Подруге моего детства посвящается.

Скоро  Новый Год и радость от предвкушения всеми любимого праздника- дразнящая, как запах мандаринов, и немного детская – от  присутствия  в квартире живой ёлки, которая уже вполне обжилась  рядом с окном, и поглядывает на улицу с гордостью красавицы  в кокошнике  на пышных зеленых волосах.

Еще месяц назад было решено, что отмечать  я его буду у старой школьной подруги Анютки, родители которой должны были уехать  в  гости на всю новогоднюю ночь. С моими было согласовано, что по традиции мы встретим новогодний бой курантов всей семьей, после  чего я могу «идти к друзьям». Друзья были еще те, т.е. вообще никакие не друзья, а сокурсники моей подружки, с которыми мне предстояло сначала познакомиться, а потом радостно повеселиться. Эта перспектива вселяла романтический энтузиазм, ведь  Аня  училась в Энергетическом институте, где  мальчиков  в её  в группе было больше чем  на всем курсе моего Текстильного « института благородных девиц».

 
Новый 1981 год спускался  с небес на струях дождя. С неба лило так, что остатки случайно выпавшего в декабре снега, казались  уже ненужным  атрибутом зимы. Казалось, что после осени наступило неизвестное доселе время года  и осталось только придумать ему  правильное название. Я шла из магазина с банкой майонеза  для оливье и батоном белого, глядя  на  спешащих к праздничному столу улыбающихся людей,  весело прыгающих  через лужи, на  блестящие елочные  игрушки, все в каплях дождя, висящих  на ели, гордо возвышающейся на центральной площади города,  и на молодого папашку,  смешно тянущего  по лужам  одной рукой  полуободранную елку, а  другой орущего мальчугана.  В другое время, было бы грустно от такой погоды, промозглой сырости, продирающей до костей сильнее сибирского  мороза, но сейчас, в канун Нового Года, само ожидание радости от праздника и небольших каникул, вызывало душевный подъем и хорошее настроение.


И вот, наконец, он наступил! Торжественный момент перехода из Старого года в Новый, как обычно, показался мне волшебным перемещением с помощью машины времени. Успев загадать столько  желаний, сколько вместилось в двенадцать ударов Кремлевских курантов, я выпила бокал шампанского, ставший для меня доступным в стенах родного дома  только после окончания школы.  Всё, мне пора! Я иду одеваться  и достаю заранее приготовленную красную водолазку и  узкие, модные джинсы.  Надев водолазку, я втискиваюсь в джинсы, и потянув  за пояс джинсов кверху, прыгаю три раза, вколачивая  себя окончательно во вторую  джинсовую кожу.  Теперь, не менее трудная задача - застегнуть молнию. Осторожно, не дыша,  работая как сапёр, я тяну за собачку сантиметр за сантиметром. Когда остается каких-то пара сантиметров, вдруг открывается дверь и в комнату влетает, вся светящаяся от радости, младшая сестренка. Дед Мороз  принес ей куклу, которую она и совала мне сейчас в самый нос. Забыв о технике безопасности, я дернула  молнию сильнее, и в ту же секунду поняла, что случилось что-то нехорошее. Так и есть,- молния сломана и джинсы орут от ужаса, широко открыв свой железный рот. Я ору тоже, страшно выпучив глаза на сестру, а  она орет еще громче от  страха, что я ее сейчас убью.  Паника охватывает меня, так как в моем гардеробе  только одни джинсы, а серые шерстяные  брюки в полоску и плиссированная юбка,- смертельно уставшие от хождений в институт, ни за что не пойдут на новогодний праздник.  Остается только одно спасение- булавка и эта  спасительная мысль для меня, как шлюпка- для тонущего корабля. Все перевернув вверх дном, я не нахожу ничего лучше, кроме громадной старой булавки, которая смыкается на молнии, словно железные челюсти бультерьера.


Я остаюсь довольна результатом, уверенная, что булавка ни за что не подведет, и натянув водолазку сверху на джинсы,  убеждаюсь, что разрушений не заметно, а мой наряд: джинсы и водолазка  в обтяжку на стройной фигуре,  выглядит даже очень неплохо. Сказать по правде, я кажусь себе красавицей и всей душой надеюсь, что какой-нибудь симпатичный парень сегодня не останется ко мне равнодушным. Мне 18 лет, я ужасно романтична, невинна, строго воспитана  и у меня еще нет парня.


И вот я звоню в дверь,  прислушиваясь к веселой и зажигательной музыке группы Оттаван, доносящейся вместе с дружно подпевающими молодыми голосами: «Hands Up, baby hands up» и допеваю про себя пока жду когда мне откроют : «Gimme your heart, gimme, gimme your heart». Дверь открывается и меня накрывает веселым гамом от хохота и топота танцующих.  Анька обнимает меня, какой-то паренек Саша или Сережа уже стаскивает с меня пальто,  и я вхожу в зал для пиршеств - восемнадцатиметровую гостиную с чешской  стенкой, где сияет немецкий сервиз «Мадонна», с  диваном-книжкой, на котором плотно, как страница к странице,  устроились рядом и на коленях друг у друга  человек семь молодых людей разного пола. Все уже хорошо подшофе и я своим трезвым глазом быстро оцениваю обстановку.

Таак, человек двенадцать-тринадцать, не меньше, ребят насчитываю  сходу пять - не плохо. Вон тот черненький даже очень ничего,- успеваю ему улыбнуться, и он мне улыбается в ответ. «Штрафнууууую», - орут дружно молодые глотки, и мне подносит граненый стакан, как я думаю водки,  хитро улыбающийся прыщавый парень, из тех противных, у кого вечно влажные ладони и дурно пахнет изо рта. Черненький смотрит на меня с интересом,  и я не хочу упасть в грязь лицом.

 Придав лицу порочное выражение «мы пить умеем»,  я беру сосуд веселья из влажных ладоней прыщавого  и, вспомнив  кадр из какого-то военного фильма, опрокидываю его  в несколько глотков под громкие вопли слуг Бахуса: «Пей до дна, пей до дна!»  Допив, я чувствую, что не могу дышать и стою, вытаращив глаза, ощущая во рту огонь, медленно сползающий по горлу все ниже и ниже к желудку, который уже почувствовал недоброе и заранее дал сигнал, что  отказывается это принять.  Я стою с открытым ртом, медленно осознавая, что в меня коварно  влили слегка  разбавленный спирт. «Пить»,- молю я, и мне кто-то опять подает стакан жидкости, похожей на  сок, который я с жадностью осушаю. Меня передергивает от отвращения, но слишком поздно - это было дешевое белое вино. Музыка в моих ушах ослабевает, звуки просачиваются в мое сознание, как сквозь вату. Мне надо прилечь.


 На ослабевших ногах я добираюсь до спальни Аниных родителей, почти без чувств падаю на атласное покрывало в красных маках, и подложив под голову игрушечную корову, издавшую недовольное «мууу», практически сразу начинаю немыслимый, непрекращающийся и мучительный  полет по спирали куда-то вверх и вверх, наверно,  к сверкающим звездам. Сколько я так пролежала, вернее, пролетала,  не знаю. Веселье в соседней комнате продолжалось без меня, так со мной и не начавшись. В спальню  кто-то периодически заходил, хихикал, шушукался, доносились приглушенные звуки разговоров, поцелуев.  Мое сознание продолжало вяло фиксировать происходящее вокруг, но тело на внешние раздражители не реагировало вовсе, неподвижным бревном задавив корову на атласной поляне  кровати.

Вдруг, мой одинокий  полет  был нарушен. Скрипнула кровать и рядом со мной и коровой я ощутила чье-то присутствие. «Детка, ты как?», - до меня донесся мужской голос. Мы тебя потеряли…» Веки отказываются  приподняться даже на миллиметр, но я уверена, что это  черненький, на которого я положила, трезвый еще, глаз. Он пододвинулся ближе и его рука  уже гладит  мои волосы. «Муу»,- это корова, которую опять больно прижали. Рука опустилась ниже. «Муу», - это  я, не желающая знакомиться с черненьким сразу так близко. Он очевидно понял мое «му» как ободрение, его рука опускается  еще ниже и уже свободно шарит  под водолазкой, расстегивая крючки бюстгальтера. Я пытаюсь  пошевелиться, но мое тело,желающее выразить протест, словно ватное,  и состояние странного оцепенения,  скорее, похоже на сон, чем на реальность. В дополнение к этому, продолжается  мой  полет к звездам и на какой-то момент, мне кажется, что я уже совсем оторвалась и от атласно-маковой поляны, и  от земли,  и от чьих-то настойчивых рук, которые…

КОТОРЫЕ СНЯЛИ С МЕНЯ ВОДОЛАЗКУ И, ПЕРЕВЕРНУВ БЕСЧУВСТВЕННОЕ БРЕВНО, НАЗЫВАВШЕЕСЯ ПРЕЖДЕ МОИМ ТЕЛОМ, ВОЗЯТСЯ С МОИМИ ДЖИНСАМИ. И, по-видимому,  уже давно... Я, наверно, в очередной раз вырубилась, пока скользила по Линии Кармана планеты Земля, готовясь  к выходу в открытый Космос, и пропустила  целый акт  спектакля со своим участием! Собрав все силы,  я  открываю  глаза, постепенно возвращаясь на землю, в свое тело, на атласную маковую поляну и вижу  рядом с собой…никакого не черненького, а ПРЫЩАВОГО, который пыхтя и чертыхаясь, усиленно возится с молнией на моих  джинсах, безуспешно  дергая ее вверх и вниз.  Орудуя, как  домушник, уверенный, что все квартиранты уехали на выходные на дачу и ему никто не помешает, он сосредоточился на молнии, движимый одной целью - сорвать с меня джинсы. Для чего, было ясно даже мне - неиспорченной институтке первого курса.


Честно скажу, если бы это был черненький, удар моей пяткой в белевший в темноте прыщавый блин, был бы не такой силы, но всё-же, вполне достаточный   чтоб отлететь метра на два от маковой поляны, от раздавленной на ней коровы, и от пришедшей в себя девушки, о которой позаботился ее ангел-хранитель, скрепив намертво булавкой   молнию на ее джинсах, сохранив ее от грубого надругательства, но, не сохранив прыщавого носа, смачно хрустнувшего под веселую мелодию «Hands up, baby, hands up…»

Картинка отсюда http://www.bing.com/images/search