День анашиста

Конюшня колхоза напоминала четырехугольную крепость. С востока - глиняная стена высотой три с половиной метра, с юга – большие ворота. Метров на семнадцать стена, и дом. Большую часть дома занимала семья конюха. А в небольшой его части сохранялся инвентарь - седла, хомуты и прочее хозяйство.
Всю северную и западную части сооружения занимала конюшня. Лошади размещались в два ряда с широким проходом посередине. Стойла были просторные и лошади привязывались головами к стенам, где располагались кормушки. С северной и западной части конюшни стены были глухие, без окон. С двух других сторон - окна итальянского типа - размерами один  на два метра. Они выходили во двор и нередко служили проёмами для выбрасывания лошадиного навоза, который убирался один раз в год. А потому к концу года уровень отходов доходил до проёма окон.
Летом в Гиссарской долине температура воздуха поднимается до сорока с лишним градусов в тени, поэтому навоз под стенами конюшни высыхал очень быстро, так что мухи в нем не плодились. Частенько его забирали для изготовления больших глиняных кирпичей размерами 20x20x40 сантиметров.    Изготавливая такой кирпич-сырец, мелко дробленый пшеничный стебель-саман, который   русские называют половой, и лошадиный навоз добавляли в глину. Для надёжной связки и чтобы она быстро не трескалась при сушке кирпичей на солнце или штукатурке стен. Потому-то кирпич и называется саманным. Вот из такого кирпича сделана конюшня. И не только. Восемьдесят процентов честных и колхозных зданий были сделаны из  глиняных кирпичей. Зимой в таких строениях тепло, летом прохладно, а звукоизоляция - лучше не придумаешь.
Но летом окна и двери конюшни открыты. Когда ветеринарный врач Анатолий Григорьев подходил к конюшне, его конь по кличке Локай приветствовал своего хозяина ржанием. Поразительный у лошади слух. Она во всех отношениях, была просто особенная и преданная хозяину, как  собака. Единственный, кого она ещё подпускала к себе в силу необходимости, был конюх. Он кормил её клевером, изредка - овсом, как и других лошадей.
Анатолий зашел в конюшню, поприветствовал конюха и его помощника. Подседлал коня и - в путь, по фермам колхоза. Там, на фермах, было много крупного рогатого скота, свиней, кур. На выпасах в горах - овцы. Хорошее все-таки было время! Работали хорошо и много, а значит, и богатства было много, а главное - всё наше, колхозное. Только вот кого кормили и куда вывозили наше добро? Ну, это уже другой вопрос...
Когда Анатолий выезжал с конюшни, то до правления колхоза конь  шел шагом. Миновав контору, он переходил на рысь. А когда выходили на просёлочную дорогу, то километра полтора до фермы конь переходил на галоп. И не надо было его подгонять. Это было изо дня в день. Все дороги района были ему знакомы - он сам знал, где и как идти и когда переходить на рысь или на галоп.
 Метров за четыреста до фермы конь с галопа перешёл на шаг. По дороге встретился человек: чуть выше среднего роста, худой, черный, от загара. Он тоже шел в сторону фермы. Григорьев поприветствовал его:
-  Ассалами – Аллейкум, Ишмат-Ака. Куда путь держишь, брат?
- В кишлак.
Ишмат-Ака был прекрасным работником. Он делал самые лучшие в  округе тандыры  - печки. В этих тандырах пекли лепешки, самбусы, делали запеканки из молодых барашков и многое другое. Это был хоро¬ший человек – мягкий,  отзывчивый, хлебосольный. Умел зарабатывать деньги. Но имел один дефект: он был наркоманом, употреблял опий.
Когда Анатолий внимательно оглядел Ишмат-Ака, то увидел на задней части его худой фигуры, чуть ниже талии, до самых пяток, были мокрые штаны. "Да у него грандиозиус профузис поносис", - подумал доктор. Когда у пожирателей опия начинается ломка, за счет жидкого водянистого испражнения у них идёт сильное обезвоживание организма. Видимо, от этого они тоже получают какой-то кайф.
Узбеки употребляют опий внутрь. Не умеют пользоваться шприцем как «сарматы», которые играют на венах. Однако опий убивает медленно, но уверенно и тех, и других.
Когда-то этот кишлак был украинско-русским и назывался "1-е Мая". Это место облюбовали бывшие ссыльные из Поволжья - русские и украинские "кулаки". Десятка три-четыре домов сделанных из саманного кирпича, были выбелены белой глиной. Издали они смотрелись как пасхальные яйца. Кишлак имел одну улочку.
А когда украинцы и русские  уезжали, дома продали местному населению. На стенах домов стали сушить коровьи кизяки, и теперь белыми они больше не бывают. Поселились здесь главным образом узбеки - животноводы, хлопкоробы, да еще несколько семей афганцев, которые исторически давно жили в этих местах.
Афганцы занимались выращиванием и изготовлением курительного табака, который кладется под язык, мака и конопли. Если мак выращивали, открыто, то с коноплей дело было сложнее. Бульдозером или экскаватором они делали в конце огорода траншеи метров по пять-десять шириной, а в длину - насколько позволял огород. В траншею завозилась черноземная земля. Вот здесь-то и росла конопля. Под жарким солнцем Азии, на черноземе, она вырастала более трех метров в высоту, а у корня толщина её была с человеческую руку. И чтобы спрятать коноплю от посторонних глаз, по краям
траншеи плотными рядами сажали кукурузу.
Осенью коноплю срезали и изготавливали анашу. Она напоминала тесто, приготовленное для резки на лапшу, может, чуть твёрже, но с присущим специфическим запахом. С каждой траншеи получали по два-три килограмма анаши - в зависимости от площади посева. Кусок анаши заворачивали в тряпку, обработанную жирами животного происхождения, и клали в большую сумку, наполненную спелыми кисло-сладкими гранатами, которые, якобы, везли продавать. Транзит шёл через Куйбышев на Новосибирск и далее. Пересадки в Ташкенте или в Оренбурге были опасны. Милиция и КГБ этих городов работали четко и отлажено до мелочей.
Вот сюда, в гости к афганцам, и шёл узбек.
Попрощавшись с Ишмат-Ака, доктор поехал дальше. В конце кишлака стояла молочно-товарная ферма. Сюда прокладывали водопровод. Ранее уютная ферма, с чистым, громадным двором, через который проходил небольшой арык с чистой водой, ныне была раскопана. Арык был 80 см шириной и 40 см глубиной. Анатолий завёл своего коня внутрь фермы, снял уздечку, привязал, отпустил слабее подпругу и дал своему коню комбикорма и клевера. И только потом пошёл осматривать телят и коров.
Часам к двенадцати дня, когда Анатолий закончил работу, к нему подошли  заведующий фермой и зоотехник Джалилов. Втроём вышли во двор, где лежали пачками, скрученные проволокой, трубы большого сечения. Кое-где эти пачки труб, сложенные друг на друга, образовывали "пирамиды", метра полтора высотой. За одной из таких "пирамид" сидели восемь рослых здоровых парней. Дым "коромыслом" поднимался над их головами.
 Заведующий фермой пояснил: "Эти ребята - сантехники, прокладывают водопровод. Всем афганцам провели воду, сделали "гусаки" во всех частях огородов. Кому-то и в дома ввели воду - и всё из наших труб! Траншеи засыпали - сделали цементные дорожки, стояки для воды тоже сделали из наших труб большого сечения. Они меня достали! На ферме все раскопано, ребята сидят и курят анашу. Пойду к ним, стану говорить, парни мы вас кормим, алюминиевый завод вам платит зарплату, завод шефствует над нашим колхозом, а вы дурака валяете!»
А они в ответ:
- Чувак, ты нам не начальство.
«Я пошел к афганцам и пригрозил, что отключу воду и повыворачиваю трубы. Они уходят от прямого разговора – знают, что ничего я им не сделаю. А сантехники – сборная Союза – слетелись, как коршуны, на заработки. Зарплата на заводе по 500-600 рублей – чего бы ни жить?! Накурятся анаши и идут обедать. Едят как скаженные. По 2-3 буханки серого хлеба на одного человека съедают. По чашке шурпы или мастобы (разновидность супа), выпивают мгновенно. Это надо видеть. Смотрят друг на друга и смеются, как заводные. Ахмак одам – дурные люди, глаза как у бешеных собак».   
Поговорив ещё некоторое время, они разошлись, а Анатолий остался. Он подошёл к окну, напротив которого сидели курильщики анаши, взял два больших камня-окатыша и через открытое окно бросил их один за другим на трубы. Сам же, быстро перебежал в другое помещение. Удар камней, о железные трубы большого сечения, можно было сравнить, наверное, с выстрелом артиллерийского орудия.
Одуревшие от анаши ребята, рванули в разные стороны как зайцы: кто ползком, кто на четвереньках. Двое бежали, словно кенгуру - прыжками. Через  арык перемахнули не глядя. Но когда испуг прошел, вновь стали возвращаться на своё место. Те двое, что удрали за арык, подошли к нему и спрашивают друг у друга.
 -Как мы через него перепрыгнули?
Потом один из них отошел метров на пять назад, сделал разбег, и, не добежав до арыка чуть больше метра, подпрыгнул. В конце траектории полета он точно угодил в арык. Стоя по колена в воде он спросил у товарища:
 - Ну, как я умудрился залететь в речку?
Когда первый амбал запрыгнул в арык, вода после его прыжка выплеснулась на землю и намочила глинистую почву. Земля у берега стала мокрой и скользкой.
- Ты знаешь, братан, - произнес оставшийся на берегу, - речка здесь уж больно широкая. Но раз ты упал и намок - перевези меня на другой берег.
Упавший в воду подставил спину, на которую и взгромоздился второй наркоман. И как только первый начал движение, встал на мокрую скользкую глину берега, то сразу поскользнулся и упал в воду. Оба пацана, на коленях, выползли на берег арыка.
Один говорит другому:
- Вот, если бы мы утопли, то завод хоронил бы двоих красивых молодых ребят.
Через некоторое время Анатолий и заведующий вышли во двор, подошли к сантехникам. Один из них, менее подкуривший возмутился:
-  Кто нам только что сломал весь кайф?
-  Ребята, - обратился к ним заведующий фермой, - больше сюда на работу не приходите. Если ещё раз здесь появитесь, весь кишлак будет встречать вас с лопатами и палками. Мне воры и анашисты не нужны! Ни у одного из вас в карманах нет сигарет. У всех у вас только папиросы "Беломорканал". Вы забиваете косяки и дуреете с утра до вечера. А афганцы несут вам анашу в качестве платы за сделанные им водопроводы из наших труб…
Часам к шести вечера Анатолий подошел к коню, угостил его хлебом, посыпанным мелкой солью, надел уздечку, подтянул подпругу и направился домой. Сытый конь дончак-полукровка шёл ходко. Заехав во двор конюшни, доктор услышал гомерический смех двух мужчин. Он до¬носился с северного крыла конюшни, с торцовой его части.
Поставив своего коня в стойло. Анатолий снял уздечку, седло, протер дончака чистой соломой, затем тряпкой. Взял из хурджума офицерскую сумку с документами и пошёл по проходу внутри конюшни на выход с северной стороны помещения. Тихонько, подойдя к самому последнему стойлу, у выхода из конюшни, он увидел, что на чисто выметенном полу сидят конюх Турды и помогавший ему время от времени по работе пожилой мужик. Между ними лежал жженый кирпич, в средней части которого находился медленно тлеющий кусочек древесного угля. На уголь пожилой мужик положил четверть грамма, как тесто, анаши. Она начала медленно сгорать и выделять дым, который спиралевидной струйкой поднимался кверху. У обоих курильщиков в руках были потёртые денежные купюры, скрученные кулёчками. Широкая часть кулёчка заводилась над струйкой дыма, а через тонко скрученную его часть анашист втягивал в себя "ароматную струйку дыма».
Два мужика втягивали в себя дым анаши попеременно. Тут ловили сразу и кайф, и кураж. Своеобразие этого процесса заключалось в том, что дым конопли наркоманы вдыхали через крупную денежную купюру, долго бывшую в употреблении. Облизывать с неё пот и грязь - в этом-то и заключались смак и кураж!
Анатолий долго наблюдал за наркоманами из засады. Когда состояние  их кайфа достигло высшего накала, доктор вышел из укрытия, и с силой ударил своей кожаной офицерской сумкой по доске пола и нырнул в стойло, в свою засаду. Пожилой мужик грудью упал на кирпич, и рубашка его стала гореть от тлеющего древесного угля. Турды, не видя ничего и пребывая в состоянии глубокого кайфа, настолько испугался, что с криком о помощи бросился вдоль конюшни. Он бежал слишком близко от конских стойл, поэтому один конь ударил Турды задним копытом по бедру. Его счастье, что удар получился скользящим.
Анатолий поднял мужика, затушил тлеющую рубашку, растоптал уголь. Потом начал щупать пульс, который очень слабо, но наполнялся. Усадив пожилого мужика в угол, чтобы он не упал, доктор взял свою  сумку и, больше не задерживаясь, пошел домой.
Утром снова на работу. Нужно идти за лошадью. Подойдя к конюшне, Анатолий увидел сидевшего на корточках у ворот конюха, державшего в руке палку. А с другой стороны пожилой узбек точил о камень, сделанный на заказ, красивый нож "полумесяц". "Да, - подумал доктор, - серьёзно приготовились. Но что для спортсмена, человека имеющего разряд по боксу, могут представлять собой эти двое? Навоз!". Анатолий подошел ближе и поприветствовал:
-  Ассалами Аллейкум!
В  ответ услышал произнесенное, слабо прозвучавшим голосом:
-  Ва Аллейкуми Ассалами.
Чтобы как-то завязать разговор, доктор начал о погоде, поинтересовался здоровьем, а потом, глядя на нож, спросил:
-Барашка резать собрались?
Мужик не выдержал спокойствия доктора. Сочно выругавшись по-узбекски, и непременно вспомнив "русскую мать", раздраженно произнес:
-  Это ты вчера сломал нам кайф?
-Ота-отец, я только утром вас видел. А что случилось?
-Ничего! - зло ответил мужик и сплюнул.
Напряженный, трудный, но удивительно интересный вчера выдался день, как будто день анашиста, подумал Анатолий. И пошел забирать из конюшни своего Локая. 
«Ну, неужели, водка, которую наши предки употребляли столетиями, хуже, чем эта зараза? Правда, водку водкой сделал Менделеев более ста лет назад, то есть 40 градусов, и это стало эталоном. Но ведь раньше пили медовуху, брагу, самогон, к которому наш организм адаптирован точно так же, как к уксусу.  А эти люди - умные, красивые, в расцвете сил желают умереть молодыми такой позорной смертью. Они приносят горе родным и вред обществу. Другое дело, когда умирает молодой воин, сражавшийся за свою Родину, за идею, спасая людей, мир - они достойны великого уважения, подражания,  о них слагают песни, пишут рассказы, ими гордятся».
Впоследствии, конюх Турды насыпал коню Локаю грамм пятьдесят сапожных гвоздей в овёс. Не знал он одной маленькой тонкости: губы коня нежнее и чувствительнее, чем пальцы самого лучшего пианиста. Все, до последнего гвоздя, остались на месте, а вот овса в кормушке не оказалось ни зернышка. Но зато первый "завалившийся" конь пошёл в начет конюху. Поняв свою промашку, Турды перешёл на другую работу.
Не поздоровилось и производителям анаши. Они были пойманы в Новосибирске, предводитель их  ходил под кличкой Аксакал. По  просьбе и ходатайству властей, их доставили в свой район.  Торговцы были в солидном возрасте и имели по много детей.
Суд был открытым, судили в колхозном клубе. Судья спросил одного из подсудимых:
- Ну, как, ты осознал свою вину? Будешь ещё выращивать коноплю?
Подсудимый ответил:
- Нет.
- А почему? - спросил судья.
Аксакал ответил:
- Поздно.  Ведь уже тридцать пять дней прошло, она не созреет...
                Анатолий Искаков.